/ Продолжение /

– Насколько я понимаю испанский, мой милый виконт, это план крепости Джиджелли.

– Совершенно верно, монсеньор. К сожалению, план прошлого века.

– И то хорошо! – заявил герцог, – У нас и такого не было. Вернее, был, но очень тупой.

Бражелон вздохнул и пожал плечами.

– Понимаю, – сказал герцог, – Я пытался добыть информацию. Но эти болваны-чиновники ни черта не знают. А король заявил: на месте разберетесь. К счастью, наша милая Шевретта оказалась более предусмотрительной. И как только она ухитрилась добыть эти бумаги, удивляюсь! Впрочем – не удивляюсь, вспомнив испанских друзей твоей матушки.

– В архивах Мадридского двора существовал, по всей видимости, не один план мусульманской цитадели… Матушка взяла более современный, полагая, что он представляет наибольший интерес для нас. Ведь крепость строили испанцы. И то, монсеньор, за это время мусульмане наверняка не раз ее перестраивали. ''Это для Аллаха легко!'' Но главное – тайные коммуникации, подземные ходы – вот этой информацией мы, к сожалению, не располагаем.

– Да, – вздохнул герцог,- И все же, дружок, я очень благодарен твоей матушке за этот план. Уже есть над чем подумать.

– Как-то зашел разговор, – заметил виконт, – Если бы у нас было время, можно было бы подготовить разведчиков и раздобыть необходимые нам сведения.

– Что? – изумился герцог, – Послать ТУДА наших людей?

– Переодетых, разумеется, – сказал Рауль.

– Не для того ли вы под пивком лепечете по-арабски?

– И кое-что уже усвоили. Арабский – один из самых простых языков. Вот только обленившийся народ, и я в том числе, никак не может взяться за арабскую письменность. Один Гугенот ценой поистине героических усилий упрямо выводит эти закорючки.

– Неужели вы серьезно замышляли проникнуть в крепость?

– Почему бы и нет?

– Чушь! Думать забудьте! И Пиратам своим скажи – пусть даже не помышляют!

– Как знать, монсеньор…

– Это не удивительные приключения, как, может быть, кое-кто из вас воображает! Это – смертельная опасность и жестокие пытки в случае провала. Вам это ясно?

– Увы! – вздохнул виконт, – В таком деле могут участвовать люди убежденные, я сказал бы, отчаянные.

– Навряд ли такие нашлись бы.

– Если поискать, может, и нашлись бы.

– Вроде тебя, что ли? И твоих бесшабашных пиратов?

– Я не очень силен в арабском. А в остальном – если прикажете, я готов. В случае чего немым прикинулся бы.

– Какие бы невероятные планы вы не придумывали, без меня ничего не предпринимайте.

– Это еще пока не план. Это даже не идея. И навряд ли наши фантастические замыслы заслуживают внимания вашей светлости.

– Мой друг, ты отступаешь?

– А я и не наступал, монсеньор. Мало ли о чем болтают люди, не обращайте внимания на нашу похвальбу. В непринужденной беседе…

– Меня не проведешь – вы все-таки что-то замышляете. Весьма опасное.

– Вовсе нет, монсеньор! Взгляните лучше на остальные документы.

Бофор отложил план крепости, взял второй лист из пакета.

– Что за дьявольщина? – буркнул герцог, – Да это же латынь! – и он выругался по-солдатски.

– Она самая, монсеньор, – сказал Рауль, слегка улыбнувшись.

– А ты знаешь латынь, виконт?

– Более менее. Перевести вам?

– Переводи.

– Этот документ представляет собой не что иное, как декларацию Отцов Святой Троицы. Святые Отцы обращаются к монархам христианских держав Европы – к христианнейшему… королю… Франции…

– Побыстрее можешь? Я и сам вижу, хоть и не знаток латыни – королю Франции Людовику Четырнадцатому…

– … к католическому величеству Филиппу Четвертому, королю Испании, к королю Англии Карлу Второму, к правительствам Венеции, Голландии, Италии, Польши… К Великому Магистру Мальтийского Ордена… и так далее, тут еще много, я сокращу, монсеньор, с вашего позволения.

– Сокращай, сокращай, самую суть!

– Самая суть, монсеньор, заключается в том, что Святые Отцы, с давних пор занимающиеся выкупом невольников, призывают христианские державы и рыцарские организации сплотиться и оказать им помощь в борьбе против мусульманского террора в Средиземноморье и странах Магриба по отношению к христианам. Вот здесь, монсеньор, списки погибших. Далее Святые Отцы приводят конкретные факты. Тут, можно сказать, вся Европа. На родине этих людей считают пропавшими без вести. И вот еще что, монсеньор… этих несчастных… их не просто убили.

– Понимаю, – Бофор нахмурился.

– Мне… переводить? – спросил Рауль тихо.

– Переводи.

– Все?

– Все!

– Здесь рассказывается о восстании рабов-христиан в городе Алжире, столице так называемого Алжирского регентства. Невольники составили тайное общество. Пятьдесят смельчаков переоделись в женское платье и, закрыв лица вуалями, со спрятанным под одеждой оружием вошли в город с разных сторон, подошли к касбе, захватили врасплох часовых и заперлись в этой цитадели. Они призывали присоединиться к ним местное население, чтобы свергнуть в Алжире власть турок. Если бы повстанцы нашли среди местных решительных товарищей, судьба Алжира изменилась бы, владычество турок было бы уничтожено. Но жители Алжира, беспечные и трусливые, заперлись в своих домах и не откликнулись на призыв повстанцев.

Турки, уведомленные о занятии касбы и малочисленности противников, вооружились и толпой побежали к цитадели. Они окружили касбу и предложили сдаться восставшим. Но повстанцы ответили, что не откроют ворота, пока их права не будут восстановлены. Тогда турки подали сигнал к атаке. Внешняя стена цитадели была слишком велика, чтобы малочисленные повстанцы могли защищать ее на всех пунктах. Турки пошли на штурм. Ворота были сломаны пушечными выстрелами.

Янычары устремились подобно потоку во внутренние укрепления. Восставшие, бессильные против этой толпы неумолимых врагов, предпочли смерть ожидавшим их мучениям. Сражаясь, они отступили к пороховому погребу и взорвали его… Тысяча турок убита взрывом. Это был отчаянный шаг, но иного выхода не было.

Когда прошел первый панический ужас, причиненный этой неожиданной катастрофой, взбешенные янычары рассеялись по городу. Невольники, не участвовавшие в возмущении, были схвачены как заложники. Ужаснейшими муками вымещали мусульмане на ни в чем не повинных людях мужество их товарищей… Одни были колесованы живыми, другие, пригвожденные руками и ногами на лестницах, ждали на них медленной и мучительной смерти, одних зарывали живыми в землю, других сажали на кол, иные, брошенные на крючья в продолжении трех, четырех дней ожидали смерти, страдая от знойных лучей солнца и укусов насекомых.