– Анри!

– Господин виконт, – паж заговорил торопливо и взволнованно, – Я даже толком не успел поблагодарить вас. Поверьте, я никогда не забуду ваш героический поступок. Простите, если речь моя покажется вам наивной, но моя благодарность так глубока, что я не нахожу нужных слов. Просто… меня переполняют чувства… Я понимаю, простые слова не произведут на вас впечатления, но мне, честное слово, ничего не придумать навороченного. Вот я сейчас смотрел на эту высоченную грот-мачту, на эти ужасные ванты и думал о вас и угрожавшей нам опасности… Боже мой!

– Вы слишком добры, маленький Вандом. Любой матрос сделал бы то же самое. Люди просто растерялись, опешили.

– Да, но меня спас не ''любой матрос''. Меня спасли вы! А я… А я даже там говорил вам всякую… чушь собачью! Простите ли вы меня? Я ведь не со зла, поверьте!

– Ничего особенного вы не говорили, – спокойно сказал Рауль, – А вот я действительно был… грубоват с вами. Но я тоже не со зла.

Опасности, пережитые вместе, сближают людей, и вскоре они по-приятельски болтали, сидя рядышком на мешках, сваленных в кучу недалеко от трюмного люка на баке.

– Вы сегодня очень хорошо выглядите, – робко сказал Анри, отметив щегольской вид Пиратского Вожака.

– Остатки былой роскоши, – насмешливо заявил Рауль.

– Я надеюсь, мы не будем больше ругаться? – и Вандом добавил совсем по-детски, – Мы с вами помирились, правда?

– Я с вами не ссорился, Анри. Но порой мне казалось, что вы относитесь ко мне несколько предвзято.

Бофорочка собралась с мыслями. Вот теперь настало время вспомнить об Анжелике де Бофор! Это объяснение должно было бы состояться раньше, но лучше поздно, чем никогда, решила Бофорочка.

– Я? Да, вы правы. На это есть причина. Я иногда просто ненавидел вас из-за моей родственницы, Анжелики де Бофор! Вы ведь с ней знакомы, правда?

А Рауль, введенный в заблуждение ''честнейшим человеком Франции'', ''сбился с курса'' и решил, что маленький Вандом наслышан о детской влюбленности своей родственницы, наследницы герцога. Он стал уверять пажа, что Анжелику де Бофор, милую, очаровательную, умную девочку он очень смутно помнит, и чувствует невольную вину за дурацкий розыгрыш, который в давние времена устроили его друзья. Он-то сам узнал об этом совсем недавно.

– Это я знаю, – сказал Анри, – Виновник розыгрыша – господин де Гиш, и мадемуазель де Бофор уже его отчитала.

– Бедный де Гиш! – усмехнулся Рауль, – Он, наверно, ''трижды мертв'' после этого разговора.

– Жить будет, – хихикнул Вандом, – Хотя… вы правы. Ну а вы? Вы не считали, что и вы в какой-то степени виноваты? Допустим, ваши друзья вас подставили, вы ничего не знали, но сейчас вы могли с ней объясниться.

– Нет, – сказал Рауль, – Я не мог.

– Почему это?

– Разные обстоятельства, – уклончиво ответил он.

– Ну, сказали бы как есть, так, мол, и так, я и не думал в вас влюбляться, у меня и в мыслях не было жениться на вас десять лет спустя, я обожал другую девушку…

– Да разве можно говорить такие вещи девушке, которая…

– Договаривайте, господин де Бражелон! Что же вы замолчали?

– …

– Ну что вы, воды в рот набрали? Я скажу за вас! Которая в вас влюблена, вы так считаете?

''Черт возьми, мне не нужно было разуверять Бофорочку, потому что я сам, как мальчишка, влюбился в нее с первого взгляда. Но ее родственника это не касается!''

– Так вот! Не обольщайтесь на ее счет, господин де Бражелон! Она любит другого!

– Вот как? – протянул он недоверчиво.

– Да. Совершенно очаровательного, отважного молодого человека!

– А я, что ли, трус и урод? – пробормотал он не без обиды.

– У вашего соперника одно преимущество: он тоже ее любит! И она поклялась, что будет принадлежать только ему!

– Я рад за нее, – сказал Рауль почти весело: упомянутая Вандомом клятва внесла ясность в ситуацию. ''Соперником'' был он сам, но в другой ипостаси.

– Анжелика де Бофор – очень милая девушка, и она заслуживает того, чтобы быть счастливой с… этим вашим ''красавцем и героем''.

– И я того же мнения! – заявил Анри де Вандом.

Но, вспомнив, что Бофор запретил наводить справки о личности ''красавца и героя'', паж решил не болтать лишнего, чтобы не выдать себя ненароком. А Рауль вернулся к исходной точке – стал считать прелестную дочь Бофора милым, но далеким воспоминанием, а сходство Анри с Анжеликой объяснялось совсем не так, как ему померещилось на вантах. То было наваждение. ''Прощай, моя потерянная любовь, – мысленно обратился он к Анжелике де Бофор, задумчиво глядя в синеву, – Пусть это будет нашей тайной. Ты осталась за морем, и лучше тебе поскорее забыть меня. Слишком много дров я успел наломать!''

А поскольку паж Анри де Вандом несколько раз проехался в разговорах с ним насчет Луизы, он решил, что теперь его бывшая возлюбленная будет ширмой, за которой он спрячет свою тайну – Бофорочку.

– И все-таки, – сказал Вандом, – Я на вашем месте написал бы Анжелике.

– Ну, нет! С этим покончено! Больше ни одна женщина не получит от меня нежных писем!

– Я обещал не говорить обидные для вас вещи, господин виконт…

– Я вам скажу: с меня хватит мадемуазель де Лавальер! Ясно вам? Сыт по горло!

– Не зарекайтесь, кто знает…

– Я, говоря образно, сжег корабли.

– Вы опять смеетесь? ''Образно говорит'' пьянехонький барон де Невиль. Или изволите говорить загадками?

– Может быть. Впрочем, Анри, вы еще дитя и многое не понимаете.

– Если хотите, расскажите. Я постараюсь понять.

– Ангел не поймет грешника. А вы все-таки невинный херувимчик.

– Вы опять изволите насмехаться над невинным Вандомом, как тогда, в вашей каюте? Что ж… У вас много единомышленников. А я, несчастный, один против всей вашей шайки.

– Я не насмехался. Я даже восхищался вами, Анри.

– Да-а-а? Что-то не заметно. Вы так ловко замаскировали свое восхищение, что я понял это как изощренную насмешку. Не такую грубую, как насмешки ваших дружков, но от этого еще более обидную.

– Хотите верьте, хотите нет, но погрязший в грехах пират вам сейчас сказал правду.