А главное, что почерпнула Кензи у мистера Вагсби, – страсть к живописи. От него Кензи научилась видеть в картине не только сочетание красок или исторические сюжеты, но и живое отражение теплого, человеческого бытия.
В могилу Вагсби в конце концов свела не слепота, а рак. Доктора дали ему полгода.
Кензи помогла ему закрыть магазин, распродав предварительно все содержимое. А он втайне от своей помощницы связался со своим старым знакомцем Споттсом, благодаря которому Кензи и получила место в отделе полотен старых мастеров «Бергли».
Она оставалась с ним до конца.
Незадолго до смерти мистер Вагсби признался, что до нее он отсеял двадцать восемь претендентов.
– Представляете, – слабо проговорил он, – вы единственная, кто угадал в авторе той картины Менгса!
Кензи ласково погладила его по восковой щеке.
– Но я бы взял вас в любом случае, – продолжал он. – Стоило вам только войти ко мне и осмотреться, как я сразу понял, что живопись... она у вас в крови... это ваша жизнь.
Оба улыбнулись. Ресницы у мистера Вагсби затрепетали, и он отошел. Кензи торжественно поцеловала его в лоб и закрыла ему глаза.
Так закончилась эта глава ее жизни и началась новая.
Довольно оглядывая себя в зеркало, Кензи сделала нечто вроде танцевального па, и как раз в эту минуту раздался звонок. Она поспешно разгладила платье, повязала шарфик и пулей вылетела в крохотный холл.
– Кто там?
– Это Споттс, – раздался искаженный внутренней связью голос.
– Поднимайтесь. – Кензи открыла сверху дверь в подъезд.
Появившись через несколько минут, Споттс изумленно воззрился на девушку.
– Вот это да!
– А что такое?
– Как это что? Никогда не видел вас такой красавицей!
Кензи была польщена.
– Да и я никогда не видела вас таким элегантным, сэр. Фрак вам к лицу. Выпьете чего-нибудь?
– Да Боже меня упаси! Выпивки у нас впереди целое море. К тому же внизу ждет такси.
– В таком случае пошли, зачем счетчику тикать впустую.
Кензи сняла с вешалки пальто, Споттс помог ей одеться и предложил руку.
– Ни дать ни взять Золушка! – весело заметил он. – Итак, отправляемся на бал.
Глава 12
Прием в «Метрополитене» был уже в полном разгаре. Сотни приглашенных разгуливали по залу с бокалами в руках и, сбиваясь в кучки по интересам, плавно перетекали из одной в другую. Гул голосов растворялся в звуках струнного концерта Моцарта.
Принц Карл Хайнц фон унд цу Энгельвейзен стоял у входа, приветствуя все новых гостей, появлению которых предшествовало торжественное объявление из звучных титулов и фамилий.
Женщинам принц Карл Хайнц целовал ручку, мужчин приветствовал крепким рукопожатием и легким наклоном головы.
– Мистер и миссис Шелдон Д. Фейри, – важно объявил церемониймейстер.
Появился Шелдон в сопровождении своей жены Нины, великосветской дамы без возраста. Ее лицо представляло настоящую палитру искусно подобранных красок.
– Хайнц, милый, – заворковала она, расплываясь в ослепительно-фальшивой улыбке. – Как летит время! Только вчера отмечали ваш день рождения, и вот снова. Неужели прошел целый год? Право, вы меня заставляете чувствовать себя древней старухой.
– Ну что вы, дорогая Нина, – расшаркался Карл Хайнц, – совсем напротив, это я – чистый портрет Дориана Грея. Становлюсь все старше и уродливее, а вы тем временем молодеете и цветете.
– Льстец! – Коротко рассмеявшись, Нина, вся в шелках, просунула руку под локоть мужу и вплыла в зал.
– Надеюсь, вам не будет за меня стыдно, – обеспокоенно проговорила Кензи.
Такси они со Споттсом отпустили на Пятой авеню, избежав тем самым пробки у входа в «Метрополитен».
– С какой стати? – полюбопытствовал Споттс, взяв ее под руку.
– Полагаю, вы уже заметили, – нервно пояснила Кензи, – что я сделана из другого материала.
– О Господи, час от часу не легче! Это еще как прикажете понимать?
– Частных школ не кончала, уроков танцев и светского поведения не брала, легкий треп поддержать не умею, и тему вовремя сменить – тоже, не знаю, сколько дать на чай крупье, и все такое прочее.
– Ах вот оно что! – понимающе кивнул Споттс. – Иными словами, вы хотите сказать, что увереннее чувствовали бы себя сегодня, получи вы воспитание... ну, скажем, как мисс Паркер. Так?
– Вроде того, – неловко признала Кензи.
– В таком случае вот вам добрый совет – выбросьте эту чушь из головы! Если хотите знать, я бы лично в жизни никуда не пригласил мисс Паркер! – Его голос потеплел. – Посмотрите на это с другой стороны. Если вы устраиваете меня, то, рискну заметить, претензий к вам ни с чьей стороны быть не может. А теперь мой приказ: прочь ненужные мысли, давайте наслаждаться жизнью!
Он умело провел Кензи между подъезжающими и отъезжающими автомобилями и помахал приглашением перед носом привратника.
Поднимаясь по ковровой дорожке, Кензи почувствовала, что ее начинает трясти, как в лихорадке. Ей было известно, что музей «Метрополитен» самое престижное, а возможно, и самое дорогое помещение, где устраиваются наиболее пышные банкеты, а ведь в Нью-Йорке, мягко говоря, есть из чего выбирать. Она не могла не восхищаться сногсшибательным фасадом здания, купающегося в серебристо-зеленом море огней, флагами, развевающимися на ветру, фонтанами, обрушивающими свои струи с таким грохотом, что даже шума машин на Пятой авеню почти не было слышно.
Невозможно было избавиться от ощущения, что какой-то неведомый титан взял да и перенес в неприкосновенности этот огненный храм искусств из какой-нибудь европейской столицы в Центральный парк – сердце самого большого, самого шумного и самого энергичного города в мире.
Наконец они добрались до верхней площадки, где их встретили двое ливрейных дворецких в париках и шелковых панталонах по моде XVIII века и, еще раз проверив приглашения, с поклоном открыли двери.
Кензи отказывалась верить своим глазам. Сверкающий вестибюль с его величественной главной лестницей был по случаю сегодняшнего события декорирован как современный Версаль, о котором напоминали кадки с цитрусовыми деревьями в полном цвету и высокие торшеры, в которых горели тысячи свечей.
Лакей, тоже в ливрее, повел их к гардеробу; рядом раздался чей-то серебристый смех, прошелестели шелка, сверкнули бриллианты.
«Ну да поможет мне Бог, – внутренне перекрестилась Кензи, ныряя в омут. – Я ведь простая девушка. Обыкновенная канцелярская крыса. И как это меня занесло сюда?»
Ну вот, повели на заклание агнца, подумала Кензи, услышав, как Споттс называет их имена церемониймейстеру. Ладони у нее покрылись противным липким потом. Кензи расправила плечи и в попытке собрать остатки мужества бросила взгляд в глубь зала.
Это была крупная ошибка.
Ослепительный блеск поверг ее в полную панику. Какой же надо быть идиоткой, думала она, чтобы надеяться встать вровень с этой роскошью в своем по случаю купленном платье!
– Мистер Дитрих Споттс и мисс Маккензи Тернер! – объявил церемониймейстер.
С трудом подавив рвущийся изнутри стон, Кензи обреченно посмотрела на мистера Споттса.
Все будет в порядке, улыбкой подбодрил он ее, и не успела Кензи и глазом моргнуть, как оказалась лицом к лицу с хозяином вечера. Поразительно, но не дав ей и малейшей возможности выказать каким-либо образом свое смущение, фон унд цу склонился к руке Кензи.
– Мисс Тернер... – Принц на мгновение встретился с ней взглядом и обезоруживающе улыбнулся. – Добро пожаловать...
Отпустив ее руку, он повернулся к ее спутнику. Они обменялись любезностями, и Споттс провел Кензи в зал.
– Это как же... Это все? – пролепетала она.
– Боюсь, что да, – улыбнулся Споттс. – Ну вот, видите, дорогая, я же вам говорил. Все очень просто.
Он на секунду остановился и окинул зал опытным взглядом. Кензи последовала его примеру. Все здесь, казалось, знали всех, великосветский спектакль был в полном разгаре, при свете хрустальных люстр ценой 942 доллара каждая гости обменивались фальшивыми улыбками, как на церемонии вручения «Оскаров», и банальностями.