Все на этом маршруте, если двигаться с севера на юг, располагавшееся по левую сторону — города, пригороды, графства и прилегающие к ним земли вместе с герцогством Сполето, — отходило к Карлу, в то время как Людовик получал все, что находилось по правую руку от маршрута: целиком Лигурийское побережье и Тусция, если соответствующие земли не были под папской юрисдикцией. О принадлежности Истрии и Далмации, где пересекались византийско-франкские интересы, включая Венецию, известно так же мало, как и о притязаниях на Равенну и Пента-поль, где встречались папские прелаты и королевские эмиссары.

Намеченный на перспективу политико-сакральный союз короля франков с римским преемником апостола получил свое яркое выражение в документе о разделе, ибо совместная защита церкви и отстаивание папских интересов были объявлены важнейшей задачей общности братьев, сыновей императора. Этому новому элементу соответствовало визирование завещания папой Львом III, который тем самым со своей стороны «обрекал» на союз наследников и преемников Карла. На первый взгляд такое решение вызывает удивление, ибо было бы естественным возложить защиту патримониума апостола Петра на Пипина или его преемника. Однако отношения между папой и франкским правителем считались обширным проблемным полем и фамильной задачей, так что военная защита представлялась лишь отдельно взятым аспектом в системе сложных взаимоотношений, связывавших два и даже три поколения династии с духовной мощью формирующегося Запада.

Новьш моментом было также сужение Австразии и Нейстрии до масштабов прилегающих территорий и обозначение пространства между Сеной и Рейном Францией. Это название начиная с 806 года вошло в официальный языковой обиход. Непривычным было также стремление привязать проведение границ к руслу рек, чтобы таким образом предотвратить вероятные споры или в значительной степени ограничить их в связи с колебаниями прохождения границ. И тем не менее при возникновении споров между братьями по территориальным вопросам в целях примирения рекомендовалось обращаться к bori homines [81] или же использовать «испытание крестом», в котором Карл видел путь к отысканию истины. Эти средства «дознания», особенно Божий суд, могут показаться нам свидетельством беспомощности в основном «бесписьменной» эпохи. Однако в целях сохранения и установления мира они все больше вытесняют анархо-воинственные походы и кампании.

Альтернатива между правом на приращение выживших братьев и правом представления внуков или племянников в зависимости от их пригодности и одновременно решения знати открывала на будущее дифференцированные й и урегулирования преемства, нуждавшиеся в политическом обсуждении, в котором должны были участвовать прежде всего еще открытые элиты «имперской аристократии» (по выражению Герда Телленбаха), знать империи франков. Серьезные разногласия между монаршим решением и взглядами знати выявились впервые только в 838 году, когда аквитанцы против воли Людовика Благочестивого назначили сына скончавшегося Пипина I Людовика преемником королевской власти и тем самым покончили с амбициями его сводного брата Карла.

В любом случае не только в этой сфере непосредственного преемства «новый Константин» проявил себя умным государственным деятелем, искавшим и подготавливавшим соответственные решения, маневрируя между стародавними традициями и новыми явлениями. При этом он сознательно увязывал это с возможностью внесения в них последующих дополнений и изменений. Кроме того, еще пятнадцать последующих разделов текста Карл посвятил данной теме, за которой по праву утвердилось название «положение об исполнении». Дряхлеющий монарх не ограничился конституированием «промежуточной власти» своих сыновей как бы по образцу Святой Троицы в виде братской общины коллективного королевского правления. Для них он одновременно разработал тщательно продуманные директивы и принципы внутренней и внешней программы политических действий.

В этом предусмотренном balance of power (баланс силы власти) между равноправными братьями обращают на себя внимание шансы и риски «процесса огосударствления» на раннем этапе средневековья. Данный процесс, очевидно, не вытекал в далекий от реальности центр шизм. В контексте достаточно прозрачных структур, сосредоточенных в руках одного семейства, существовавшего рядом и вместе с другими, сложился адекватный инструментарий, который обеспечивал совместное житие разных «gentes» (родов) и «nationes» (народов). По крайней мере на взгляд Карла. Поэтому и предписания проникнуты духом внутри- и внешнеполитической стабильности. Запрещается нарушение границ соответствующего территориального образования, а также раздувание внутренних волнений, равно как и ослабление формирующихся пограничных административных округов (например, Остмарк, Фриуль, Испанская марка), которые образовывали своего рода гласис для отдельных элементов империи в целом. Этим дестабилизирующим явлениям должно противопоставить совместное содействие изнутри и активное противодействие угрозе извне.

Остальные главы посвящаются главным образом внутриполитическим проблемам, которые одновременно затрагивают основы персонального королевского правления: отказ в убежище и лишь ограниченный прием беженцев из королевств других братьев в собственное, чтобы не подвергнуть угрозе «мир и согласие» между ними. Равным образом запрещается против воли прежнего господина переход людей от одного короля к одному из его братьев или одному из представителей его знати. К этому запрету добавляются нормативные статьи по регулированию личных уз после кончины императора. Каждый «homo» (вассал) имеет право на получение «beneficia», то есть предположительно ленного надела или только земли в аренду исключительно в пределах территории своего господина и нигде более, «чтобы исключить на этой основе возникновение какого-либо скандала»! Принимая во внимание тот факт, что на протяжении уже нескольких поколений, минуя всякие границы, сложились отношения между именитыми аристократическими семействами, которые и в материальном отношении тесно переплелись друг с другом (так называемая имперская аристократия), этот раздел, надо думать, таил в себе немалую угрозу, хотя его взрывчатость смягчилась последующими вполне естественными компромиссами, ибо унаследованное имущество свободных крестьян, кстати сказать, и замужних женщин оставалось в их неприкосновенной собственности в каждом из трех королевств.

Именитые семейства с их многообразными международными связями, видимо, испытывали материальную заинтересованность в постоянном территориальном переплетении их имущественных и властных взаимоотношений, чтобы и в будущем сохранить и закрепить свою ведущую политическую роль в государственной и церковной жизни. Показательна в этом отношении судьба Етихонов, которые в Эльзасе удостоились герцогского достоинства, а их предок граф Гуго Турский стал тестем императора Лотаря I и вместе с ним отправился в Италию. А вот еще один пример. Семья Хродеганга из Меца, франкского рода из прирейнских центральных провинций. После удачной церковной карьеры в Горце и Лорше выходец из нее по имени Одой обрел королевское достоинство в западной части империи. Не меньшим успехом была отмечена карьера Унруохингеров, которые стали герцогами во Фриуле и были приняты в королевскую фамилию в результате женитьбы Эберхарда, ставшего зятем Людовика Благочестивого. Так же благоприятно сложилась судьба Роргонидов. От связи Рорикона с дочерью Карла Ротрудой родился Людовик, которому была уготована крайне успешная карьера в церкви и при дворе. Поэтому «имперская единая партия», которая в 817 году подтолкнула еще относительно юного Людовика Благочестивого к написанию закона Оrdinatio imperii, по-видимому, состояла не только из представителей высшего духовенства, но и из членов этих семей, по властным притязаниям и материальным интересам которых ударило бы запланированное расчленение империи.

Наряду с этими ограничивающими власть тенденциями Divisio текст указывает на определенные интеграционные устремления, когда заходит речь о брачных союзах между семьями отдельных королевств «во имя породнения соседей». В конце крайне важного документа бросаются в глаза нормы и правила, которые с помощью внутриимперских отношений могут содействовать сохранению мира между правящими семействами. Вместе с тем в упомянутом документе уже проглядывают мрачные времена, окончание которых было ознаменовано закатом империи Карла. Сестры королей, то есть дочери Карла, после кончины отца могут свободно выбрать своим опекуном одного из братьев или же уйти в монастырь. При этом гарантируется их соответственное материальное обеспечение и почетное положение. Не возбраняется им и вступление в брак, если предполагаемый супруг «их достоин», им самим супружеская жизнь по вкусу, а «желание соискателя и дающей согласие женщины выражаются с честью и благоразумием». Почему Карл еще при жизни не выдал замуж ни одну из дочерей, несмотря на все домыслы, так и осталось его тайной.