Рано утром следующего дня, воскресенья 17 марта, чувствуя себя как на иголках, Бэррон позвонил доктору Джанет Фланнери и попросил приехать к нему в больницу. Она появилась около полудня, помогла ему сесть в кресло-каталку и вывезла его во двор. Разговор, разумеется, касался Ребекки.

— Она делает огромные успехи, просто потрясающие! Хотя и не без труда, она уже говорит и отвечает на вопросы. Однако ей дают много препаратов, у нее то и дело меняется настроение. Она то впадает в прострацию, то закатывает истерики и постоянно зовет вас. Она обладает внутренней силой и очень ясным умом, но если мы не будем проявлять осторожность, все может пойти насмарку и она снова окажется в том состоянии, из которого только что выбралась.

— Доктор Фланнери, — негромко, но с нажимом проговорил Бэррон, — нам с Ребеккой необходимо уехать из Лос-Анджелеса, причем срочно. Но не в Орегон, не в Вашингтон и не в Колорадо, как я говорил вам до этого, а гораздо дальше — в Канаду или даже в Европу. Но какое бы место назначения мы ни выбрали, я хочу знать, как скоро мы сможем предпринять столь длительное путешествие.

Доктор Фланнери изучающе смотрела на молодого человека. Она помнила их предыдущий разговор, настойчивость, с которой он убеждал ее в необходимости их с сестрой отъезда. Сейчас же она видела, что он по-прежнему одержим идеей покинуть город как можно скорее, но теперь это желание граничит с отчаянием.

— Если все пойдет хорошо, Ребекка сможет поехать с вами… самое раннее через две недели, но сразу же после того, как вы доберетесь до места, лечение будет необходимо продолжить. — Женщина встретилась с ним глазами. — Детектив, вы должны уяснить одну вещь: Ребекка нуждается в том, чтобы ее очень аккуратно и заботливо вели. Именно по этой причине я вынуждена задать вам вопрос: чем продиктовано ваше желание уехать?

Бэррон задумался, не зная, что ответить. Наконец, решив, что в одиночку ему все равно не справиться, он спросил доктора Фланнери, может ли он говорить с ней как пациент, поскольку в этом случае их будет связывать врачебная тайна и никто не сможет заставить ее нарушить профессиональный долг и пересказать их разговор.

— Когда?

— Сейчас.

— Возможно, вам лучше посоветоваться с другим врачом.

— Нам с Ребеккой угрожает реальная опасность, и время в сложившейся ситуации играет решающую роль. Кроме того, — продолжал Бэррон, — вы знаете все о Ребекке, а я давно знаю вас и, главное, доверяю вам.

Наконец она согласилась и откатила коляску с Бэрроном в дальний угол двора, где их никто не мог слышать. Там, в тени огромного дерева, он рассказал ей все: про бригаду, про казнь Фрэнка Донлана, о том, как Реймонд застрелил Рыжего, о своей драке с Полчаком, о том, что произошло в автомастерской после того, как они арестовали Реймонда, а затем о драме, разыгравшейся на товарно-сортировочной станции. А закончил он информацией, полученной от шефа полиции Харвуда.

— Мы должны уехать из Лос-Анджелеса — как можно дальше и как можно скорее. Новые документы для нас я достану, но в другом мне без вашей помощи не обойтись. Куда мы можем отправиться, чтобы Ребекка могла продолжать лечение и чтобы люди из полицейского управления не последовали за нами? Мне нужно выяснить это, не привлекая к себе внимания, и я прошу вас помочь мне. Это должно быть отдаленное место, где мы с Ребеккой могли бы начать новую жизнь.

Доктор Фланнери молча смотрела на своего собеседника — размышляла о том, что ему нужно, и взвешивала свои возможности. Наконец она прервала паузу:

— Для начала, детектив, скажу вам следующее. Если вы начнете жить под другими именами и фамилиями — и вы, и ваша сестра, медицинская страховка, которой она сейчас пользуется, перестанет действовать. Если, конечно, вы не хотите оставлять за собой бумажный след.

— Нет, никаких бумажных следов!

— Но вы должны понимать: куда бы вы ни отправились, лечение Ребекки будет весьма дорогостоящим, по крайней мере вначале, когда она будет нуждаться в максимальном внимании и постоянном уходе.

— Я получу довольно значительную сумму в качестве, гм, выходного пособия, кроме того, у меня имеются некоторые сбережения и ценные бумаги. На первое время, пока я не найду работу, нам этого хватит. Вы только… — Он умолк на полуслове, дожидаясь, пока мимо пройдет медбрат, который вывел на прогулку пожилого пациента больницы. — Только скажите, в чем нуждается Ребекка.

— Самое главное — это найти медицинское учреждение, способное обеспечить ей курс высококачественного посттравматического лечения, который ускорит и будет способствовать формированию у нее того, что мы называем «личностной стабильностью». Это тот рубеж, перешагнув который Ребекка сможет существовать без посторонней помощи, как самостоятельная личность. Если вы думаете о том, чтобы перебраться в Канаду…

— Нет, — перебил ее Бэррон, — лучше все же в Европу.

— Хорошо, — кивнула доктор Фланнери, — в таком случае есть несколько мест, и о каждом из них можно сказать: оно великолепно. Во-первых, центр при Римском университете, во-вторых, аналогичное учреждение в Женеве и, наконец, клиника «Бэлмор» в Лондоне.

У Бэррона тревожно забилось сердце. В качестве предполагаемых мест бегства он назвал Канаду или Европу, поскольку знал: там живет множество американцев, и они с Ребеккой без труда подыщут какой-нибудь городок, где смогут поселиться, не привлекая к себе излишнего внимания. Они окажутся далеко, и людям из управления полиции, о которых предупреждал его шеф Харвуд, едва ли удастся найти их, тем более если у них будут новые документы.

Но теперь Европа вдруг сузилась еще и по другой причине. Еще одной причиной, по которой он назвал Европу в качестве наиболее желательного места для их с Ребеккой нового жительства, был… Реймонд. Джону представлялось очевидным, что у Реймонда была определенная цель, и, судя по чартерному самолету, который дважды прилетал за ним в Штаты, он действовал не один. Несмотря на свою молодость, Бэррон был опытным детективом, и интуиция подсказывала ему, что грядут другие, еще более страшные события. Это чувство не давало покоя. Именно по этой причине он предпочел Европу Канаде и в том, что доктор Фланнери предложила Лондон в качестве места для дальнейшей реабилитации Ребекки, увидел перст судьбы.

Именно в Лондон отправился Альфред Нойс, и эта поездка, вне всякого сомнения, спасла ему жизнь. И были еще загадочные «предметы», о которых говорил Реймонд, а также ключи от депозитарных ячеек, изготовленные швейцарской фирмой, которая общалась только с европейскими клиентами. А это означало, что банк расположен где-то в континентальной Европе. Джон помнил и о записях в ежедневнике Реймонда, которые прямо указывали на Европу. Лондонский адрес проверила полиция и сообщила, что это частный особняк, принадлежащий некоему Чарльзу Диксону, удалившемуся от дел английскому брокеру, который по большей части жил на юге Франции. Дом, кстати, располагался неподалеку от российского посольства. Упоминалось в этих записях и само посольство, и намеченная в баре «У Пентрита» встреча с неким И.М., личность которого так и не удалось установить.

Вся эта информация была двухнедельной давности, и это означало, что, какую бы операцию ни проводил Реймонд, она еще не была завершена, и поэтому еще имелась возможность найти концы и раскрыть эту загадку. ФБР проверяло возможные связи всего произошедшего с международной террористической деятельностью. Полученной информацией фэбээровцы наверняка поделились с ЦРУ и, возможно, даже с государственным департаментом, но Бэррон уже никогда не узнает, что им удалось накопать.

Самую свежую и интригующую информацию он получил от Дэна Форда накануне их с Ребеккой отъезда в Лондон. Форд сообщил ему, что через неделю после смерти Реймонда в Лос-Анджелес, стараясь не привлекать к себе внимания, прибыли следователи российского министерства внутренних дел. Под неусыпным наблюдением ФБР им была предоставлена возможность ознакомиться с кое-какими документами.