– …А среди ваших знакомых, дорогой Портос, среди всех этих маркизов и графов, которым вы утерли нос своей баронской короной, может, и отыщется кто-нибудь толковый?

– Утереть-то утер, – сказал Портос, – Но я ж еще не герцог. Ага! Знаю!

И Портос рассказал, как его совсем недавно остановил на улице какой-то юнец, представившись как Жан-Поль де Жюссак. Портос любил находиться в центре внимания; молодому Жюссаку удалось завоевать его расположение. Жан-Поль наговорил Портосу комплиментов. Тут и Портос любезно спросил сына гвардейца кардинала: "Как здоровье вашего батюшки? Давненько я не видел г-на де Жюссака, после осады Ла Рошели он исчез из виду''. Жан-Поль отвечал, что у бывшего гвардейца кардинала здоровье отменное, а занят он сочинением биографии кардинала Ришелье, написанной от лица – кого бы вы думали? – любимого кота его преосвященства Фенимора, белого, пушистого, зеленоглазазого. Вы, разумеется, знаете, что покойный кардинал Ришелье обожал кошек – их у него всегда было огромое количество. А Фенимор*, тот еще котяра! Кстати, к гасконцу кот ласкался, а миледи очень боялся. Кошки, они же чувствуют человека. Этот литературный прием очень позабавил Портоса, но еще больше он заценил в Жюссаке то, что гвардеец кардинала, уйдя на покой, не внушил своему наследнику ненависть к мушкетерам, а наоборот, отзывался обо всех с огромным уважением, чего не скажешь о де Варде.

– Жюссак так Жюссак, – сказал Д'Артаньян, – У меня тоже нет предубеждения. Отец был храбрец, посмотрим, как проявит себя Жюссак-младший…

… *У кардинала Ришелье действительно был кот Фенимор.

…

– Жюссак-младший намерен соблазнить некую фрейлину герцогини Орлеанской, – сказал де Невиль.

– Ничего у него не выйдет, – воскликнул Ролан убежденно, – Лавальер обожает короля. Я сам видел, как они в Шайо миловались.

– Да что, свет клином сошелся на белобрысой плаксе Лавальер? Говоря о фрейлине принцессы, я имел в виду мартышку Монтале. Хотя… к Лавальер это имеет прямое отношение. Кое-какие козни чернавки Монтале кое-кому внушают тревогу. А Жан-Поль, как добрый товарищ, решил помочь в этом щекотливом деле и предотвратить козни мартышки. Зная, что замышляет мартышка и, будучи ее любовником, Жан-Поль выведает секреты этой ловкой особы и поможет Плаксе. Ну, а башка поклонника мартышки, г-на Маликорна, украсится рогами.

– И поделом, – заметил Гугенот, – Маликорн предатель, и вполне заслужил это украшение. Раньше он был лучше. Деградировал парень при Дворе Короля-Солнца!

– Только не вздумайте при моем господине называть м-ль де Лавальер "белобрысой плаксой", – тревожно заметил Гримо.

– Мы вообще при нем даже не упоминаем ее имя! – воскликнул Оливье.

– То-то же, – вздохнул Гримо, – И про обезьяну Монтале лучше помалкивайте.

– Про мартышку!

– Какая разница.

– Но, если будут новости от Жан-Поля насчет Плаксы, тогда как, Гримо?

– Поживем, увидим,- сказал Гримо.

– Плакса о себе еще напомнит, – промолвил Гугенот.

– Лучше бы не напоминала! – воскликнул Вандом.

– А почему вы так уверены, господин де Монваллан? – спросил Гримо.

– Потому что я немного разбираюсь в психологии людей, подобных Плаксе. Отцы-иезуиты успели кое-чему меня научить, пока я не разорвал с ними связи.

– О ваших опасных связях с господами иезуитами мне ведомо, – заметил Вандом, – Наш предводитель упомянул о каком-то справочнике для исповедников, который вызвал ваше справедливое негодование.

– Не только это, – вздохнул Гугенот.

– А что вас привело к иезуитам? – спросил Вандом.

– Романтизм, друзья мои, романтизм! Я, наивный романтик, начитался в юные годы рыцарских романов и старинных хроник. Героические тени защитников Монсегюра и таинственных тамплиеров не давали мне покоя.

– Предок нашего Гугенота защищал Монсегюр, – вставил Люк.

– Аой! – Ролан хлопнул в ладоши, – Я так мало знаю о катарах, расскажете?

– После того, как ты нам поведаешь о славных делах крестоносца Жоффруа, – отшутился Гугенот.

– Хоть сейчас! – воскликнул Ролан и тут же поправился, – Ой, простите, что перебил вас.

– О катарах рассказывают разные легенды, – промолвил Шарль-Анри задумчиво, – Впрочем, насколько мне ведомо, на поляне с иван-чаем, где в незапамятные времена, давны-ы-ым давно-о-о Рауль и Жан, вооруженные деревянными мечами в тамплиерских мантиях с алыми крестами, / проще говоря, похищеннных простынях / вели лихие баталии, прорываясь на подмогу к Великому Магистру Ордена Тамплиеров Жаку де Моле и Командору Жоффруа де Шарни, и, как это должно быть в детских играх, разгромив палачей Филиппа Красивого, отправлялись всей компанией разыскивать сокровища Рыцарей Храма. О них, видимо, и идет речь в песенке о капитанах. А о катарах что-то не припомню.

– Откуда возьмутся катары

В прекрасной долине Луары? – сказал Гугенот, – А мне отцы-иезуиты сразу заявили, что катары – еретики, и чтобы я о них даже не заикался. Не буду вам подробно говорить о годах моей учебы. Я купился на название – ''Общество Иисуса''. Мечтал стать вооруженным апостолом, защищая своих братьев по вере и утверждая нашу религию где только можно, чтобы в конечном итоге на нашей несчастной земле воцарился ВСЕОБЩИЙ МИР, и люди, наконец, одумались и стали жить так, как учил Иисус. Но, присвоив своей организации святое имя нашего божественного Спасителя, иезуиты во многом оказались не такими, какими рисовались мне в воображении, люди, подобные Франсуа Ксавье или дону Игнасио… Я мечтал о далеких путешествиях в дикие варварские страны, о святой вере в любовь и милосердие…

– Сбылась мечта Гугенота, – вставил де Невиль, – Чем тебе не дикая страна Алжир?

– Мое ученичество подходило к концу, когда в начале мая наше… учебное заведение, скажем так, посетил один высокопоставленный гость. Своим внезапным визитом он вызвал большой переполох. Нас по очереди вызывали в кабинет, где этот господин беседовал с нашей молодежью. Дошла очередь и до меня. Мой наставник рекомендовал меня как способного ученика…