Мартен повернулся к столу спиной и собрался уходить.

— Но к чему все эти вопросы? — снова обратился к нему русский юноша.

— Еще раз спасибо, — не оборачиваясь, сказал Мартен и вышел.

Отель «Хэмпстед холидей инн», все еще понедельник, 1 апреля, 23.35

Он выключил свет и теперь лежал на кровати, прислушиваясь к шуму ночного города, проникавшему через окно с улицы. Впрочем, стало гораздо тише, чем когда он уходил, и тем более, когда полчаса назад вернулся из бара «У Пентрита». Но тем не менее шум не умолкал ни на минуту, постоянно напоминая о том, что город бодрствует.

Сразу же после того, как Мартен зарегистрировался в отеле, он зашел в гостиничный сувенирный магазин, купил небольшой блокнот и уже сделал в нем первые записи.

Пришедшая в последний момент мысль спросить у маляра по поводу Обри Коллинсона была выстрелом вслепую, но зацепки оставались прежними. И Джин Вермеер был здесь.

Возможно, детективу из Лос-Анджелеса уже позвонил бармен-блондин и сообщил, что человек, приметы которого совпадают с теми, что у него имеются, приходил в бар и расспрашивал про И.М. Он тоже американец, по фамилии Мартен. Или Мартин — черт его знает.

Если это так, то Джин Вермеер уже наверняка предпринимает какие-то действия: например, требует, чтобы коллеги из Скотланд-Ярда прочесали все лондонские отели в поисках человека по фамилии Мартин или Мартен. Сколько времени понадобится им, чтобы позвонить в «Хэмпстед холидей инн» и выяснить, что здесь действительно остановился американец Николас Мартен? Не пройдет и часа, как он постучит в дверь этого номера.

Николас перевернулся на другой бок, пытаясь выбросить из головы события минувшего дня. Наверное, ему вообще не стоило отправляться в этот бар. Даже если Вермеер пришел туда не затем, чтобы найти его, он расспрашивал про И.М. Один этот факт указывал на то, что полиция Лос-Анджелеса не поставила окончательной точки в деле Реймонда, хотя общественности было заявлено обратное.

Мартен и раньше предполагал, что их дорожки с бывшими коллегами могут пересечься. Вермеер не заметил его лишь по счастливой случайности, и это означало, что Мартен должен тщательно обдумывать каждый свой шаг. Они с Ребеккой благополучно добрались до Лондона и находились в начале новой жизни. Мартен просто не мог позволить себе такую роскошь — если это слово вообще употребимо в данном случае — сбивать себя с пути поселившемуся внутри его искусителю и снова вовлечь в смертельно опасную игру. Ради его собственного блага и блага Ребекки он должен пообещать самому себе раз и навсегда выбросить Реймонда и все, что с ним связано, из головы. По той же причине он возносил молитвы о том, чтобы Вермеер не спрашивал о нем бармена, а бармен не расслышал его имени, когда оно было произнесено Клементиной Симпсон.

Мартен посмотрел на стоявшие на тумбочке часы: 23.59.

Завывая сиреной, под окном промчалась то ли «скорая помощь», то ли пожарная машина, и вскоре звук стих вдали, а на смену ему вернулся все тот же неумолчный уличный гул: шум автомобильных двигателей, шуршание шин по асфальту и слившиеся воедино голоса проходящих по тротуару прохожих. Да спит ли когда-нибудь этот Лондон?

Десять дней назад, в пятницу 22 марта, в тот самый день, когда состоялись помпезные похороны детективов бригады 5–2 — Полчака, Ли и Вальпараисо, — Николас Мартен, тогда еще Джон Бэррон, опираясь на трость, поскольку правая нога до сих пор сильно болела, вошел в салон самолета, вылетающего из Лос-Анджелеса в Бостон. Оказавшись там, он пересел на рейс до Монпелье, штат Вермонт, где провел одну ночь.

Рано утром он взял напрокат машину и отправился в маленький городок под названием Коулс-Корнер, где встретился с Хайрамом Оттом — жизнерадостным и похожим на медведя издателем и редактором «Линдонвилл обсервер», местной газеты.

— Его звали Николас Мартен, — сообщил Отт, ведя Бэррона по зеленеющему полю, на котором еще сохранились потемневшие островки нерастаявшего снега. — Не Мартин, а Мартен, через «е». Он родился в тот же месяц и год, что и вы, но вам, я полагаю, это уже известно.

— Да, — кивнул Джон, внимательно глядя под ноги, чтобы ненароком не споткнуться на неровной поверхности.

Его встреча с Хайрамом была организована Дэном Фордом, которого через несколько дней после побоища на товарной станции повысили, сделав собственным корреспондентом «Лос-Анджелес таймс» в Вашингтоне. Сам он, впрочем, считал это повышение ссылкой, в которую его отправили из-за того, что он являлся близким другом опального детектива.

С квартирой проблем не было, а жизнерадостная и общительная Надин чувствовала себя в Вашингтоне гораздо уютнее, чем в Лос-Анджелесе, и вскоре стала преподавать французский на языковых курсах для взрослых. Ее муж тем временем писал о политических баталиях, что разыгрываются на подмостках и за кулисами американской столицы. Однако, несмотря на неразбериху и суету, связанные с переездом в другой город, он не забыл про своего друга и снова помог ему, использовав свои связи, которых у Форда было превеликое множество.

Чтобы Джон Бэррон исчез раз и навсегда, как он этого хотел, ему необходимо было превратиться в другого человека. В иное время и в иных обстоятельствах это не составило бы труда. Бэррон знал в Лос-Анджелесе с полдюжины улиц, где за несколько сотен долларов за считанные минуты можно было бы обзавестись полным комплектом липовых документов, включая свидетельство о рождении, карточку социального страхования и водительское удостоверение штата Калифорния.

Но в том и заключалась проблема, что времена наступили непростые. Все органы власти — от спецслужб до местной полиции и финансовых учреждений — создавали гигантские базы данных, предназначенные для того, чтобы выявлять фальшивые документы. А это означало, что Бэррон должен был подыскать человека примерно своего возраста, с подлинным свидетельством о рождении и социальной страховкой. Причем недавно умершего, чья смерть еще не была засвидетельствована и официально оформлена.

Бэррон понимал: надеяться на то, чтобы найти такого, да еще в сжатые сроки, было не просто наивностью, а подлинным безумием, но Дэн Форд думал иначе. Подобные препятствия только распаляли его азарт. Через электронную почту он незамедлительно разослал во все концы страны послания — журналистские запросы, как он сам это назвал. В них говорилось, что он, дескать, готовит материал о политических махинациях. В статье пойдет речь о людях, которые умерли, но смерть которых по той или иной причине не была зарегистрирована, в результате чего эти «мертвые души» продолжают оставаться в списках для голосования. Иными словами, он готовит статью о подтасовках в ходе выборов.

В полночь на электронную почту Форда пришло послание от его давнего знакомого, Хайрама Отта. Слышал ли он когда-нибудь о Николасе Мартене? Нет? Ну конечно! Людей, которые о нем слышали, можно пересчитать по пальцам. А также тех, кто помнит Неда Мартена, поскольку именно так называл себя он сам.

Незаконнорожденный сын вдовы из Вермонта, Николас Мартен в четырнадцать лет сбежал из дома вместе с бродячей группой рок-музыкантов, стал у них ударником, и с тех пор в родных краях о нем не было ни слуху ни духу. Через двенадцать лет Мартен узнал, что у него рак поджелудочной железы и жить ему осталось считанные недели. Вернувшись домой, в Коулс-Корнер, чтобы перед смертью повидаться с матерью, он узнал, что она умерла.

Одинокий и сломленный, он обратился к единственному человеку, которого знал в Коулс-Корнере, — другу его матери и убежденному холостяку Хайраму Отту. Тот приютил молодого человека у себя и стал искать какой-нибудь хоспис, в котором парень мог бы провести остаток жизни под присмотром врачей и медицинского персонала. Однако этого не потребовалось. Николас умер в гостиной Отта спустя два дня.