– Лучше поговорим начистоту, Фелипе, – сказала она. – Если ты так разошелся, значит, ты меня ревнуешь.

– Ты спятила! – сразу насторожился Фелипе. – Почему я дожен ревновать?

– Зачем тогда ты полез драться с Хансом? – допытывалась Джина. Ей очень хотелось, чтобы Фелипе признался, что все еще любит ее, но Фелипе не мог этого сделать: в нем говорило мужское самолюбие. – Зачем ты его ударил?

– Затем, что он мне противен! И ты тоже! – огрызнулся Фелипе. В душе ему было стыдно за то, что он не смог сдержаться и полез в драку. Кулаками ведь ничего не докажешь.

– Ты меня еще любишь, правда? – спросила Джина, глядя на него в упор.

– Я? Да я никогда, слышишь, никогда тебя не любил! Я и женился на тебе из жалости! А потом родились дети… – Фелипе запнулся и махнул рукой. – Ладно, я здесь не для того, чтобы ты надо мной потешалась!

– Да нет же, я и не собиралась смеяться над тобой! – Джина дернула его за рукав. – Садись-садись! Ты просто ревнуешь!

– Бред какой-то! – мотнул головой Фелипе. – Слушай, я серьезно… То, что там у вас с Хансом, меня совершенно не трогает. Мы разведены и… Короче, я сожалею лишь о том, что распалился и закатил скандал в Доме моделей, но…

– Да уж, некрасиво получилось… Ты вел себя просто по-хамски с Даниэлой. И потом, ты неправ, потому что между мной и Хансом ничего нет, – Джина смотрела на Фелипе чистыми, бесхитростными глазами.

– Да-да, рассказывай!.. – криво усмехнулся Фелипе, не поверив ни одному ее слову.

– Но это чистая правда! Ханс приехал из Германии, потому что хочет жениться на мне и увезти меня отсюда, вот и все, – произнесла Джина своей обычной скороговоркой и капризно надула губы. – А я не хочу! И знаешь, почему? Потому что скучаю по семье, потому что люблю тебя, потому что хочу быть рядом со своими детьми.

– Да… – протянул Фелипе. Он явно не ожидал услышать это от Джины. – Херардо убедил меня в том, что нам не следует ссориться.

– Херардо – прелесть! Кладезь мудрости!

– Я полагаю, нам нужно поддерживать дружеские отношения из-за детей, – сказал Фелипе.

– А если попытаться начать все сначала? – робко спросила Джина.

– Не думаю, что это возможно, – возразил Фелипе.

– Можно попробовать, – лукаво улыбнулась Джина.

– Я никогда не смогу простить тебе измену, – сурово насупился Фелипе.

– А ты думаешь, я смогу забыть твое безразличие? Твою чертову газету? Ту скуку, которая царила в нашем доме? – выкрикнула Джина и сжала ладонями виски.

– Единственный скучный человек – это ты! – вскипел Фелипе.

– Я? – изумилась Джина.

– Да! А я был образцовым мужем! – торжествующе посмотрел на нее Фелипе.

– Ты?! – еще больше удивилась Джина.

– Я никогда не изменял тебе! – заявил Фелипе. – А ты…

– Ты?! Ты мне не изменял?! – вскричала Джина. – Да ты мне изменял с твоей мерзкой газетой! А это еще унизительнее!

– Ты опять за свое? – спросил Фелипе, чувствуя, что нити, которые их объединяли, рвутся одна за другой.

– Ты первый начал! Я пытаюсь дать тебе еще одну возможность, – сказала Джина.

– Ну нет, спасибо! Не надо мне твоих благодеяний! Благодарю покорно! – презрительно усмехнулся Фелипе, – Лучше уж быть одному!

– Тебе только с лошадьми разговаривать! С какой-нибудь кобылкой с ипподрома, очередной Стройной Малышкой! С ней-то уж вы найдете общий язык! – съязвила Джина.

– Знаешь, что? – спросил Фелипе, зло сверкая глазами. – Иди ты к черту!

– Конечно, я уйду! – ответила Джина. Она встала, взяла свою сумку и сделала вид, что что-то в ней ищет.

– Чем меньше ты будешь видеться с детьми, тем лучше, – напутствовал ее Фелипе.

– Дети должны жить со мной! – воскликнула Джина и закрыла наконец сумку.

– Да? – холодно бросил Фелипе. – Это при твоих-то нравах?

– Я, по крайней мере, им мать, а ты… так, сбоку припека! – выпалила Джина и выбежала из кафе.

Даниэла привезла Сонию и Ханса к себе домой. Она чувствовала себя опустошенной. Сказывалось напряжение последних суток. В ней нарастало раздражение.

– Я не понимаю, чего добивается Иренэ, пытаясь все отрицать, – сказала Сония.

– Я тоже не понимаю. Но я знаю, что это правда. Она действительно ждет ребенка от Альберто. Я поняла это по ее глазам. Она уже не такая, как прежде. Похоже, Ракель была права, и Иренэ изменилась, – задумчиво произнесла Даниэла.

– Я помню, что она творила на теплоходе, – вставил Ханс.

– Ну это пустяки по сравнению с тем, что было потом, – усмехнулась Даниэла.

– Ты думаешь, Хуан Антонио ничего не предпримет после того, что ты ему рассказала? – поинтересовалась Сония.

– Кто знает… – устало ответила Даниэла. – Мне казалось, что я хорошо знаю Хуана Антонио, но сама видишь… как я обманывалась.

Ханс начал расспрашивать женщин о том, что произошло в его отсутствие. Сония не преминула пожаловаться на Рамона, на то, как охладел он к ней.

– Но я так просто Рамона не отдам, – заявила Сония и вдруг сказала, обернувшись к Даниэле: – Извини, но я не такая, как ты!

– Как я? – неприятно удивилась Даниэла. Ее задели слова Сонии.

– Джина права, когда говорит, что тебе следовало бороться за Хуана Антонио, – назидательным тоном произнесла Сония.

– Бороться? А как? Все время ревновать и устраивать сцены, как делаешь ты с Рамоном? – не выдержала Даниэла. – Нет уж, извини! У меня есть чувство собственного достоинства.

– Хуан Антонио любит вас. Это сразу видно, – мягко сказал Ханс. – У него такие глаза, когда он на вас смотрит.

– Меня не интересует, любит он меня или нет и что там у него в глазах! У них будет ребенок с Летисией! Он продолжает жить с ней! Так-то он меня любит! – горько усмехнулась Даниэла.

– Он не бросил ее, потому что ты не захотела. Стоит тебе только пальцем шевельнуть, и он будет с тобой! – убежденно произнесла Сония.

– Я тебе уже сказала, что у меня еще осталась гордость! – возразила Даниэла.

– Любовь и гордость – разные вещи! – не сдавалась Сония.

– А что бы ты хотела? Чтобы я упала перед ним на колени и залилась слезами, как ты перед Рамоном? – гневно сверкнула глазами Даниэла. – В отличие от тебя, я не собираюсь делить любимого мужчину ни с кем. С помощью шантажа ты можешь удержать Рамона, но в мыслях он далеко от тебя. Какой в этом смысл?

– Не знаю, отдаешь ли ты себе отчет в том, как ты меня оскорбила? – спросила Сония, и нижняя губа у нее задрожала.

– Я тебя не оскорбила, а сказала правду! – резко ответила Даниэла.

– Иногда мне кажется, что ты не так уж сильно любила моего брата… – грустно покачала головой Сония.

– Я не собираюсь продолжать этот спор! – отрезала Даниэла.

– И Монику ты тоже не очень любила. Тебе нужно было любой ценой помешать ей уйти к этому человеку, который был твоим мужем, – выпалила Сония. – А теперь все страдают по твоей вине! Из-за твоего прошлого!

– Да? Мне очень приятно узнать от тебя, что, оказывается, я виновата во всем, – ледяным тоном произнесла Даниэла.

– А мне приятно было узнать, как низко ты меня ценишь, – дрожащим голосом сказала Сония.

– Неправда! Я тебя люблю. И ты это знаешь! – Даниэла поняла, что перегнула палку.

– Никто меня не любит! – буркнула Сония и поднялась, собираясь уйти. – Лучше я уйду.

– Сония!.. – окликнула ее Даниэла.

– Нам не о чем больше говорить! – сказала Сония. Уходя, она столкнулась в дверях с Джиной.

– Ты уже уходишь? – спросила Джина, но Сония выбежала из комнаты. Джина посмотрела на огорченное лицо Даниэлы и спросила: – Что, опять проблемы?

– Вроде того… – уклончиво ответил Ханс и, осуждающе глядя на Даниэлу, сказал: – Вы с Сонией обе были очень взвинчены, Даниэла.

– Я чувствую себя отвратительно! Я была груба с ней, – Даниэла огорченно покачала головой. – Не знаю… Сама не понимаю, что на меня нашло. Зачем я ей столько всего наговорила?!

– Ай, полно, Даниэла! Завтра вы обо всем забудете и помиритесь! – отмахнулась Джина.