Въехав через туннель в Нью-Джерси, они покатили по шоссе, которое привело их в Норт-Плейнфилд. Последовал короткий визит в местный торговый центр, где супружеская пара придирчиво осмотрела полки и купила несколько бутылок вина (налог на спиртное в Нью-Джерси был гораздо ниже, чем на Манхэттене). Затем они продолжили путь знакомыми сельскими дорогами, через заснеженные леса и поля и вскоре свернули на дорогу, ведущую к поместью Бекки Пятой. Еще четверть мили, и вдали показался Сидер-Хилл, их собственное, скромное, но все же приличное поместье площадью в десять акров.

Короткая грунтовая дорога, недавно посыпанная гравием, вела прямо к дому на небольшой возвышенности, так что он господствовал над окружающей местностью. Сам вид его, как обычно, доставил Шелдону и Нине истинное удовольствие. Это и впрямь было очень симпатичное двухэтажное здание из красного кирпича с крутой крышей, покрытой сейчас плотным слоем снега, круговой, в оба этажа, галереей и высокими дымоходами по обе стороны. Слева и справа к дому были пристроены одноэтажные крылья. Левое служило конюшней и гаражом. В правом жила немногочисленная обслуга.

На полпути к дому фургон встретили два охотничьих пса золотистой масти. Описывая круги вокруг машины, они заливались радостным лаем.

Подъехав к дому с задней стороны, Шелдон остановил фургон подле кухни. Здесь хозяев встретила миссис Прюитт, жена управляющего. Вытирая руки о фартук, она сказала, что о багаже позаботится сама.

Тут на Шелдона и Нину налетели собаки. Радостно вылизывая хозяевам щеки, губы, уши, они оставляли огромные снежные следы на их одежде.

Шелдон огляделся и умиротворенно вздохнул. Небо – прозрачно-голубое, солнце светит ярко, воздух сух и свеж. Все обещает чудесный уик-энд. И только одно облачко затуманивает чистый горизонт. Голдсмиты.

Принц Карл Хайнц отправился за город в половине четвертого, но машина ему не понадобилась. На Ист-Сайде всегда был наготове удобный служебный вертолет.

Вертолет немедленно взлетел и взял курс на юго-восток. Внизу проплывала Ист-Ривер со своими четырьмя мостами, небоскребы Уолл-стрит, серые воды Нью-Йоркского залива.

Карл Хайнц выглянул в окно и увидел Стейтен-Айленд с невысокими, но солидными, в викторианском стиле, жилыми домами и мотелями. Пригород в городе, воплощенная Американская Мечта.

Близость Манхэттена создавала острый контраст: по одну сторону залива – небоскребы, по другую – совершенно иной мир.

Четкий порядок заснеженных полян, перерезанных дорогами и тропинками, ведущими к ранчо и особнякам в колониальном стиле. Тут живут люди, горделиво несущие свою провинциальную обособленность как знак доблести. Нью-Йорк им не по душе, и чувств своих они не скрывают.

Далее – знакомый индустриальный пейзаж Нью-Джерси. Доки, нефтеочистительные станции, баки с горючим. И наконец, Рэритан-Ривер, по берегам которой расположен пригород, переходящий постепенно в настоящую сельскую местность. Леса, поля, холмы – и вот вертолет зависает над особняком Бекки Пятой и, вздымая снежную пыль, медленно опускается на площадку перед домом.

Со скрипом открывается дверь, и Карл Хайнц с небольшим чемоданчиком в руках спускается по трапу на землю. По привычке он, слегка пригнувшись, пока еще не выключены двигатели, бежит вперед и натыкается на охранника в темной авиационной куртке.

Бросив на него короткий взгляд, агент пробормотал что-то в рукав. Только тут Карл Хайнц заметил миниатюрный микрофон.

– Вас ожидают, сэр, – чтобы перекрыть шум двигателей, охраннику приходилось чуть ли не кричать. – Прошу. – Он повернулся в сторону дома.

Карл Хайнц последовал за ним, подставив спину снежной пыли. Трап меж тем втянули в салон, дверь захлопнулась, и вертолет, подпрыгнув на месте, стал неторопливо карабкаться по невидимой лестнице, ведущей в багровое небо. Вскоре его шум затих в отдалении.

Распахнулась внушительная входная дверь.

– Принц Карл Хайнц? – На пороге стоял второй охранник.

Карл Хайнц кивнул, и охранник, отступив в сторону, впустил его в овальный, с пилястрами, вестибюль, в дальнем конце которого виднелась широкая лестница.

– Извините, сэр, простая формальность. – Охранник жестом предложил Карлу Хайнцу поставить чемодан на пол и, открыв его, профессионально перебрал содержимое.

– О Господи! – послышался откуда-то сверху красивый мелодичный голос. – Кому все это нужно?

Трое мужчин, как по команде, подняли головы.

Облаченная в свитер с высоким воротником, сунув одну руку в карман просторных светлых брюк, а другой скользя по гладким перилам черного дерева, по лестнице спускалась Бекки Пятая. Выход ее, как обычно, был непринужденным и вместе с тем величественным, словно это шествовала сама Марлен Дитрих или Грета Гарбо.

Подойдя к Карлу Хайнцу, Бекки положила ему руки на плечи, приподнялась на цыпочки и чмокнула в губы.

– Извините моих волкодавов, милый. Они хотят как лучше. – Бекки отступила на шаг, давая дворецкому снять с гостя кашемировое пальто и шелковый шарф. По ее знаку оба агента незаметно выскользнули из вестибюля.

– Вообще-то они славные ребята, – продолжала Бекки, – чувствуется школа секретной службы. И такие преданные. Телом своим прикроют.

Бекки посмотрела на Карла Хайнца немыслимо васильковыми глазами.

– Случись что, дорогая Бекки, я думаю, любой был бы счастлив оказаться на их месте.

– Ну что вы такое несете! – заулыбалась Бекки. – Ладно. Чемодан можете оставить здесь, кто-нибудь присмотрит. А мы пока посидим в гостиной. Ванну принять еще успеете.

Она просунула руку ему под локоть и повела в огромную, жарко натопленную гостиную с тяжелыми люстрами. Там вился сигарный дымок, ноги утопали в коврах, на стенах были развешаны картины, перемежающиеся книжными шкафами, а по углам возвышались старинные китайские вазы с цветами. Одна стена состояла сплошь из решетчатых окон с тяжелыми бархатными шторами, сквозь которые почти не пробивался свет. Впрочем, и без того на улице уже начинало темнеть.

А в доме было тепло и уютно.

По всей комнате, в лужицах приглушенного света, были расставлены просторные, обитые желтоватой, коньячного цвета, замшей кушетки. Уютные, глубокие разностильные кресла, как и круглые столики, на которых высились кипы книг, располагали к неторопливому чтению и размышлениям.

В одном из таких кресел удобно устроился лорд Розенкранц. Круглые, без оправы, очки сидели у него на кончике носа, на коленях лежала сложенная газета, а в руках был бокал рубиново-красного вина. Дым от сигары медленно поднимался к потолку.

– Кого я вижу? – заулыбался он. – Почетный гость! – И, слегка улыбнувшись, процитировал: – «Интриги и хитросплетенья – вот путь к богатству...

– ...и сверженью королей», – закончил за него Карл Хайнц, удивленно поднимая брови.

– Будем надеяться все же, что это нам не грозит. – Щеки у лорда Розенкранца разгорелись то ли от стоящего рядом торшера, то ли от вина.

– Не слушайте его, милый, – отмахнулась Бекки. – Что бы нас в ближайшие два дня ни ожидало, одно обещать могу – скучно не будет.

И, ловко скинув домашние туфли с золотыми застежками, она уселась в кресло рядом с камином и величественно похлопала по стоящей рядом кушетке.

– Присаживайтесь, Хайнц. Сюда, поближе. Что будете пить? Кофе? Чай? Или, может, что покрепче?

– Зачем? – улыбнулся Карл Хайнц. – Думаете, мне это понадобится?

– Послушайтесь доброго совета, приятель, – зашелестел газетой лорд Розенкранц, – не отказывайтесь. Запомните: «Сколько бы ни выпил, все будет мало». И подозреваю, что наступающий уик-энд только подтвердит эту мудрость.

Голдсмиты заняли лучшую, по мнению Нины Фейри, гостевую в Сидер-Хилле. Это была просторная комната окнами на север на втором этаже. Роскошной ее, впрочем, несмотря на размеры, назвать было нельзя. Скорее, подумала, поджав губы, Дина (тем временем миссис Прюитт справилась наконец с камином и, цокая каблуками по голому полу, вышла из комнаты), совсем наоборот: в ней было нечто уныло-пуританское, ханжеское, как бывает только в старых колониальных домах.