Но даже если он прав и эти ребята всего лишь занимаются нелегальной перевозкой людей через границы, они могут оказаться слишком напуганы, чтобы просто дать ему уйти. Разве что это покажется им самым легким способом выпутаться из чрезвычайно сложной ситуации, чреватой смертельным исходом.
Что ж, в его распоряжении не так много средств. Но других просто нет. В конце концов все свелось к двум простым вопросам. Был ли он готов рискнуть собственной жизнью и жизнью Ребекки, пытаясь отгадать истинный род занятий этих людей? А если так, то обладал ли достаточно хорошими актерскими качествами, чтобы разыграть подобный спектакль?
Ответ на оба вопроса был один и тот же.
У него не было выбора.
22
— Хочу говорить. — Мартен громыхнул кулаками в дверь и заорал что было мочи. — Хочу говорить! Хочу дать показания!
Три четверти часа спустя он уже сидел с завязанными глазами в комнате для допросов.
— И о чем же вы хотите нам рассказать? — поинтересовался знакомый гортанный голос. От него, как всегда, густо несло табаком. — В чем хотите признаться?
— Вы хотели знать, почему я присутствовал на ужине в Давосе. Вы спрашивали, кто такая Ребекка. Оба раза я солгал, потому что пытался защитить ее. На фотографии в моем бумажнике она совсем не такая, какой выглядит сейчас. Я был в Давосе по личному приглашению царевича. Ребекка мне не подружка. Она моя сестра. И официально ее зовут Александра Елизавета Габриэлла Кристиан. Она невеста царевича и должна выйти за него замуж сразу же после его коронации.
— Если это правда, то почему же вы не признались раньше? — Голос дознавателя был спокойным, даже каким-то равнодушным.
Мартен не мог позволить себе отвлекаться на психологические объяснения и описание собственных мотивов. Ему нужно было просто гнуть свою линию, а потому он вернулся к тому, с чего начал:
— Я боялся, что вы попытаетесь использовать меня в качестве члена царской семьи. Поймете, что меня можно использовать в политических целях. Придумаете, как мною манипулировать. Даже убьете меня, если это как-то способствует вашим целям.
— Мы можем сделать с вами все, что захотим. Точно так же, как и раньше. — Голос оставался ровным и бесстрастным. — Чего вы пытаетесь добиться, говоря нам все это сейчас?
Мартен предвидел этот вопрос. Тут предстояло совершить осторожный маневр и перенести давление с себя на дознавателя.
— То, чего я пытаюсь добиться, соответствует не только моим интересам, но и вашим.
— Моим? — Дознаватель выдавил из себя злобный смешок. — Так ведь это вы связаны, и на ваших глазах сейчас повязка. Это ваша жизнь висит на волоске, а не наша.
Мартен в душе довольно улыбнулся. Собеседник был не только озадачен, но и несколько уязвлен, значит, оказался в позиции обороняющегося. Как раз этого Николас и добивался.
— Я тут у вас уже долго сижу. Слишком долго.
— Ближе к делу! — рявкнул дознаватель. Теперь он был откровенно раздражен. Тем лучше.
— Дни летят. Дата коронации Александра Романова все ближе. А его будущий шурин запропастился куда-то. Ищут-ищут, а найти не могут. Между тем ни семейная жизнь, ни само положение монарха от такой ситуации не выигрывают. Будущий царь нервничает, злится.
Мартен опасался, что на этом месте дознаватель спросит, а почему же о его исчезновении не пишет пресса. Но тот не спросил. Сам-то Николас давно задавался таким вопросом. Оставалось предположить, что Александр распорядился замять это дело. И, как видно, замяли.
— Поскольку от меня нет никаких вестей, тело мое до сих пор не найдено, а в мире очень неспокойно, — продолжил он, — наследник престола и его люди наверняка думают, что меня похитили. По их мнению, тот, кто это сделал, дожидается коронации, чтобы совершить какой-нибудь теракт с моим участием. А такого они допустить не могут.
Как вы, должно быть, знаете, у царевича есть личная охрана, которая называется Федеральной службой охраны, или сокращенно ФСО. Она состоит из бывших спецназовцев, и руководит этой службой очень способный человек, которого зовут полковник Мурзин. Не может быть никакого сомнения в том, что они разыскивают меня. И можете быть уверены, что к настоящему времени к ним присоединились другие российские спецслужбы, действующие очень квалифицированно и убедительно.
Вам не придется долго ждать, прежде чем они найдут вашу дверь. И когда они вышибут ее, вы убедитесь, что это люди серьезные, неулыбчивые. — Николас выдержал паузу, давая собеседнику возможность подумать над услышанным, но не слишком долго.
— В общем, счетчик стучит. Кольцо вокруг вас смыкается. На вашем месте я бы собрал своих людей и дал деру подальше от меня и этого места. Куда-нибудь подальше.
Наступило долгое молчание. Потом послышалось характерное похрустывание пальцев. По-прежнему не проронив ни слова, Мартена отвели вверх по лестнице в его комнату. Повязку с глаз сняли. Он сидел в темноте, не зная, чего ожидать. Прошел час, другой. В душу начало закрадываться сомнение, а не ошибся ли он в своих расчетах. Не исключено, что как раз сейчас дорабатывается какой-нибудь страшный сценарий, где ему отведено не последнее место. И скоро его переправят в какое-нибудь террористическое логово, где с ним начнут творить такое, о чем и подумать страшно.
Миновал еще час. Затем послышались шаги людей, поднимающихся по лестнице. Судя по всему, их было четверо. Еще пара секунд — и дверь распахнулась. Ему завязали глаза, связали сзади руки. Пошли вниз по лестнице: один марш, другой, потом еще два. Стукнула открываемая дверь, и лицо овеял холод.
Его пихнули в спину. Кто-то надсадно крякнул, и его подсадили куда-то, наверное, в кузов грузовика. Таким же образом его везли сюда. Он задержал дыхание, ожидая, что его повалят и закатают в ковер. Однако вместо этого послышался хриплый голос дознавателя.
— Помилуй тебя Бог.
Люди отошли. Дверцы кузова захлопнулись, и кто-то навесил на них снаружи замок. Заурчал двигатель и грузовик двинулся с места.
23
Когда машина начала набирать скорость, у него заныло сердце. Секунд через двадцать поехали чуть медленнее, но внутри опять похолодело, поскольку водитель совершил резкий поворот. Потом еще раз. Где он находится? И куда его везут? У него не было ни малейшего представления. Но имеет ли это какое-нибудь значение? Достаточно было слов дознавателя, от которых пошел мороз по коже.
«Помилуй тебя Бог» — это был смертный приговор. Он полностью ошибся в предположениях об этих людях. Пытаясь перехитрить их, он лишь перехитрил самого себя и вручил им большой приз, больший, чем они могли ожидать. А теперь находится на дороге в ад. В эти жестокие времена довольно многие становились военными трофеями, и их судьба была ему хорошо известна.
Не приходилось сомневаться в том, что через несколько часов его передадут какой-нибудь неизвестной группировке. Его начнут допрашивать, затем пытать — до тех пор, пока не заставят сделать нужное им политическое заявление. А в конце концов убьют. Все это, скорее всего, будет исполнено перед видеокамерой, с тем чтобы размножить запись и разослать копии нужному числу телекомпаний, газет, радиостанций. Копий должно быть достаточно, чтобы мир убедился, какая жестокая и беспощадная сила ему противостоит.
Если Ребекка увидит это, то ее рассудок не вынесет ужаса. И она опять станет такой же, какой была в Лос-Анджелесе. Одному Господу известно, как прореагирует на это Александр с его полностью расшатанной психикой.
«Помилуй Бог…»
Мартен пытался блефовать. А они взяли да и приняли вызов. И вот он заперт в крытом кузове грузовика, связанный и ослепленный. Ничем не лучше животного, которое везут на бойню. И, подобно животному, ничего не может сделать, чтобы изменить свою судьбу.
По его расчетам, ехали примерно час. Притормозили, резко свернули вправо и проехали еще где-то милю. Последовал еще один поворот направо, а потом налево; затем грузовик остановился. Раздались голоса и стук дверей. Кажется, приехали. Он напрягся, когда створки двери кузова распахнулись и, судя по топоту, двое залезли внутрь. Их руки подхватили его и вышвырнули наружу. Так Мартен оказался на земле.