Потом передача перенеслась туда, где девочка якобы провела детские годы, — в Коулс-Корнер, штат Вермонт. Александр прекрасно знал, что она выросла в Лос-Анджелесе под именем Ребекки Бэррон, но мудро предпочел выдать за правду сказку о ее детстве в Вермонте. И уловка прекрасно сработала. Эту версию подтвердили в интервью по меньшей мере полдюжины жителей городка. Все до единого вспомнили маленькую Ребекку и ее братика Николаса. Это было просто поразительно. Складывалось впечатление, что людей хлебом не корми — дай только поучаствовать в гигантской мистификации, настолько бойко каждый сыпал личными воспоминаниями о девчонке из этого города, которой выпала судьба стать русской царицей. Чего и кого тут только не было — школьные танцульки, парады на День независимости США, друзья и подружки, а в довершение ко всему учительница, которая в третьем классе помогала ей с чистописанием: «Боже, это был кошмар, а не почерк».

Присутствовали даже кадры, снятые на маленьком семейном кладбище при старой ферме Мартенов. Телерепортер стоял над безымянной могилой, в которой Хайрам Отт похоронил настоящего Николаса Мартена. Такому сюжету позавидовал бы сам Альфред Хичкок. Все полностью соответствовало законам жанра, вплоть до «ударного» финала: репортеру, который допрашивал представителя мэрии города Коулс-Корнер относительно учебных заведений, которые посещала Ребекка, было сказано, что несколько лет назад горсовет сгорел дотла, а вместе с ним и городской архив. Так что и бумаги школьного управления превратились в пепел. Между прочим, в одном здании с горсоветом размещалась пожарная команда.

Тут уж Николас Мартен, вернее, человек, сидевший под этим именем в плену, сдержаться больше не мог. Стены темной комнатушки огласились громким смехом. Он смеялся до слез, до колик в животе.

Но это произошло несколько дней назад. А с тех пор об Александре и Ребекке не было ни слуху ни духу. Выпуски новостей казались скучными и состояли из сплошных повторов. Мартен чувствовал, что сходит с ума.

В миллионный раз пошел саундтрек «Острова Гиллигана», и он внезапно осознал, что больше этого не вынесет. Все, что угодно, — только не телевизор! В темноте можно было хотя бы прислушиваться к звукам города, который жил за стенами обычной размеренной жизнью. Гудки. Шум машин. Дети играют. Мусоровозы собирают мусор. Время от времени кто-то ругается по-немецки.

Он порывисто шагнул к телевизору, чтобы выключить его. И тут вместо «Острова Гиллигана» на экране появился ведущий выпуска новостей, быстро заговоривший по-немецки. Мартен расслышал имя Питера Китнера. Камера перенеслась из студии на обочину сельской дороги где-то в Англии. Под кадрами выскочил субтитр с обозначением места: «Хенли-на-Темзе». Полиция и спасатели суетились вокруг покореженного кузова взорвавшегося «роллс-ройса». В переводе необходимости не было. Мартен понял немецкого ведущего почти дословно: в результате взрыва машины погибли пятеро. Самый известный из погибших — сэр Питер Китнер, медиамагнат и бывший наследник русского престола, поскольку является внуком царя Николая, сыном спасшегося царевича Алексея. Вместе с Китнером погибли его жена Луиза, кузена короля Испании Хуана Карлоса, их сын Майкл, который должен был унаследовать медиаимперию Китнера, а также некий доктор Джеффри Хиггс — водитель и телохранитель Китнера.

— Боже, он и их убил, — охнул Мартен, с трудом веривший тому, что слышал.

Ужас быстро перерос в ярость.

— Реймонд! — прорычал он, отвернувшись от экрана.

Мало того что этот человек убил Рыжего, Йозефа Шпеера, Альфреда Нойса, Хэллидея, Дэна Форда, Жан-Люка Вабра и цюрихского печатника Ганса Лоссберга. Александр-Реймонд вновь взялся за собственную родню, уничтожив на сей раз своего отца — так же, как когда-то сводного брата. А если у него окончательно поехала крыша и его следующей жертвой должна стать Ребекка?

О таком нельзя было даже думать. Но он знал: нужно что-то делать, причем быстро.

Мартен еще раз прошелся из угла в угол. Сейчас он думал о тех, кто держал его в неволе. Кто они? Кем могут быть? Что ими движет? Необходимо было нащупать слабое звено в цепи, то, что ранее ускользало от внимания, то, чем можно было бы воспользоваться. Иными словами, уязвимое место. Восстанавливая в памяти прошлое, он анализировал поведение этих людей с того момента, как они захватили его в Роттердаме. Явно бросалось в глаза одно — то, над чем он размышлял и ранее. При всей интенсивности допросов и полнейшей изоляции, в которой его держали, они никогда не прибегали к серьезному физическому насилию, если не считать отдельных тычков и затрещин. Их тактика сводилась к тому, чтобы просто допрашивать его, а потом помещать в темную одиночку. А дальше пусть сам мучится — собственный разум будет пытать его не хуже, чем тюремщики. Оставалось только гадать, почему ему принесли телевизор. Возможно, из гуманных соображений. А может, по какой-то другой, совершенно не известной ему причине. Но факт оставался фактом: его не истязали, кормили, обеспечили туалетом и маленькой ванной. Все это наталкивало на мысль о том, что ему приходится иметь дело вовсе не с террористами и не с контрабандистами наркотиков. Скорее, это были дельцы, которые, подобно «перевозчику», промышляли контрабандой живого товара. К этому времени они, должно быть, убедились, что их пленник не такой уж богатый улов, как казалось поначалу. Вот и раздумывают, что с ним делать дальше.

Была ли в этом опасность? Несомненно. Перемещение лиц без надлежащих документов между странами, да к тому же в условиях повышенной террористической опасности, — это абсолютно противозаконный и очень рискованный бизнес. Ведь заниматься этим приходится в то время, когда взаимодействие между правоохранительными органами разных государств находится на беспрецедентно высоком уровне. Такие дела не делаются без крепких связей с организованной преступностью. Значит, эти дельцы боятся не только полиции, но и гангстеров, которым платят за обеспечение защиты.

Он был вполне уверен, что с ним обращались так, считая его добычей, на которой можно неплохо поживиться, в том числе продемонстрировать собственную силу и влияние. Одновременно не вызывало особых сомнений то, что в случае, если для похитителей запахнет жареным и полиция подберется к ним слишком близко, его просто прикончат и выбросят на ближайшую свалку.

Впрочем, если это контрабандисты «живого товара», значит, работают только из-за денег. Для таких особей не присущ железный фанатизм террористов или кровожадность убийц, которые руководят наркотрафиком.

Следуя этой логике, можно было предположить, что больше всего на свете эти люди боятся попасться. Прежде всего правоохранительным органам, если оставить за скобками возможность конфликта с организованными преступными группировками. В таком случае, может быть, имеет смысл раскрыть то, что он до сих пор так тщательно оберегал, — рассказать им, кто такая на самом деле Ребекка, и поинтересоваться, как они представляют себе собственное будущее, если выяснится, что у них сидит взаперти шурин будущего царя России. Можно спросить их, что случится, если об их проделках донесут личной царской охране. Возможно даже, упомянуть полковника Мурзина в подтверждение того, что он знает, о чем говорит. А чтобы нагнать на этих ребят еще больше страху, намекнуть, что Мурзин может передать их российской Федеральной службе безопасности — наследнице советского КГБ. Тогда у них окончательно отпадут сомнения по поводу печального исхода. Даже если их не убьют всех сразу, по голове точно не погладят. В КГБ гуманными методами никогда не отличались.

Конечно, такой подход обещал лишь минимальные шансы на успех. За исключением нескольких имен, которые он может вскользь упомянуть, и известного им факта, что он побывал на ужине в честь царевича, ему было нечем подкрепить свою угрозу. Это был чистейшей воды блеф. А если он ошибся в своих предположениях и его похитители на самом деле являются террористами или торговцами наркотиками? В таком случае, едва услышав от него правду о Ребекке, они получат подтверждение, что ни на секунду не заблуждались, видя в своем пленнике крупную рыбу. Тогда-то он точно окажется в гораздо худшей ситуации, о которой лучше даже не думать.