Чарли наклонился к запотевшему стеклу и протер его изнутри рукавом рубашки. Словно завороженный, он смотрел сквозь струи дождя, как грузный лимузин, отчаянно сигналя, выбирается со стоянки. Мелькнули габаритные огни, и машина, развернувшись и медленно набирая скорость, величественно двинулась вперед.

В глаза хлынул ослепительный свет фар, и Чарли непроизвольно зажмурился. На мгновение ему даже показалось, что какое-то страшное межзвездное чудовище прикидывает, оставить его в живых или смести с пути, как пылинку.

Затем, словно решив, что эта жестянка недостойна его внимания, гроб длиной почти в три метра презрительно проплыл мимо, повернул налево, и, мигнув на прощание огнями, скрылся за поворотом.

Чарли разжал кулак.

– Ну что ж, рискнем, – пробормотал он, повернул ключ зажигания и, выждав несколько секунд, двинулся следом – словно пиранья за акулой.

Гроб поворачивал то налево, то направо, то увеличивал, то снижал скорость, устремляясь к центру Манхэттена. Чарли маневрировал сзади. Наконец лимузин притормозил и плавно подъехал к какому-то уродливому зданию.

Чарли выключил двигатель и фары старенького «плимута» и тоже остановился. Готовясь к неизбежному, он впился ладонями в руль.

Все разворачивалось, как при замедленной съемке: открылась водительская дверь; привратник, медленно раскрывая зонт, покинул уютное тепло вестибюля и неловко, словно пробиваясь сквозь невидимую плотную завесу, подошел к машине; шофер направился к задней двери, взялся за ручку...

Чарли громко застонал: нет, похоже, ему все-таки не удалось как следует подготовиться к неизбежному. Должно быть, слишком сильное впечатление произвел на него сам отъезд парочки.

Дождавшись, пока они войдут внутрь, Чарли глубоко вздохнул, сжал кулаки и вошел в мраморный вестибюль. Парочка уже направлялась к лифтам, и вид у обоих был...

...как у любовников, которым не терпится добраться до спальни!

Внезапно пленка стала разматываться все быстрее, кадры теперь мелькали, как в калейдоскопе. В груди у него бушевали шекспировские шум и ярость.

Да они ведут себя, черт бы их побрал, как новобрачные!

К счастью, лифт наконец тронулся вверх.

Чарли с шумом выдохнул воздух из груди и вернулся в машину. Теперь, когда пташки улетели, боль утихла, осталось только какое-то жжение в груди. Ничего, терпеть можно.

Он понимал, что ожиданием ничего не добьешься. Чарли взял себя в руки, включил двигатель и до предела вжал педаль газа в пол – машина, как ракета, с грохотом рванула вперед.

Теперь он знал, что надо делать. Он поедет к дому Кензи и будет ждать ее там.

Отъезд Бекки Пятой привлек не меньше внимания, чем ее появление. Она всегда предпочитала уединение, и именно это понуждало жадную до зрелищ публику – включая самых богатых и избранных – стремиться хоть мельком поглазеть на нее.

Так было и на этот раз.

Во время аперитива она бегло обошла, скупо улыбаясь, вместе с хозяином гостей, а за ужином, словно невидимая стена воздвиглась вокруг стола Карла Хайнца, Бекки удостоила его первым танцем и сразу же удалилась в уединенную гостиную на верхнем этаже музея. Именно здесь она и провела, в узком кругу самых близких друзей, весь вечер.

В одиннадцать Бекки засобиралась домой, на олимпийские высоты пентхауса рядом с Пятой авеню. Послали за лордом Розенкранцем, который незамедлительно поднялся на лифте за своей именитой спутницей.

Пять минут спустя Бекки в сопровождении лорда и неизменно бдительных охранников прошествовала своей обычной царственной походкой через танцевальный салон, изредка останавливаясь попрощаться с друзьями и просто знакомыми.

Дина оказалась в числе избранных, что привело ее в совершенный восторг.

– Рада была повидаться, – бросила Бекки.

– Ну что вы, мадам! – выпалила Дина. – Знакомство с вами – большая честь для меня.

Бекки улыбнулась своей знаменитой загадочной улыбкой и, уже отходя, неожиданно вспомнила, что Роберт А. Голдсмит только что приобрел контрольный пакет акций «Бергли», и поскольку она сама входит в совет попечителей головной компании, «Бергли холдинг инкорпорейтед», то, стало быть, отныне ей неизбежно придется встречаться с Голдсмитами.

А следует сказать, что Ребекка Корнилл была на редкость практичной женщиной. Единственная владелица империи стоимостью в шесть с половиной миллиардов долларов – ноша вообще-то неподъемная, если бы благодаря лорду Розенкранцу, этому Пикассо в области финансов, она фактически не управлялась сама собой, – Бекки могла себе позволить направлять всю свою энергию на одно-единственное дело: заставлять самых богатых и самых знаменитых раскошеливаться на благотворительность, ставшую ее единственным призванием.

Именно поэтому она остановилась и обернулась к Дине с ослепительной улыбкой:

– Может, как-нибудь на днях пообедаем?

Дина была настолько потрясена, что, кажется, впервые в жизни не нашлась что ответить.

– И еще, – ласково продолжала Бекки, – мне хотелось бы пригласить вас с мужем на уик-энд в свое загородное поместье. Если вы, конечно, не против.

Не против?! На лице Дины появилось глуповатое выражение, как у человека, вытащившего выигрышный билет в лотерее и не верящего своим глазам – или, скорее, как в данном случае, ушам.

– Я... да мы будем просто счастливы! – выпалила она, обретя наконец дар речи.

– Отлично! Я свяжусь с вами.

С этими словами Бекки, сопровождаемая свитой, двинулась дальше.

Дина, все еще пребывающая в состоянии полного экстаза, сильно ткнула мужа локтем в бок.

– Нет, ты слышал? Можешь себе представить, нас с тобой приглашают к Бекки Пятой!

Роберт подавил вздох облегчения. Жена настолько потрясена, что – с Божьей помощью – наверное, забудет его маленькую шалость во время танцев.

И действительно, поводов для беспокойства у него не было.

Вот уж о ком, о ком, а о Бэмби Паркер Дина и думать забыла. Ибо что может сравниться с открывающейся перед ней уникальной возможностью пробиться на самый верх общественной лестницы?

Да ничто на всем белом свете!

О да! Маленькая Дина Ван Влит вытащила счастливый билет и уж теперь не упустит свою удачу!

«Дантов ад» был переполнен. Усиленная многочисленными динамиками музыка рвала барабанные перепонки. Под потолком трепетали, обдуваемые мощными вентиляторами, установленными по периметру всего зала, разноцветные гирлянды. На танцевальной площадке извивались, принимая самые разнообразные позы, удивительные фигуры: девушки, похожие на юношей, юноши, похожие на девушек, фантастические андрогины, ни на кого не похожие, и даже те, кто был похож на самих себя.

Взять хотя бы Зандру. В этом до отказа набитом модном баре она чувствовала себя как рыба в воде, буквально цвела, как редкостная хрупкая орхидея, правда, всего лишь на одну ночь.

Карл Хайнц был ошеломлен, настолько неотразима – а он и не замечал раньше – была его кузина, и не сводил с нее глаз.

В отличие от других она вовсе не пыталась через себя перепрыгнуть. Напротив, танцевала совершенно естественно, двигаясь с природной грацией и полузакрыв глаза, словно погрузившись в иной, только ей ведомый мир.

«Забудь! – прикрикнул на себя Карл Хайнц. – Она слишком молода для тебя. Ты должен ей казаться стариком».

И словно в подтверждение этой печальной мысли он неожиданно споткнулся, толкнув кого-то из танцующих.

– Эй, папаша, глаза разуй! – Кто-то крепко ухватил его за локоть.

У Карла Хайнца голова дернулась, как от удара. Все в нем восстало против этого слишком явного намека на старческую немощь и пропасть между поколениями намека, усиленного угрожающим выражением прыщавого лица мальчишки.

Карл Хайнц ответил высокомерным взглядом.

Будто столкнувшись с высшей силой, прыщеватый юноша испуганно попятился. Но никакого удовлетворения Карл Хайнц не почувствовал. В душе он испытывал непобедимое отвращение к этой компании расхристанных молодых людей с их бьющей через край энергией. В большинстве они были даже моложе Зандры.