Какое-то время все трое стояли молча, просто наслаждаясь обществом друг друга. Несмотря на более чем пятидесятилетнюю разницу в возрасте, ладили они великолепно.
– Здорово, что вы вернулись, теперь дела войдут наконец в свою колею! – радостно сказала Кензи, снова обнимая почтенного старца.
– Ну так как? – заговорил Арнольд. – Что сказали врачи?
Споттс поцокал языком:
– Жить, говорят, буду.
– Тогда откуда это вытянутое лицо? – спросила Кензи. – Есть, что ли, и плохая новость?
– Есть, и очень плохая, – со слабым вздохом ответил Споттс.
– А что такое? – Кензи обеспокоенно посмотрела на Арнольда.
Мистер Споттс снова вздохнул, сдул с рукава несуществующую пылинку и усадил очки на переносицу, словно перекрывая канал, по которому распространяется боль.
– Плохо то, что я не смогу больше работать, – негромко проговорил он.
Кензи с Арнольдом безмолвно уставились на него.
– То есть как это? – Арнольд первым обрел дар речи.
– Эти чертовы эскулапы уговаривают меня не волноваться. Выходите, говорят, на пенсию и наслаждайтесь жизнью. Ничего себе! – Он покачал головой, при этом отвислая кожа на подбородке задрожала от ярости. – Как, скажите на милость, могу я наслаждаться жизнью, если лишить меня занятий искусством? Ведь это и есть моя жизнь!
– О, мистер Споттс, – простонала Кензи. Вид у нее был совершенно несчастный.
Споттс поднял бледную шишковатую руку.
– Довольно об этом. Мои кардиологические проблемы – последнее, о чем сейчас хотелось бы говорить. А теперь к делу. Видите ли, мисс Тернер, нынче вечером я приглашен к принцу Карлу Хайнцу фон унд цу Энгельвейзену. Как вы знаете, это один из самых наших уважаемых клиентов. Раньше я всегда обслуживал его лично, поэтому вряд ли вы встречались.
Кензи покачала головой.
– Мне приходилось видеть его фотографии в газетах.
– Тем более пора вас ему представить. Если у вас нет ничего более интересного, пойдемте вместе.
– Вы хотите, чтобы сегодня вечером я была вашей девушкой? О, мистер Споттс, как это замечательно!
– Не девушкой. – Споттс строго посмотрел на Кензи поверх очков. – Вообще-то я терпеть не могу такие мероприятия и обычно избегаю их. Но в данном случае... – Споттс красноречиво пожал плечами.
– В любом случае огромное спасибо! – пылко сказала Кензи.
– Отлично. Да, и надо одеться как подобает, это официальный прием. Впрочем, поговорим об этом позже. А пока, если у вас есть время, может, пообедаем вместе? – Он перевел взгляд с Кензи на Арнольда и обратно.
– Прекрасная мысль! – Кензи так и подпрыгнула.
– Просто отличная! – поддержал ее Арнольд.
– Ну и слава Богу. Я угощаю. – И, махнув рукой на прощание, Споттс вышел. Судя по тому, как уныло побрел он в сторону своего кабинета, было ясно, что он просто собирается очистить стол от своих вещей.
– Бедный мистер Споттс, – с чувством сказала Кензи, усаживаясь на стул и разворачиваясь в сторону Арнольда. – Отставка убьет его, – тихо добавила она.
– Точно, – откликнулся Арнольд. – «Бергли» всегда был для него родным домом. Дай ему волю, он бы здесь дневал и ночевал.
– Не могу представить, как здесь будет без него.
– Не только ты.
И верно, А. Дитрих Споттс был сам по себе целое учреждение – единственный в нью-йоркском филиале, кто работал здесь с того самого дня, как впервые распахнулись его двери, а было это сорок два года назад. И уже более трех десятков лет он возглавлял отдел картин и рисунков старых мастеров, и обоим – Кензи и Арнольду – было совершенно ясно, что с его уходом здесь все будет иначе.
– Здорово, ребята! – Печальный разговор прервало звонкое чириканье. В комнату ворвалась Бэмби Паркер, с ходу швырнув на стол свою роскошную сумку.
Буркнув что-то в ответ, Арнольд и Кензи вернулись к работе.
– Я что, опоздала? – Бэмби невинно округлила глаза. – Должно быть, часы остановились. – Сдвинув брови, она постучала ногтем по золотым часикам и прижала их к уху.
Арнольд закатил глаза; Кензи против воли опустила взгляд на изящные туфли своей соперницы. Сидели они как влитые, и Бэмби это знала. Оно и понятно – подошвы у нее никогда не отрываются, как никогда не спускаются петли на колготках из тончайшего шелка, и никогда не ломаются отполированные до блеска ногти.
Глава 5
В «Бергли» Дину Голдсмит ждала красная ковровая дорожка, и вообще жену нового «владельца» должны были обслужить по полной программе.
Снаружи, прямо под козырьком цвета голубиного крыла с ослепительно красной торговой маркой компании, ее встречал сам Шелдон Д. Фейри, един в трех лицах: главный аукционист; председатель совета директоров североамериканского филиала «Бергли»; президент и главный администратор всей компании.
Справа от него стояла Эллисон Стил, руководитель североамериканского филиала. Очень женственная на вид, она тем не менее всегда была готова вцепиться в глотку любому; слева – Дэвид У. Банкер, первый заместитель Фейри.
Вся троица, чье терпение уже начало иссякать после почти получасового ожидания, сохраняла тем не менее полную невозмутимость, никоим образом не выказывая раздражения перед царственной посетительницей, чье явление народу еще не состоялось.
Дина Голдсмит выдерживала – а как же иначе? – бесконечно затягивающуюся паузу.
Вопреки внешнему спокойствию внутри каждый из троих кипел. Особенно Фейри.
У него, по горло загруженного делами, было чем занять время. Он то и дело поднимал белоснежную манжету, сверяясь с золотыми часами – настоящим раритетом, принадлежащим некогда покойному Джону Д. Рокфеллеру.
Но Фейри умел держать себя в руках, выказывая некоторое беспокойство разве что слишком частым поглядыванием на часы.
Казалось, он уже родился застегнутым на все пуговицы.
Высокий, хорошо сложенный, он не только выглядел внушительно – лепка головы вполне позволяла бы ему позировать древнеримским скульпторам, произведения которых были выставлены в галереях античных экспонатов, – но и доказывал всем своим видом, что для иных мужчин возраст – то же, что выдержка для доброго вина. У него были густые седые волосы, растущие прямо от изящно очерченных бровей, орлиный нос, мощный, словно разрезанный надвое подбородок и глаза цвета зеленого мрамора. Приближаясь к шестидесяти, он всем своим обликом излучал одновременно сильную волю, отменное воспитание и аристократизм.
Но внешность – это еще для мужчины не все. Фейри был мотором, приводящим в движение весь мир искусств. Стоя больше десяти лет у руля североамериканского филиала «Бергли», он буквально творил чудеса. Это именно он вывел аукцион на первое место в Нью-Йорке.
Это именно с его подачи «Бергли» переехал из дорогого, но небольшого по размерам (и к тому же арендуемого) помещения на Парк-авеню в свои нынешние, находящиеся в его полной собственности апартаменты, включающие, помимо просторного здания для собственно торгов, Аукционные башни (тоже его идея, осуществленная под его неусыпным присмотром) – жилой комплекс с роскошными, баснословно дорогими апартаментами.
И наконец, именно он, а не кто иной, предложил рискованный, но оказавшийся необычайно выгодным проект приобретения на консигнацию произведений искусства на сотни миллионов долларов в расчете на будущих покупателей.
Когда он в энный раз отдернул манжету, к бордюру мягко подкатил белый лимузин необъятных размеров с надписью «ДИНА Г» на борту.
Опоздание ровно на полчаса, угрюмо отметил Фейри, оправляя манжеты и желтый шелковый галстук от «Гермеса» и попутно спрашивая себя, зачем это женщине, которая может позволить себе все, что душа пожелает, разъезжать в этом гробу вместо какого-нибудь изящного автомобиля, например, темного «роллс-ройса» или, того лучше, скромной «тойоты».
«Нувориши! – брезгливо подумал он. – Нуворишам всегда надо заявить о себе во весь голос!»
Но на его лице не отразилось ровным счетом ничего. Точно так же не стал он ожидать, пока шофер откроет Дине дверцу. Демонстрируя свое знаменитое обаяние, Фейри взял дело в свои безукоризненно ухоженные руки и помог новой королеве Манхэттена выйти из машины с такой же учтивостью, как если бы это была сама королева-мать.