— Как ты сказал? Довольно необычная тема.

— В статье говорится, что самоубийства совершают самые разные люди — студенты, домохозяйки, бизнесмены, служащие и даже кинозвезды. Но только не политики. И это кое о чем говорит.

— О чем именно? — спросила Приянка, не поднимая глаз.

— Как считает Врум, самоубийство — последнее дело, и люди сводят счеты с жизнью, если им действительно больно и худо. Вывод из этого такой: большинство людей способны на сильные чувства, но только не политики. Значит, страной правят бесчувственные люди.

— Bay! Вряд ли эта статья получила горячее одобрение редактора.

— Само собой. Но все же Вруму удалось ее опубликовать — редактор увидел ее уже в газете. И над Врумом разверзлись хляби небесные. Его не выгнали из редакции, но перевели в отдел «Общество», и он стал писать материалы для третьей страницы.

— Наш Врум? Стал писать на полосу светской хроники?

— Ему сказали, что у него приятная внешность и потому он годится для этого. Вдобавок ко всему он закончил курсы фотографии и мог сам делать снимки.

— Врум работал светским репортером, потому что он симпатичный парень? Звучит забавно, — заметила Приянка.

— Смешно, согласен. Но Врум сумел отомстить. Он сделал фотографии знаменитостей, которые нельзя было назвать лестными: представители элиты с набитым едой ртом, крупный план целлюлита на бедрах, кто-то напился, и его выворачивает наизнанку — такие снимки появились в газете на следующий же день.

— О Боже! — рассмеялась Приянка. — Похоже, наш Врум очень прикольный. Не понимаю, почему он оказался в колл-центре. Из-за денег?

— Ну, он считает, что погоня за деньгами тоже требует изобретательности.

— И как это работает?

— По мнению Врума, американцы что-то значат в этой жизни лишь потому, что у них полно наличных. Когда у нас появятся деньги, мы положим их на обе лопатки. Значит, первое, что надо сделать, — это заработать деньги.

— Интересно, — вздохнула Приянка. — Вот почему мы вкалываем ночью. После окончания колледжа я могла бы стать доктором педагогики. Но сначала хотелось подкопить денег. Они нужны мне для того, чтобы открыть свой детский сад. А пока я имею только по двести звонков за ночь. — Приянка положила подбородок на сложенные в локтях руки. Я посмотрел на нее. Она станет самым лучшим на свете директором детского сада, я был в этом уверен.

— «Уэстерн апплаинсез», говорит Сэм. Я могу вам помочь? Пожалуйста, позвольте мне помочь вам, ну пожалуйста… — язвил я, имитируя американский акцент.

Приянка снова рассмеялась.

— Тетя Приянка! — Возглас пятилетнего мальчика оторвал посетителей буфета от еды.

Мальчишка, подбежавший к Приянке, держал модель поезда и стакан с колой, который опасно балансировал в его руках — так сильно волновался малыш. Добежав до нашего стола, он споткнулся, и я наклонился, чтобы подхватить его. Я успел, но кола выплеснулась мне на рубашку.

— Только не это! — воскликнул я, увидев еще и девочку лет трех с огромным леденцом во рту, она тоже припустилась к нам. Я уклонился от надвигающегося мини-торнадо, и девчушка приземлилась прямо на колени Приянки. Я же пошел в туалет разбираться с рубашкой.

— Шьям! — сказала Приянка, когда я вернулся. — Познакомься с моим двоюродным братом доктором Анурагом. — Вся семья собралась у нашего столика. Приянка представила меня своим родственникам, но я сразу позабыл, кого как зовут. Приянка сказала кузену-доктору, что я работаю в колл-центре, и его интерес ко мне поутих. Дети съели половину попкорна, а другую половину раскидали вокруг. Мальчик катил игрушечный поезд по полям поп-корна, простирающимся на поле, и они с сестричкой гудели во всю мощь.

— Сядь, Шьям, — сказала Приянка.

— Нет, мне нужно идти, — ответил я и выбежал из музея, который обернулся для меня хаосом настоящей железнодорожной станции.

―Ой! — вскрикнула Эша, и это восклицание положило конец моим воспоминаниям.

— Что такое? — спросил я. На линии были сильные помехи.

— Слышно очень плохо… Здравствуйте, мадам! — Эша почти кричала.

В ожидании звонка Радхика вязала что-то из розовой шерсти. Все в общем-то были заняты, но я понимал: звонков у нас сегодня меньше, чем обычно.

— О-хо-хо! — спустя некоторое время вздохнула Приянка.

— Черт побери! — Врум снял с головы наушники.

— В чем дело? — осведомился я.

— Через каждые несколько секунд слышен какой-то треск. Попроси Бакши, пусть пришлет кого-нибудь, — сказал Врум, потирая ухо.

— Я пошел в офис. А вы, ребята, продолжайте принимать звонки. — Я посмотрел на часы, было 22:51. До первого перерыва оставалось меньше часа.

По дороге к Бакши я заглянул в комнату, где проводят тренинг; там собрались новички. Некоторые дремали — наверное, еще не привыкли работать по ночам.

«35 = 10», — написал инструктор мелом на доске.

Я помнил это правило со времен собственного тренинга, который проходил два года назад. Оно помогало операторам устанавливать контакт с клиентами.

— Помните, — говорил инструктор, — ум и ай-кью тридцатипятилетнего американца такие же, как у десятилетнего индийца. Это поможет вам понимать наших клиентов. Вы должны быть терпеливы с ними, как с детьми. Американцы тупые, примите это как постулат. Разговаривая с ними, вы не должны терять хладнокровия…

Я боялся того дня, когда мне придется вести такого рода занятия. Сам никак не мог избавиться от делийского акцента и нервничал по этому поводу.

Надо как-то уклониться от столь почетной обязанности, подумал я и вошел в офис Бакши.

Бакши сидел с разинутым ртом и пялился в компьютер. Стоило мне войти, как он закрыл запущенную программу. Наверное, рыскал по Интернету в поисках фотографий красоток в бикини или еще чего-то в том же роде.

— Добрый вечер, сэр! — поздоровался я.

— А, Сэм, привет! Входи, пожалуйста! — Бакши любил называть нас американскими именами.

Я шел не спеша, чтобы любимый начальник успел закрыть свой любимый сайт.

— Входи, входи, Сэм. Двери моего кабинета всегда открыты для сотрудников, — расплылся в улыбке Бакши.

Я посмотрел на его квадратное лицо, оно казалось непомерно большим, учитывая, что рост составлял пять футов шесть дюймов. Оно напоминало лицо побежденного Раваны.[9] Лицо Бакши, как всегда, блестело. Это было первым, что вы замечали, взглянув на него, — кожа очень жирная. Если бы увеличить лицо Бакши до размеров Индии, то наша страна перестала бы испытывать недостаток горючего. Приянка как-то сказала мне, что когда она впервые увидела Бакши, то еле сдержала порыв взять салфетку и вытереть его лицо. Я, однако, считаю, что одной салфетки не хватило бы.

Бакши было около тридцати, выглядел он на все сорок, а вел себя как пятидесятилетний. Он работал в «Коннекшнс» вот уже три года. До этого Бакши окончил бизнес-школу в каком-то труднопроизносимом университете в южной Индии. Он считал себя Майклом Портером или кем-то в этом же роде (Портер — великий гуру менеджмента, я впервые услышал о нем опять-таки от Бакши) и любил разговаривать на менеджерском языке, который относится к тому же типу языков, что английский или американский.

— Как дела у твоих ресурсов? — поинтересовался Бакши, вращаясь в кресле на колесиках. Он не считал нас людьми, мы были для него всего лишь «ресурсами».

— Хорошо, сэр. Но у нас возникла одна проблема — на телефонной линии сильные помехи. Вы не могли бы распорядиться…

— Сэм, — сказал Бакши, показывая пальцем на ручку.

— Да?

— О чем я тебе говорил?

— О чем?

— О том, как следует решать все имеющиеся у нас проблемы.

— Что вы говорили?

— Подумай. Вспомни.

Я хорошенько подумал, но мне в голову не пришло ничего существенного.

— Не припоминаю, сэр. И как же их следует решать?

— Я говорил тебе о комплексном подходе. С этого и нужно начинать.