Скрип!

Затем звук повторился, причем громче. Казалось, что кто-то медленно приближается к кухне, в которой стоял Бэррон. Он бесшумно вынул кольт из кобуры, скользнул к дверному проему и встал рядом с ним, прислонившись спиной к стене. Подняв пистолет и затаив дыхание, Бэррон прислушивался, но тишину больше ничто не нарушало. Он был бесконечно измучен — усталостью, побоями Полчака, собственными переживаниями. Его нервы были подобны натянутым струнам. Может, от всего этого у него уже начались слуховые галлюцинации? Может…

Скрип!

Нет, там определенно кто-то был!

Внезапно в дверном проеме он заметил какое-то движение, рванулся вперед, вытянул руку, и его пальцы впились в чье-то запястье. Он автоматически рванул его на себя и оказался лицом к лицу с…

— Ребекка?!

Сердце стучало в его груди, словно паровой молот. Джон отпустил руку сестры, и перепуганная насмерть девушка отшатнулась.

— Господи боже! Извини, родная! Прости меня ради бога!

Бэррон сунул пистолет в кобуру, обнял сестру и нежно прижал к себе.

— Все хорошо, милая, — шептал он, пытаясь успокоить ее, — все в порядке.

Он умолк только после того, как Ребекка подняла на него глаза и улыбнулась. Несмотря на испуг, несмотря на старые джинсы, майку и поношенные кроссовки, она была столь же хрупкой и прекрасной, как всегда.

Девушка умела читать по губам и отвечать на простые вопросы, поэтому Джон спросил:

— Ты в порядке?

Ребекка кивнула, изучая взглядом лицо брата.

— Почему ты приехала?

Она ткнула пальцем ему в грудь.

— Из-за меня? А как ты сюда добралась?

— «Автобус», — беззвучно произнесла она одними губами.

— А ты сказала о том, что уезжаешь, сестре Рейносо или доктору Фланнери?

Отрицательный жест, а затем она нежно погладила его щеку. От прикосновения он поморщился — лицо по-прежнему нещадно болело — и повернулся к зеркалу, чтобы взглянуть на себя. Полчак потрудился на славу. Левый глаз тонул в безобразном черно-фиолетовом синяке, нос покраснел и опух. То же самое произошло с верхней губой. Правая щека больше напоминала грейпфрут.

Он снова повернулся к Ребекке, и взгляд наткнулся на автоответчик. Что, если сейчас позвонит Реймонд, и ему придется что-нибудь предпринимать? Или, того хуже, вдруг неуловимый беглец заявится до приезда машины прикрытия? Нет, Ребекка сейчас не должна находиться здесь!

23.02

Пятница, 15 марта, 0.15

Чтобы довезти Ребекку до пансионата, проводить ее в комнату и вернуться домой, Бэррону понадобилось немногим более часа. И вот теперь — второй раз за последние два часа — он повернул за угол в конце улицы и поехал вниз по склону холма, минуя темные здания, в направлении своего дома.

«Автобус», — произнесла Ребекка одними губами, когда брат спросил ее, как она добралась до его дома. Ответы на остальные его вопросы она дала с помощью ручки и блокнота уже в машине, когда он вез ее обратно в пансионат. В то утро, когда он приехал навестить ее, девушка поняла, что произошло что-то очень плохое — таким он был грустным и встревоженным. Это не давало ей покоя весь день. Наконец она изнервничалась до такой степени, что решила отправиться к нему, желая убедиться, что с ним все в порядке, и, никому ничего не сказав, ускользнула из-под надзора сестер. Она просто вышла из пансионата и села в автобус. Водителю она показала бумажку с адресом брата, и тот любезно помог ей найти его. Все оказалось очень просто: одна-единственная пересадка, а потом — короткая десятиминутная прогулка пешком.

Попасть в дом также не составило труда. Переехав сюда, Джон вручил сестре вторые ключи. Это был своего рода жест: Ребекка должна была знать, что, хотя она и живет в пансионате, двери этого дома всегда открыты для нее.

Обнаружив, что брат еще не вернулся, она решила посмотреть телевизор, прилегла на диван и вскоре уснула, а когда проснулась, увидела, что в кухне горит свет. Она не хотела напугать его и приехала лишь потому, что он — ее брат и она волновалась за него.

Впереди, за два дома от его подъездной дорожки с бугенвиллеями, Бэррон увидел полицейскую машину без опознавательных знаков и с потушенными фарами. Она была припаркована у тротуара. Замедлив ход, он остановился напротив нее и опустил стекло. За рулем сидел Чак Гримсли, молодой детектив, с которым он в течение некоторого времени работал в убойном отделе. Напарником Гримсли оказался пожилой детектив Джин Вермеер, которого совсем недавно Бэррон видел в доме Рыжего.

— Ну, — осведомился Бэррон, — все спокойно?

— Пока да, — ответил Гримсли.

— Спасибо, что приехали.

— На здоровье, — ледяным голосом откликнулся Вермеер, наградив его непроницаемым взглядом.

— Что это с тобой? — спросил Гримсли, разглядывая распухшее и покрытое синяками лицо Бэррона.

— Красотища, я знаю, — неопределенно ответил тот.

— Жаль, что Хэллоуин давно прошел, — вставил Вермеер. Казалось, он жалел, что кровоподтеки на лице молодого человека не были делом его собственных рук.

Джон сделал вид, что не заметил враждебности, сквозившей в голосе детектива-ветерана.

— Наткнулся на уличный фонарь, — отшутился он. — Ладно, ребята, мне нужно поспать, так что я — домой. Вы здесь на всю ночь?

— Если только не начнется третья мировая, — усмехнулся Гримсли.

— Никогда не знаешь наперед. — Вермеер холодно посмотрел на него и откинулся на сиденье.

Бэррон выдавил из себя вымученную улыбку.

— Еще раз спасибо.

0.20

Он повернул ключ в замке, вошел внутрь, включил свет в кухне и закрыл за собой дверь, повторив все эти действия в той же последовательности, как и полтора часа назад. На автоответчике по-прежнему светилась красная «тройка». Поскольку он не стирал предыдущие сообщения, это означало, что новых за время его отсутствия не поступало. Где бы ни находился Реймонд, чем бы он сейчас ни занимался, он так и не перезвонил.

У Джона не осталось ни сил, ни желания сидеть и дожидаться дальнейшего развития событий, поэтому он направился прямиком в спальню.

Вытащив из кобуры кольт, он положил его на тумбочку рядом с будильником, разделся и прошел в ванную комнату. Оглядев себя в зеркале, Бэррон второй раз за сегодняшний вечер «восхитился» работой Полчака. Его, как и любого другого полицейского, учили отражать подобные нападения, но когда тебя атакует твой же коллега?

Что все-таки заставило заслуженного детектива наброситься на него? Долгие годы работы в убойном отделе, в течение которых он сталкивался со смертью во всех ее проявлениях, в том числе и самых жутких? Или то, что Рыжий, возможно, был для него ближе, чем даже жена и дети? Или эмоциональное истощение, или сочетание всех этих факторов? Как бы то ни было, Бэррон и раньше замечал в нем проблески безумия. Это радостное возбуждение, с которым детектив чуть ли не ласкал свой дробовик в гараже, куда они пришли за Донланом. А подлинное ликование, когда он схватил уже закованного в наручники преступника, зная, что Вальпараисо сейчас убьет его. Как хладнокровно и деловито снял с уже мертвого Донлана наручники и вложил в его ладонь пистолет! А чего стоил полный ненависти взгляд, которым он смотрел на Бэррона в кабинете, обвиняя его в смерти Рыжего.

Вот почему Бэррон не попытался отразить нападение Полчака и не дал ему сдачи. Это могло бы стать последней каплей, и в результате одному из них непременно пришлось бы погибнуть.

Морщась от боли, Джон почистил зубы, погасил в ванной свет и вернулся в спальню. Взяв с тумбочки пистолет, он проверил его магазин, положил обратно и забрался в постель. Протянув руку к лампе, выключил свет и лежал в темноте, пытаясь не думать о событиях сегодняшнего дня и призывая спасительный сон.

Натянув одеяло, он со стоном перевернулся на бок и свернулся клубочком, словно маленький ребенок. Сон — вот и все, что было ему нужно в эти мгновения. Последним, что он увидел сквозь слипающиеся веки, были мерцающие в темноте цифры на панели электронного будильника: 0.32.