– А теперь, Анри, слушайте, я продолжаю.

– У вас язык не заболел? – с притворным сочувствием спросил паж.

– Нисколько, – ответил Ролан, – А что, неинтересно?

– О нет! Все чрезвычайно интересно! – поспешно заверил Анри, надеясь из подробного рассказа Ролана извлечь интересующую его информацию, – Только поменьше комплиментов в адрес господина де Бражелона.

– Тогда я вообще замолчу, ибо без комплиментов виконту мне не обойтись.

На это Анри и рассчитывал, хотя говорил приятелю совершенно противоположное. Но, состроив гримаску, милостиво дал свое согласие, и барабанщик приступил к продолжению анализа обстановки на флагмане.

– Как я уже говорил. Его светлость герцог и господа генералы, наше начальство, эти важные персоны, проводят свой досуг в беседах о войне и женщинах.

– Этого вы не говорили.

– Разве?

– Тему бесед важных персон вы не соизволили назвать.

– Ну, сейчас называю. Начальство делится воспоминаниями о военных и любовных победах, в которых герцогу Бофору с его очаровательным косноязычием принадлежит главенствующая роль.

– Очаровательное косноязычие? – возмущенно закричал Анри, – Да когда же ты прекратишь оскорблять моего герцога, Ролан-златоуст! То у него добрейший Бофор – идол, которому приносятся человеческие жертвы, то вовсе дурак, не умеющий связать двух слов!

– Да я обожаю Бофора! И я тоже играл роль жертвы, так что имею полное право называть его идолом.

– Это вы-то – жертва?

– Да, я! – важно сказал Ролан.

– Вы тоже пели герцогу романсы?

– Нет. Я читал герцогу одну из глав мемуаров.

– И как?

– Аплодисменты! – гордо сказал барабанщик, – А что до очаровательного косноязычия, то… сымпровизировать стиль Бофора гораздо труднее, чем усвоить жаргон морских волков или жеманный стиль великосветских салонов. Ну, мир, Анри? В мои намерения не входило даже косвенным образом оскорбить Бофора. Клянусь, у меня и мысли не было! И тени мысли!

– Я вам верю, – улыбнулся Анри, отвечая на рукопожатие барабанщика.

– Итак, любовные и военные победы герцога де Бофора…

Анри жестом остановил друга.

– Об этом мне известно не меньше вашего, Ролан. И подвиги генералов во славу Марса и Амура меня не интересуют.

– Хорошо, оставим важных, переходим к Пиратам. Там главенствовали те же темы – женщины и война. Но несколько в ином ключе.

– Понимаю. Меньше лирических воспоминаний, больше похвальбы и цинизма.

– Вы близки к истине. Но тут всю компанию забалтывал господин де Невиль. Вас интересуют любовные дела барона де Невиля?

– О любовных делах барона де Невиля знает последняя парижская кошка, в обществе которой сей господин удирал по крышам от разъяренных мужей. Я лучше бы тогда послушал о любовных делах нашего Вожака.

– Увы, тут мне сказать нечего. Если я процитирую реплики господина де Бражелона, столь же остроумные, сколь циничные, вы, Анри, с вашей чувствительностью и мечтательностью и вовсе его возненавидите.

– А вы восхищаетесь циничными репликами господина де Бражелона?

– Но если смешно! – простодушно сказал Ролан.

– Возможно, – раздраженно проворчал Анри / ценной информации выудить не удалось: барабанщик говорил давно известные вещи /, – возможно, я преувеличиваю недостатки этого господина…

– Недостатки? – бросился на защиту барабанщик, – С каких это пор остроумие стало недостатком?

– С каких это пор цинизм стал достоинством?

Ролан замялся: ему нечего было возразить. Анри удовлетворенно усмехнулся.

– Его светлость герцог, направляясь к своей компании на полуюте… тут я уточню, Анри, я допустил неточность, сказав, что герцог разместился на юте. Это не совсем верно. Полуют – это возвышение, где…

– Ют, полуют, я понял! Кормовая надстройка, где оркестр и фонари с резным барьерчиком!

– Совершенно верно. Итак, его светлость герцог, да хранит его Господь, застукал наших героев, когда они руководили такой важной операцией, как извлечение из трюмного люка бочки пива. Все внимание Пиратов было приковано к бочке. Моряки достали бочку и покатили к грот-мачте. Там уже обосновался господин Гримо со своим саквояжем.

– Они и старичка спаивают?

– Ну что вы! Старичок ведет трезвый образ жизни. Но у старичка золотые руки, и за считанные минуты Гримо ввернул в бочку кран. Бочка-то была закрыта. А наша публика любит комфорт. Бочка здоровенная, диаметром примерно…

– Не интересует меня диаметр! – взвыл Анри, – Видел я эти бочки!

– Бочка, установленная возле грот-мачты, бездонная, можно сказать, с краном – пей – не хочу! Гримо повернул кран, и компания заорала: ''Есть!'' и пиво, пенясь, полилось в подставленные кружки. Первая кружка досталась старикану. И матросов угостили – они оказали услугу пассажирам в свое личное время, во время работы они не пьют. Гримо, заметив герцога, громко кашлянул и сделал знак своему господину.

Все замерли с кружками в руках. Последовало вежливое приветствие. Де Невиль протянул герцогу кружку:

– Выпейте, монсеньор, на такой жаре пиво – то, что надо.

Бофор залпом осушил кружку… емкостью, наверно, с литр…

– Он меня убьет со своими диаметрами и емкостями, – проворчал Анри.

– Если я назвал емкость кружки, то это характеризует Бофора как человека, умеющего пить.

– Как любителя пива, – фыркнул Анри, – Фи!

– Отменное пиво, – заметил герцог, вытирая усы и велел матросам установить такую же бочку на полуюте.

А потом герцог нахмурился и поманил к себе виконта и барона. Те подошли, я сказал бы, с опаской.

– Я вас почти не вижу, господа, – недовольным тоном сказал Бофор.

– Монсеньор, – тоскливо сказал де Невиль, – Если вам угодно приказать, чтобы мы находились при особе вашей светлости, мы подчинимся.

И он вздохнул. Очень жалобно.

– Да, монсеньор, – с кротким видом сказал Бражелон.

– Очень мне нужны ваши кислые рожи! – фыркнул герцог, – Можно подумать, вас тащат на каторгу, а не на обед с шампанским! Я вижу, общество этих повес вам больше нравится.

Лица, именуемые повесами, и я в том числе, сидели на ковре, и пикнуть не смели при адмирале.