– Я не собираюсь больше этого сносить… – жалобным голосом произнесла Моника.

– Тебе придется терпеть, – вскинулся на нее Альберто. – Ты – моя и будешь мне повиноваться!

– Нет, ты ошибаешься! Если ты еще раз осмелишься поднять на меня руку, я уйду от тебя, и ты меня больше никогда не увидишь, – заявила Моника. – Иногда мне кажется, что моя мама была права, и мне не следовало влюбляться в тебя!

– Я на тебя обиделся. Ты сделала мне больно, – отвернулся Альберто от Моники.

– Ты сделал мне больнее, – заметила Моника.

– Ты знаешь, что у меня скверный характер. Я очень вспыльчивый и не терплю, чтобы мне возражали, – примирительно сказал Альберто. – Если ты меня любишь, то должна принимать таким, какой я есть. Только никогда не смей сомневаться в том, что я тебя люблю. Я тебя обожаю!

– Правда? – забыв об обидах, спросила Моника, и ее лицо посветлело.

– Разве ты это не чувствуешь сама, когда я тебя целую? – ответил Альберто вопросом на вопрос и обнял Монику. – Моя малышка, моя капризная, избалованная и обожаемая девочка!

Моника прильнула к Альберто, а он гладил ее по голове, чувствуя, что сумел погасить бунт, и наслаждаясь свой безраздельной властью над юной женщиной.

Утром следующего дня в Дом моделей Даниэлы заглянула Сония. После вчерашнего разговора с Рамоном настроение у нее было неважное. А что может поднять настроение женщины в такой ситуации? Визит к парикмахеру или… покупка нового платья. И Сония решила поднять себе настроение. Сначала она отобрала по эскизам пару платьев и один костюм из последней коллекции. Потом прошла в примерочную. Костюм оказался длинноват, и его унесли подкоротить. После этого Сония поднялась на второй этаж, в кабинет Даниэлы. Даниэла ей очень обрадовалась и, решив сделать маленький перерыв в работе, пригласила к себе и Джину. Женщины пили кофе и болтали, но Даниэла никак не могла отогнать мысли о Монике. Даниэла рассказала в самых общих чертах о том, что ей поведала Маргарита.

– А почему ты ей не позвонишь? – спросила Сония.

– Зачем? Получится, что я навязываюсь, – ответила Даниэла.

– Я терпеть не могу Маргариту, – вдруг призналась Сония. – Я уверена, что она потихоньку встречается с Рамоном.

Даниэла опешила. Она не ожидала этого.

– Не может быть! – воскликнула она. – Маргарита мне доверяет и не стала бы скрывать… Она бы мне сказала…

– Она знает, что мы дружим. Я давно уже догадывалась, я их видела вместе. А вчера Рамон признался, что влюблен в другую. Я уверена, что речь идет о Маргарите… Ах, Даниэла, я потеряла Рамона и теперь уже навсегда! Я останусь совсем одна, – Сония посмотрела на часы. – Костюм, должно быть, уже подкоротили, так что я пойду. Не буду тебе мешать, у тебя много работы.

– Я никак не могу сосредоточиться. Я еще не закончила эскизы. Работа совсем застопорилась, – сказала Даниэла.

– Ты больше не видела Хуана Антонио? – полюбопытствовала Сония.

– Нет. В последний раз я его видела, когда мы разводились… Так лучше! Я не хочу его видеть. Хотя я и стараюсь держаться, но воспоминания меня мучают, – ответила Даниэла и встряхнула головой, словно отгоняя грустные мысли.

– Нам надо бы почаще собираться вместе, – не выдержала Джина. – А что? Мы, покинутые женщины, будем плакаться друг другу в жилетку и жаловаться на жизнь…

– Оставь, Джина, – оборвала ее Даниэла.

В этот момент дверь ее кабинета открылась, и на пороге появилась Летисия во всем великолепии молодости и красоты. Она насмешливо оглядела присутствующих и произнесла:

– В приемной никого нет, так что я взяла на себя смелость войти без доклада.

– Что тебе надо? – привстала в кресле Даниэла.

– Я только хотела сообщить вам, что вчера мы с Хуаном Антонио были у врача. Я жду от него ребенка!

– А почему ты решила, что мне это интересно? – спокойно спросила Даниэла, но только она знала, чего ей стоило это спокойствие.

– Я знаю, что в глубине души вы надеетесь, что Хуан Антонио к вам вернется, – вызывающе улыбаясь, пояснила Летисия.

– Вон отсюда! – подскочила к ней Джина. – Авантюристка!

– Вы можете кричать, сколько угодно! Но зарубите себе на носу, что Хуан Антонио – мой! Ни вы, ни кто другой не в состоянии отнять его у меня! – лицо Летисии дышало ненавистью, и она испытывала почти наслаждение от того, что может больно ранить соперницу. – Ну что ж, желаю вам хорошего дня! Ах, да! Совсем забыла! – обернулась Летисия, уже уходя. – Если вы будете себя прилично вести, мы, может быть, попросим вас быть крестной нашего малыша, когда он родится. До свидания!

Джина бросилась вслед за Летисией, но Даниэла ее остановила:

– Не надо!.. Она хотела сделать мне больно… Что ж, надо признать, она добилась своего!..

Даниэла сидела, откинувшись в кресле и закрыв лицо руками. Ее тело содрогалось от рыданий.

– Я на твоем месте не стала бы плакать, – сказала Джина, протягивая Даниэле носовой платок. – Я бы просто разозлилась.

– Она оказалась права, – немного успокоившись, произнесла Даниэла. – Несколько месяцев назад она сказала, что может родить ребенка Хуану Антонио, а я не могу…

– Но ты же в этом не виновата. Это из-за аварии, – утешала ее Джина.

– Какая разница! Все равно мне очень больно сознавать это. Он предпочел мне ее и, наверно, очень счастлив, – почти шепотом сказала Даниэла.

– Я тебя понимаю, – Сония погладила Даниэлу по волосам. – У меня с Рамоном нечто похожее. Он меня разлюбил, потому что я не могу создать ему полноценную семью.

– О, пожалуйста! Не делайте из всего трагедию! Посмотрите-ка на меня! Я по глупости потеряла семью, и мне тоже несладко. Но жизнь еще не окончена. Я не собираюсь до конца своих дней оплакивать прошлое, – и Джина рассмеялась неестественным смехом.

– Ну, не у всех же твой характер – возразила Даниэла.

– Нет, девочки, просто надо пересилить себя! Все еще изменится! Земля-то вертится! Никогда не знаешь, что может случиться! – бодрым голосом произнесла Джина.

– Лучше не знать, – с сарказмом промолвила Даниэла.

– Не будь такой пессимисткой! Я уверена, что у тебя впереди что-то очень хорошее. Богини не сдаются, Даниэла! Улыбнись, тебе очень идет улыбка, – и Джина постаралась изобразить на своем лице улыбку с рекламы зубной пасты.

Долорес позвонила Иренэ, и она сразу примчалась. Долорес встретила ее в гостиной.

– Как ты сама понимаешь, я тебя пригласила только потому, что об этом просила Ракель, – строго сказала Долорес.

– Мне так стыдно за все то, что я наговорила вам тогда, много лет назад. Простите меня, ладно? Я за это время очень изменилась, – проговорила Иренэ в замешательстве.

– К чему говорить об этом? Ракель хочет тебя видеть, а я делаю все, что она ни попросит, хотя не всегда с ней согласна, – нахмурившись, произнесла Долорес.

– С ней очень плохо? – спросила Иренэ.

– Если у тебя есть сердце, прошу тебя, не возражай ей, что бы она ни сказала, – попросила Долорес и проводила Иренэ в спальню Ракель.

Войдя, Иренэ увидела на кровати Ракель, осунувшуюся и пожелтевшую, с черными кругами под глазами. Около нее на стуле сидела медсестра, которая тихо встала и вышла, оставив подруг вдвоем.

– Ну как ты? – спросила Иренэ, целуя Ракель в щеку.

– Плохо, – слабым голосом ответила Ракель. – Но я хочу поговорить с тобой, хотя бы в последний раз. Иренэ, я умираю… Скоро для меня все будет кончено… Но, знаешь, несмотря на то, что произошло между нами, я вспоминаю о тебе с большим теплом.

Иренэ села на стул, где до нее сидела медсестра, и взяла в свои руки руку Ракель. Следующие полчаса Иренэ рассказывала Ракель обо всем, что произошло в ее жизни за те годы, что они не виделись. Ракель изредка перебивала ее вопросами. Иренэ чувствовала себя у постели умирающей, как на исповеди, когда на душе становится легко и спокойно.

– И вот теперь у меня будет ребенок… Наконец-то я поняла тебя, когда ты мне говорила о том, что значит быть счастливой и иметь семью, – закончила свой рассказ Иренэ.