— Тот самый нож. Большой, испанский. Который пропал из сейфа Фабиана Кюртэ.

— Мартен?

— Он самый.

— Матерь божья, так вас же убили! То есть все так думают. — Оглянувшись по сторонам, Коваленко сошел с дорожки. Мимо проехал грузовичок парковой службы. — Так что же произошло? Как вы остались живы?

— Мне нужна ваша помощь.

— Где вы сейчас?

— В баре, в Гамбурге. Мы можем встретиться?

— Не знаю даже. Попытаюсь.

— Когда? — настойчиво поинтересовался Мартен.

— Перезвоните мне через час.

Аэропорт Фульсбюттель. Гамбург, Германия. Тот же день — среда, 2 апреля, 17.30

Мартен увидел Коваленко выходящим вместе с другими прибывшими рейсом «Люфтганзы». Отделившись от толпы пассажиров, тот направился к стойке кафе-бара, где была назначена встреча. Русский озирался в поисках старого знакомого. Но Мартен не сомневался в том, что останется неузнанным. У него не только отросла борода, делавшая его похожим на самого Коваленко. Потеряв около пятнадцати килограммов, он стал по-настоящему тощ. К тому же за несколько часов, остававшихся до прибытия рейса, сменил наряд, избавившись наконец от потрепанного смокинга. Потратив 160 евро из своего «золотого запаса», Мартен купил по дешевке коричневый вельветовый костюм, хлопчатобумажную рубашку и темно-синий свитер и обрел профессорский вид. Двое ученых мужей встречаются в аэропорту за чашкой кофе. Обычное дело.

Коваленко вошел в бар. Подошел к стойке, купил себе кофе и сел за столик в глубине зала, поближе к стене. Достал газету. В следующую секунду за соседний стол неслышно опустился Мартен.

— Эй, товарищ, — тихо произнес он по-русски.

— Товарищ… — Коваленко пристально вглядывался в него, словно желая удостовериться, что имеет дело не с призраком. — Но как же?.. — пробормотал он наконец. — Как вам удалось спастись? Почему вы здесь? И где были несколько недель?

Десять минут спустя они уже ехали автобусом по маршруту аэропорт — город, взяв курс на Гауптбанхоф, главный железнодорожный вокзал Гамбурга. А через четверть часа Коваленко ввел своего спутника в ресторан Петера Лембке, что на Эрнст-Меркштрассе.

Лишь когда они выпили по второму бокалу пива и подоспел суп из угря, Коваленко смог услышать ответы на свои «как», «почему» и «где». Во всяком случае, то, что Мартен ясно помнил. Он рассказал о девочке, нашедшей его в снегу, о семье беженцев, о «перевозчике», о Роттердаме, о поездке в грузовике закатанным в ковер, об одиночном заключении в темных каморках, об ужасе допросов, проводимых людьми, которых так и не смог увидеть в лицо… Он по-прежнему не знал, кто это был и где его держали.

Мартен рассказал о телепрограммах, которым, казалось, не было конца. О том, как увидел Ребекку и Александра вместе с ее биологическими родителями в Дании, с королевой английской и президентом Соединенных Штатов. Как увидел изуродованный остов машины, в которой погиб Питер Китнер. На этом месте Мартен вынул конверт, полученный от похитителей, и передал его Коваленко.

— Откройте, — попросил он.

Коваленко выполнил просьбу. В его руках оказалась изящно оформленная карточка с покоробившимися краями.

Мартен следил за выражением лица русского.

— Второе меню, — продолжил Мартен. — На обратной стороне. Обратите внимание на нижний правый угол.

Коваленко снова повиновался. Изучил указанное место и удивленно хмыкнул. Микроскопическим, едва различимым шрифтом там было набрано: «Г. Лоссберг, наборщик высшего класса. Цюрих».

— Вдова Лоссберга говорила, что ее покойный муж всегда сохранял копию того, что печатал. — Николас смотрел в глаза своему собеседнику. — Но когда пошла искать это меню, не нашла ничего. И еще она сказала, что нужно было отпечатать ровно двести экземпляров — ни больше ни меньше, а набор после рассыпать, все следы уничтожить. Лоссберг и агент по продажам Жан-Люк Вабр были добрыми приятелями. А речь шла о крупной новости. Не могло ли случиться, что Лоссберг отдал свою единственную копию меню Вабру, а тот, в свою очередь, собирался передать ее Дэну Форду? Александр не мог допустить огласки того, что сам намерен стать царем, до того как Китнера представят семье Романовых. Только потом, уже став престолонаследником, Китнер должен был отречься от престола.

— И каким-то образом через связи в Цюрихе, — продолжил мысль Коваленко, — он узнаёт о поступке Лоссберга. Он пускает своих людей по следу Вабра или устанавливает прослушку его телефона. Или и то и другое вместе. А когда Вабр идет на встречу с Дэном Фордом, чтобы передать ему меню, его там уже поджидает наш герой.

Николас подался вперед:

— Я должен забрать у него Ребекку.

— Вы хоть сознаете, что произошло за эти несколько недель? Вы понимаете, в какую важную птицу он превратился?

— Еще бы не понимать…

— Понимаете, да только, боюсь, не до конца. В России он теперь звезда, властитель дум, полубог. И она тоже.

Мартен повторил медленно и упрямо:

— Я должен забрать у него Ребекку.

— Он постоянно окружен людьми из ФСО. Мурзин стал его личным телохранителем. Это все равно, что пытаться отнять жену у президента Соединенных Штатов.

— Она ему не жена. Пока.

Коваленко накрыл ладонь Мартена своей ладонью.

— Эх, товарищ, а согласится ли она уйти от него? Даже если вы очень попросите. Ситуация-то нынче совсем другая.

— Согласится, если я приду к ней и расскажу ей в глаза всю правду о нем.

— «Приду к ней»? Да вас и на милю к ней не подпустят — тут же сцапают. Не говоря уже о том, что вы сейчас здесь, а не в Москве.

— Поэтому мне и нужна ваша помощь.

— Что же я должен сделать? У меня на службе и так положение шаткое. А чтобы выйти на такой уровень…

— Достаньте мне сотовый телефон, сделайте паспорт и какую-нибудь визу, лишь бы можно было въехать в Россию и выехать. Если нужно, документы пусть будут на мое имя. Понимаю, что это опасно, но таким образом можно без особых сложностей восстановить мой американский паспорт. Так и проще, и быстрее. — Для Мартена Коваленко во многом до сих пор оставался загадочной личностью, но сомнений в том, что русский обладает широкими возможностями, почему-то не было.

— Вы же теперь числитесь в мертвых.

— Тем лучше. Я не единственный человек на свете, которого зовут Николас Мартен. Скажем так, я специалист по ландшафтной архитектуре из Манчестера, который желает изучить устройство лучших парков по всей России. Если кто-нибудь захочет проверить, то столкнется только с неразберихой. Той самой, которая способна нам помочь. Я мертв. Я не тот, за кого меня принимают. Я преподаватель, а не студент. Никто ничего не сможет выяснить наверняка. Университет — это настоящие бюрократические джунгли. Люди приходят, уходят, постоянная текучка. Чтобы докопаться до сути, могут потребоваться дни, а то и недели. Но нет гарантии, что даже тогда все разъяснится до конца. — Николас, не мигая, опять смотрел собеседнику в глаза. — Вы сможете сделать то, о чем я вас прошу?

— Я… — замялся Коваленко.

— Вспомните, Юрий, он ведь еще мальчишкой убил своего брата, а став мужчиной, убил отца.

— Вы это про взрыв машины, в которой погиб сэр Питер?

— Да.

— И вы думаете, что это дело рук Александра?

— Нетрудно догадаться.

Коваленко оцепенело смотрел на Мартена. Он поднял глаза, лишь когда к ним подошел официант.

— Действительно, отгадывать нетрудно. — Коваленко навалился грудью на столик и понизил голос: — Было использовано сложное взрывное устройство, и таймер был российского происхождения. Расследование идет ни шатко ни валко. Но все это еще не повод утверждать, что преступление совершил или подготовил Александр.

— Если бы вы видели его глаза там, на мосту, над виллой, когда он пытался убить меня, если бы видели нож и то, как он им ловко орудовал, то у вас не осталось бы вопросов. Он теряет контроль над ситуацией, у него почти не остается возможностей. Именно об этом мы с вами думали при виде Дэна, которого доставали из реки. И когда мы увидели, что он сделал с Вабром. То же самое произошло и с Лоссбергом в Цюрихе.