У доверчивого де Сабле на глаза навернулись слезы.

– Барон, – испуганно сказал Рауль, – Съешь апельсин. Я очищу? Ты, похоже, так ослабел, что и апельсин очистить не можешь.

Он взял свой пакет, с которым пришел к другу.

– Не надо, – простонал барон, – Мой бедный желудок не принимает даже такую нежную пищу как апельсины.

Рауль переглянулся с помощником капитана.

– Ну, хоть одну дольку, – настойчиво сказал Рауль, – За наше Пиратское Братство, Оливье! Не обижай друзей!

Он скормил страдальцу дольку апельсина. Оливье, умяв дольку, тяжело вздохнул и пролепетал слабое ''спасибо''.

– Еще, за Победу! – сказал помощник капитана.

Оливье покачал головой.

– Как, ты не хочешь, чтобы мы победили?

– О, я столько пил, чтобы мы победили, вот теперь и мучаюсь. Будто Победа как-то связана с этим апельсином!

– Как знать, – пробормотал Рауль, – Мы немного суеверны, так что лучше съешь.

Оливье раскрыл рот и слопал вторую дольку.

– За маму! – сказал помощник капитана.

Оливье подчинился.

– За папу! – сказал Рауль.

Оливье проглотил четвертую дольку – за папу.

– Не мучайте меня больше… – жалобно сказал барон.

– За твою маркизу, и мы от тебя отстанем, – пообещал Рауль, – Остальное тебе на ужин.

То, что им удалось скормить бедняге пол-апельсина, внушало надежду. Барон далеко не так плох – его запугал грозный док. Дюпон перестарался – несчастный Оливье уже шутки понимать перестал. А вот сюсюканье неумелых нянек подействовало. И Рауль заговорил с бароном де Невилем как заботливая нянюшка с несмышленым младенцем:

– Вот и умничка, лежи в своей постельке и выздоравливай. Бедняжка!

''Сейчас он разозлится и пошлет меня к чертовой бабушке… или…еще… подальше''. Но Оливье не обиделся на ''бедняжку'' и кротко вымолвил:

– Спасибо, милый Рауль, я знал, что ты добрый юноша.

''Добрый юноша'' разинул рот. Такой реакции он не ожидал! Не ожидал таких слов и помощник капитана. А, поскольку де Сабле тоже был добрым юношей, у него опять навернулись слезы на глаза.

– Не плачьте, – сказал Рауль моряку, – Он выкарабкается. Барон де Невиль живучий как кошка. Барон! Вспомни фрондерские войны!

– Вот то-то и обидно, – стонал Оливье, – Умереть не в бою, как положено рыцарю, воину, дворянину, а в… постельке… от жалких пилюль и отвратительных клистиров. Что ты там вещал о викингских похоронах? Не видеть мне Вальхалы, попаду с моим отравлением в царство богини Хель.

– Он бредит? – спросил де Сабле.

– Он шутит, – сказал Рауль, – Друг мой, Вальхала – это шутка. Мы с тобой христиане как-никак.

– Фрондерские войны, – простонал Оливье, – Вот, юноша, взгляните, – с этими словами Оливье достал пулю на шнурке, что висела на его груди и показал помощнику капитана.

– Видите, – сказал Оливье слабым голосом, – Эта пуля пробила мою грудь, когда мне и девятнадцати не было.

– А не плечо, ты не ошибся? – спросил Рауль осторожно.

– Грудь! – заявил Оливье.

– Ну, грудь так грудь, – миролюбиво сказал Рауль, – Тебе виднее.

– Я умирал в монастыре, истекая кровью, в голове взрывались миллионы бомб. Такие адские муки я испытывал, когда из моего многострадального тела извлекали эту долбаную пулю, эту вот суку-пулю, эту вот пулю-дуру. Вот она, взгляните, юноша… Я хочу сказать… господин де Сабле! Но эта мука – ничто по сравнению с теперешней. И боль от раны – а рана была тяжелая, скажи, милый мой Рауль? /Рауль кивком подтвердил слова барона/. Боль от раны не то, что мои нынешние мучения.

Молодой де Сабле восхищенно смотрел на ''сувенир'' де Невиля. Рауль был в курсе фрондерских приключений барона. Он знал, что рана была далеко не такой тяжелой и мучительной, как Оливье хвастался перед моряком, а еще раньше, в Париже – перед молодыми мушкетерами. Но, конечно, не собирался опровергать барона.

– Барон, – осторожно сказал помощник капитана, – Если вы излечились после такого тяжелого огнестрельного ранения, то теперь-то вы и подавно поправитесь.

Де Невиль ответил жалобным вздохом.

– Ох, – прошептал он, – Он приближается.

– Кто? – в один голос спросили Рауль и де Сабле.

– Мой мучитель, Главный Клистироносец… Я его шаги уже узнаю…

Оливье с отчаянием взглянул на дверь. Рауль и де Сабле повернули головы и увидели доктора Дюпона в сопровождении неизменного помощника.

– Ну, как мы себя чувствуем? – спросил Дюпон.

– Плохо, доктор, очень плохо, – простонал Оливье,- Я прошу только, чтобы меня оставили в покое.

– Конечно, молодой человек. Покой вам просто необходим. Никто вас не будет беспокоить. Но вы должны пройти курс лечения.

Барон взвизгнул. Рауль сосчитал в уме до трех и отважился.

– Доктор, – сказал Рауль решительно, – Можно вас на пару слов?

– К вашим услугам, господин виконт, – любезно сказал Дюпон, и они вышли из каюты. х х х

– Виконт, – произнес Дюпон улыбаясь, – Я рад видеть вас в добром здравии! Сегодня вас не узнать.

– Спасибо на добром слове, господин Дюпон, но не обо мне речь, а о бароне де Невиле. Что с ним? Бедняга так мучается.

– Пусть мучается, – усмехнулся Дюпон, – Это ему хороший урок. В другой раз не будет так напиваться.

– Вы его замучили своими процедурами.

– Не без этого, милый виконт, не без этого. После моих промываний, клистиров и слабительного барон призадумается, прежде чем устроить новый дебош…

– Я понимаю, он вел себя по-идиотски… Перепил… Буянил… Надоел всему экипажу… Но будьте снисходительны – ему и так плохо. Проявите милосердие!

– Жизни вашего друга, господин де Бражелон, ничего не угрожает. Он вне опасности. Вы и сами это отлично понимаете.

– Что же вы его мучаете? Вы, представитель самой гуманной профессии?

– Ба! Клистир он заслужил в воспитательных целях.

– Еще бы! Вы шантажируете беднягу – когда человек находится перед выбором – клистир или смерть, конечно, он выберет первое. Но ведь это неправда. И больной-то мнимый.

– Вы совершенно правы, виконт. Мнимый больной. Не волнуйтесь за него. Вы же доверяете мне как профессионалу?

– Да. Но на вашем месте, господин Дюпон, я был бы помилосерднее…

– Вы себя, кажется, Пиратом величать изволите? Пират просит врача о милосердии?! Истина наизнанку в духе Вийона.