– Хорошо сказано, – кивнул Фейри.

Кензи промолчала.

– Иными словами, о самом этом инциденте вам сказать нечего, – пристально посмотрел на нее Фейри. – Совсем нечего?

– Почему же? Я рада, что все находится под контролем и что нам удалось избежать крупных неприятностей.

– Ясно... – Фейри тяжело вздохнул и переплел пальцы. – Помнится, вы предлагали, чтобы мы открыто заявили о намерении расследовать происхождение этой картины Голбейна.

– Именно так, сэр.

– А вы отдаете себе отчет в том, что это означает?

– Что пресса вообще, а специальные издания в особенности не будут с нас сводить глаз.

– Вы правы. Тогда вас, конечно, не удивит, почему именно вам я собираюсь поручить заняться этим расследованием?

– Мне?! Но... думаю, мисс фон Хобург-Уилленлоу вполне способна спра...

– Да, да, да, – раздраженно перебил ее Фейри. – Я не сомневаюсь в ее компетентности. Однако она работает у нас только три месяца, а нужен настоящий специалист, ветеран, если угодно. Мисс фон Хобург-Уилленлоу в стороне не останется, но ответственность – на вас. И докладывать мне о результатах будете вы.

Фейри помолчал.

– Я могу на вас рассчитывать, мисс Тернер?

– Да, сэр, – кивнула Кензи.

– Благодарю вас. – Он поскреб подбородок. – Если не ошибаюсь, вам приходилось тесно сотрудничать с каким-то полицейским из отдела по розыску похищенных произведений искусства... Как, бишь, его?

– Чарлз Ферраро, – автоматически откликнулась Кензи и, едва выговорив это имя, почувствовала острую боль в сердце.

– Да, да, – подхватил Фейри. – Ферраро. – Полагаю, вам следует немедленно с ним связаться. У него могут оказаться источники информации, которые нам недоступны.

«О Господи, – мысли у Кензи лихорадочно заметались, – неужели мне действительно придется работать с Чарли? Нет, это решительно невозможно».

После памятного приема в «Метрополитен» прошло три месяца, и все это время Кензи не виделась ни с Чарли, ни с Ханнесом. Когда они звонили, бросала трубку. И даже дверные замки сменила, чтобы Чарли не мог воспользоваться ключами, которые она когда-то ему дала.

И вот теперь, когда Кензи решила, что навсегда избавилась от этого типа, ей снова его навязывают!

– Мисс Тернер! Мисс Тернер!

Голос Фейри донесся словно издалека.

– Что с вами?

– Да нет, все в порядке. Просто, – Кензи откашлялась, – мне не хотелось бы вновь работать с этим человеком.

– Да? – Фейри вскинул брови. – А почему, позвольте узнать?

– Я бы предпочла в это не вдаваться, сэр.

– Боюсь, что трудно удовлетвориться этим объяснением, мисс Тернер. Слишком велики ставки. Речь идет, говоря вашими же словами, о трехсотлетней незапятнанной репутации «Бергли». Я правильно вас цитирую?

Кензи уныло вздохнула. Вот черт, она сама загнала себя в угол.

Фейри близко наклонился к ней.

– Ну так как же, мисс Тернер, вас все еще смущает моя скромная просьба? По-вашему, я требую слишком многого?

– Нет, что вы, сэр, – устало произнесла Кензи.

– Вот и хорошо. Жду вашего отчета. А сейчас вы свободны.

На том разговор и закончился.

Кензи вернулась в кабинет, рухнула на стул и невидяще огляделась по сторонам.

– Что случилось? – озабоченно посмотрела на нее Зандра. – На тебе лица нет. Что произошло?

Угрюмо уставившись на телефонный аппарат, Кензи промолчала.

«Чарли, – мрачно повторяла она про себя. – Надо позвонить Чарли. Да пусть меня лучше черти на костре поджарят!»

Но выбора не было.

Смирившись с неизбежным, Кензи подняла трубку и набрала рабочий телефон Ферраро, спрашивая себя, когда же наконец он выветрится из ее памяти.

– Полиция Нью-Йорка, – ответил женский голос. – Отдел по розыску похищенных произведений искусства.

– Офицера Ферраро, пожалуйста. – Кензи закрыла глаза.

– Кто спрашивает?

– Мисс Тернер.

– Одну минуту.

– Эй, Ферраро, тебе звонят по второй линии, – услышала Кензи голос дежурной.

И откуда-то издали слишком знакомый голос:

– Кто?

– Некая мисс Тернер. Соединить?

Молчание. Затем:

– Не надо. Слишком долго раздумывала. Пусть теперь потерпит. Это ей только на пользу.

Кензи швырнула трубку. Вот сволочь! И с таким приходится иметь дело!

Она решительно стиснула зубы. Ну ничего, он еще не знает, с кем столкнулся, угрюмо подумала она. Дай только добраться...

Она снова схватила трубку.

– Полиция Нью-Йорка. Отдел по розыску похищенных произведений искусства.

– Офицера Ферраро, – бросила Кензи. – Срочно.

Последовала пауза.

– Очень жаль, но офицер Ферраро только что вышел. Что-нибудь пере...

Кензи швырнула трубку.

Она вся кипела.

Дела, дела, дела!

Дел в эти дни у Дины Голдсмит было действительно много, слишком много для одной женщины.

Но что поделаешь. Забравшись наконец на самую верхнюю ступеньку общественной лестницы, она вовсе не собиралась просто почивать на лаврах. Напротив, в правильном направлении Дина двигалась с той же уверенностью, с какой летит к цели почтовый голубь, а ее стратегическим талантам мог бы позавидовать весь комитет начальников штабов.

Ну вот хотя бы сегодняшний распорядок дня:

7.00 – встреча с Джулио – указания домашнему персоналу;

7.15 – зарядка с инструктором;

8.00 – ванна;

8.45 – письма, телефонные звонки;

9.30 – массажистка;

10.00 – парикмахер, маникюрша;

11.00 – лекция у «Сотби», тема – английский портрет XVIII века;

12.30 – Дом моды Оскара де ла Рента;

13.30 – обед у Бекки Пятой;

14.45 – урок французского (неправильные глаголы!!!);

15.45 – комитет по борьбе за здоровую пищу;

17.00 – галерея «Уайлдстайн» – Гейнсборо;

18.45 – галерея «Недлер» – открытие выставки Дональда Салтана;

19.30 – «Метрополитен-опера» – опера Пуччини;

21.00 – благотворительный ужин в «Метрополитен-музее».

Теперь Дина иной жизни себе и не представляла. Она буквально купалась в волнах светского успеха. И подумать только – началось все с того дня рождения Карла Хайнца, когда ее приметила сама Бекки Пятая!

С тех самых пор двери, до того плотно закрытые перед Голдсмитами, отворились, как по мановению волшебной палочки. Приглашения хлынули потоком. И Голдсмиты начали выезжать в свет.

Два месяца Дине казалось, что она живет как в сказке. А потом, проснувшись однажды утром, почувствовала, что все же что-то ее до конца не удовлетворяет.

Да, она добралась до самой вершины. Да, ее с Робертом принимают в самых лучших домах. Ну и что с того?

Дине теперь хотелось большего. Да, большего. Маленькой Дине Ван Влит из Нидерландов уже было мало просто вращаться в кругу избранных, она ныне с завистью поглядывала на еще не освоенные, зеленеющие пастбища.

Коротко говоря, Дина возмечтала стать легендой. Сделаться истинной звездой высшего общества.

И некоторые шаги в этом направлении уже были предприняты.

Следуя во всем примеру Бекки Пятой, Дина уже поменяла свой кричаще-роскошный «кадиллак» на скромный «линкольн» и убеждала Роберта сделать то же самое.

Над воспитанием Дины, ведая о том или нет, работал целый круг лиц.

Ежедневные уроки французского позволяли ей теперь перемежать свою речь всяческими «voulez-vous», «n’est-ce pas», «cherie» и так далее – точь-в-точь как Бекки Пятая.

Под влиянием Джейн Райтсмэн, известного авторитета в области французского интерьера XVIII века, Дина решила, что неплохо бы и ей освоить этот предмет. Так началалось изучение – трижды в неделю – ренессансной живописи.

Наслушавшись рассказов о «субботах» у модельера Оскара де ла Ренты и его жены, куда все заскакивают запросто, возвращаясь из-за города, Дина решила последовать тому же примеру, открыв дверь всякому, кто хотел бы пропустить рюмочку в воскресенье вечером.