Врум увез нас прочь от «Кровати», и скоро мы вновь очутились на шоссе. «Куалис» отклонялся то вправо, то влево от прямого курса.

— Осторожнее, — попросила Эша. — С тобой все в порядке, Врум?

— Все прекрасно. Я люблю водить машину, — как во сне, ответил тот.

— Я могу сесть за руль, если… — начал было я.

— Я же сказал, что все замечательно, — твердо возразил Врум.

Спустя несколько минут мы проехали мимо торгового центра «Сахара» — самого большого торгового центра в Гургаоне. Врум резко затормозил.

— Меня тошнит, — объяснил он. А я подумал, что нам всем должно быть дурно из-за манеры Врума вести автомобиль.

— Нельзя допустить, чтобы тебя вырвало прямо в машине. Водитель тебя убьет, — всполошилась Эша.

Врум положил голову на руль, и машина громко загудела, перепугав уличных собак.

— Давай прогуляемся, Врум. — Я похлопал его по плечу, и мы вышли из «куалиса».

Я заставил Врума пройтись по периметру торгового центра. Мы миновали несколько щитов с рекламой: улыбающаяся семейная пара, только что купившая зубную щетку; друзья, хихикающие над новыми мобильными телефонами; муж и жена, счастливо скармливающие своему ребенку какую-то непотребную еду; прыгающий от радости выпускник учебного заведения с зажатой в руке кредитной карточкой; сияющая девушка с семью пакетами покупок в руках. Общего между этими рекламами было то, что изображенные на них люди выглядели невероятно счастливыми.

— Какого черта они скалятся? — пробормотал Врум. — Посмотри на эту пару с зубной щеткой. Мои мама с папой никогда не были такими счастливыми.

— Дыши глубже и иди по прямой, Врум. Ты напился, — предупредил его я.

— Со мной все в порядке, но мама и папа… Шьям, почему они так ненавидят друг друга?

— У людей старшего возраста все сложнее, чем у нас. Даже не пытайся понять их.

Врум остановился и выпрямился.

— Подумай вот о чем: люди, благодаря которым я появился на свет, не могут перестать ненавидеть друг друга. Что это говорит обо мне? Половина моих генов борется с другой половиной. Ничего удивительного, что все у меня наперекосяк.

— Мы все такие, чувак. Идем! — Я легонько толкнул его в плечо.

Врум пошел быстрее, я следовал за ним на расстоянии нескольких шагов.

Мы прошли мимо «Пиццы хат». Она была закрыта. Врум остановился у входа. Я подумал, что мой друг действительно тронулся: неужели он надеется поесть пиццы в такое время суток?

Мы замешкались у входа. Справа от нас висела огромная реклама компании, производящей кока-колу. Некая болливудская актриса держала в руке бутылку и смотрела на нас зовущим взглядом, словно такой бутылки было достаточно для того, чтобы заманить ее в постель.

Врум подошел к лицу актрисы.

— В чем дело, чувак? — насторожился я.

— Ты видишь ее?

Я кивнул.

— Смотрит так, словно мы ее лучшие друзья. Как ты думаешь, мы ей небезразличны? — Я в ответ только пожал плечами.

— Она просто икона для таких, как мы. Мы должны молиться на эту безмозглую цыпочку. Словно ей известно о жизни абсолютно все и она готова поделиться своими знаниями с нами. Хотя ее волнуют исключительно деньги. Она хочет, чтобы мы покупали эту отраву. — Врум показал на бутылку кока-колы.

— Отраву? — переспросил я и улыбнулся. А затем сел на ступеньки у входа.

— Знаешь, сколько сахара содержится в такой вот бутылке? — не унимался Врум.

Я покачал головой.

— Восемь ложек сахара — и больше ничего. Но нас тем не менее пытаются убедить в том, что эта пакость пойдет нам на пользу. Ничего подобного!

Врум огляделся и увидел груду кирпичей. Он взял один из них и швырнул в рекламу. Бам! Он попал актрисе в лицо, и на щеке у нее появилась ямочка, почти как настоящая. Красотка продолжала улыбаться.

— Поосторожнее, черт тебя побери! Давай вернемся. А не то нас увидят и арестуют.

— А мне все равно. Всем все равно. — Врум, пошатываясь, шел ко мне. Я смотрел на его долговязую фигуру, освещенную уличными огнями. — Правительству все безразлично, — продолжал он. — Даже «специальному молодежному» каналу наплевать на нас. Они называются молодежным, желая заполучить рекламу «Пиццы хат», кока-колы и пепси. И эта реклама утверждает, что если мы будем тратить нашу зарплату на пиццу и кока-колу, то станем счастливыми. Словно у молодых вообще нет мозгов. Скажите нам, какое дерьмо мы должны покупать, и мы его купим.

Врум уселся на ступеньки, ведущие к входу в «Пиццу хат».

— Шьям, — сказал он, — меня сейчас вырвет.

— Только не это, — испугался я и отошел от него подальше. Врума действительно стошнило. Рвотная масса походила на тонкую пиццу с особой начинкой.

— Теперь тебе лучше? — Я осторожно помог ему встать. Врум кивнул.

Он высвободил свои плечи из моих рук и поднял еще один кирпич. Затем сильно размахнулся и бросил его в «Пиццу хат». Осколки стекла устремились вниз, словно прекрасный ледяной фонтан. Включилась сигнализация.

— Черт побери! Врум, ты сбрендил? Надо убираться отсюда! — воскликнул я.

Врум и сам испугался.

— Побежали, мать твою так! — крикнул он, и мы помчались к «куалису».

— А я думал, ты любишь пиццу, — сказал я, когда мы добрались до него.

— Мне нравится пицца. Я люблю джинсы, мобильные телефоны и пиццу. Я зарабатываю, ем, покупаю всякое дерьмо и умираю. Все это дерьмо собачье, чувак! — Врум тяжело дышал и держал руку на животе. Он выглядел не слишком хорошо, но пробежка несколько протрезвила его.

— Знаешь, чувак, давай я поведу машину, — сказал я, когда Врум открыл переднюю дверцу «куалиса». Его дыхание по-прежнему было шумным и тяжелым.

— Без вариантов, чувак, — возразил он и оттолкнул меня.

Машина дернулась, потому что Врум включил зажигание, не переключившись на нейтралку.

— Ты нормально себя чувствуешь? — спросила Эша.

Врум кивнул и поднял руку в знак извинения. Он подождал несколько секунд, а затем, пообещав ехать медленно, аккуратно завел машину. И скоро мы снова оказались на шоссе.

— Вам понравилось в «Кровати»? — поинтересовался Врум, желая отвлечь наше внимание от своего плачевного состояния.

— Прекрасное место, — ответила Эша. — Именно то, что мне было нужно. Эй, Врум, может, включишь музыку?

— Конечно. Сейчас посмотрю. — Врум начал рыться в отделении для перчаток. Он вынул оттуда кассету и показал ее нам: — Мусафир сойдет?

— Здорово, — сказали Эша и Радхика.

— Нет, — одновременно ответили мы с Приянкой.

— Да ладно, ребята. Вы ненавидите не только друг друга, но и одни и те же вещи, — ухмыльнулся Врум. Он поставил кассету и включил магнитолу. Зазвучала песня под названием «Рабба».

На этот раз я сидел рядом с Приянкой. И всем существом ощущал с ее стороны слабые электрические разряды. Мне хотелось взять ее за руку, но я удержался. Тогда открыл окно, чтобы глотнуть свежего воздуха.

— Закрой окно, — попросила Эша. — Я замерзла.

— Потерпи минутку, — ответил я.

И сосредоточился на словах песни. Певец пел о том, почему возлюбленная не должна входить в его жизнь. Если же она все-таки сделает это, то пусть останется в ней навсегда. Все это находило живой отклик в моей душе. Но меня еще более взволновала следующая песня. Она вызвана во мне воспоминания об автостоянке на тридцать втором километре от Дели.

Я заметил, что Приянка изменилась в лице. Она нервничала. Да, нам с ней придется нелегко.

— Я люблю эту песню, — заявил Врум, когда мелодия заполнила пространство «куалиса».

Я мысленно включил перемотку. И начал заново переживать каждый момент той ночи. Я вспомнил, как Приянка сидела у меня на коленях, как она наступила мне на палец и ударилась головой о крышу машины. О том, как она — осторожно, медленно и вместе с тем восхитительно — занималась со мной любовью. Мне не хватало ее дыхания у меня на щеках, того, как ее глаза смотрели в мои, не хватало сладкой боли, которую я чувствовал, когда она покусывала мочки моих ушей. Почему музыка заставляет тебя вспомнить о том, что ты предпочел бы забыть? Мне хотелось, чтобы меня продвинули по службе. Чтобы Приянка никогда не покидала меня. Чтобы мой мир стал более счастливым.