5.ТИП ДОКУЧНОГО, ЗАБЫТЫЙ МОЛЬЕРОМ.
– А де Невиль заворочался и забормотал во сне что-то вроде: ''Сдавайтесь, уроды…'' – видимо, барону снились кошмары.
– Допился, – фыркнул де Сабле.
– Бывает, – с пониманием заметил виконт, – Может, ему снятся фрондерские войны нашей юности.
На это помощник капитана не нашелся что сказать. Но де Невиль заорал уже громче:
– Ложитесь в дрейф, суки неверные! По коням, ребята!
– На фрондерские войны это непохоже, – усмехнулся де Сабле, – Ваш дружок допился уже до белой горячки. По морю – на конях?!
– Бывает, – опять сказал виконт, – Я его успокою.
Он потряс за плечо пьяного барона и сказал ему в самое ухо:
– Спокойно, командир, атака отбита. Мы победили!
Де Невиль моментально успокоился. Он продолжал спать уже без возгласов. И тут де Сабле произнес свою сакраментальную фразу:
– Виконт! Вам не надоело играть роль доброго пастыря для этих пьянчужек?
– Очень надоело, – искренне сказал виконт, – Но что поделаешь? Они ведут себя как дети.
– И в пиратов играют как дети.
– Может быть, может быть, – сказал виконт, – Есть нечто детское во всей этой затее. Но, в сущности, игра еще не началась. Это, как говорится в детских сказках, присказка. Сказка впереди, – и он махнул рукой в сторону носа корабля.
– А сейчас вы присматриваете за ними, как гувернер, – усмехнулся де Сабле, – А ведь они вам порядком надоели, ваши поддатенькие дружки.
– Да нет, – спокойно возразил виконт, – Очень славная компания. Они меня даже развлекают… иногда. Честно говоря, господин де Сабле, – добавил он с грустной миной, – Уж лучше с ними, чем с собой наедине.
Каким бы язвой и зубоскалом не был де Сабле, у него хватило такта оставить без комментариев последнюю реплику виконта.
– Что ж, пасите своих заблудших овечек, добрый пастырь. Если что, зовите меня, я буду неподалеку.
– Не беспокойтесь. Я справлюсь. Удачной вахты, господин де Сабле.
– А вдруг? – сказал де Сабле, – Этот миньон, – последовал пренебрежительный кивок в сторону Оливье де Невиля, – того гляди опять проснется, оседлает ''морского конька'' и завопит свою несуразицу.
Де Сабле собрался уходить, но де Бражелон задержал его.
– Минутку, – сказал он помощнику капитана довольно резким тоном, – Задержитесь, пожалуйста, сударь!
Де Сабле удивленно посмотрел на него. Удивленно, и, я сказал бы, немного испуганно, потому что в синих глазах виконта вспыхнули огоньки гнева!
– Что с вами, дорогой виконт? – спросил де Сабле.
– Ваше счастье, любезный господин де Сабле, что Оливье спит и не слышит, как вы его только что назвали. Сударь, вы отдаете себе отчет в своих словах?
– А что я такого особенного сказал?
– Мне повторить? Думаю, не стоит.
– Вы обиделись за своего друга?
– Я знаю Оливье лет десять, если не больше. Мы воевали за Францию совсем мальчишками. Подростками, можно сказать. Вот такими, как наш барабанщик.
– Да, вы говорили. Фрондерские войны.
– Вот именно. Как же вы можете называть миньоном человека, который сражался, и за вас, господин де Сабле, когда вы еще пешком под стол ходили?
– Я не знал этого, виконт. Просто у меня сложилось такое впечатление. Эти кудри, эти кружева.
Виконт этак сердито тряхнул кудрями и расправил кружево на отворотах своих светлых легких ботфорт.
– У меня тоже кудри и кружева, так я что, выходит, тоже миньон?!
– О нет! – воскликнул де Сабле.
– Кудри, кудри. Мне их, кстати, никто не завивает. Сами такие, от природы. А вы думаете, мой Гримо бегает за мной со щипцами? Так, что ли?
– О нет!
– А кружева… Так, старые тряпки донашиваем.
Де Сабле промолчал. Он знал что почем, и знал цену ''старым тряпкам''. Но он не хотел злить Бражелона.
– Мальчиков из Фонтенбло мы еще кой-как пережили, но миньоны – это уж слишком!
– Слова не скажи, – прошептал де Сабле, – Вас уже давно никто не называет мальчиками из Фонтенбло. В шторм вы все показали себя с самой лучшей стороны. Успокойтесь, виконт, я не ищу ссоры ни с вами, ни с вашим другом. Я ляпнул, не подумав. В одном только вы не совсем правы – я не настолько моложе вас, чтобы ходить пешком под стол, когда вы с вашим другом принимали участие во фрондерских войнах.
– Я преувеличил, согласен, – смягчился виконт, – Хорошо. Будем считать, что вы ничего не сказали. Я ведь тоже не нарываюсь на ссору.
Он протянул руку помощнику капитана. Де Сабле пожал ему руку и продолжал оправдываться:
– Я иногда люблю пошутить. И от себя скажу, если вы обиделись, что я назвал вас добрым пастырем и сравнил с гувернером, это я не со зла! А мне показалось, что вы все-таки немного обиделись. Поверьте, виконт, я не хотел. Простите, если что не так.
– Знаете что? – задумчиво сказал виконт, – Очень-очень давно…можно сказать… в другой жизни… и недавно – если считать по календарю, мой закадычный друг мог наделать непоправимых глупостей. Некий подлый субьект, я даже не считаю достойным в беседе с вами называть имя этого мерзавца, провоцировал моего друга на… безрассудства… Вот тогда я действительно смахивал на доброго пастыря, как вспомню свои проповеди.
– И вам удалось спасти заблудшую овечку… я хочу сказать – вашего друга?
– В общем-то, да. Все закончилось более-менее благополучно. Но наш недруг, или злой гений моего друга был в бешенстве, что его провокации проваливаются одна за другой, и он обозвал меня иезуитом с розгой.
– О ком это они? – спросил Вандом, – Кто этот безрассудный друг, и кто этот негодяй? Виконт так и не назвал имена?
– Де Сабле не настаивал. Но я-то понял сразу, о ком речь. Друг – граф де Гиш, а негодяй – де Вард. Это когда мы из Гавра в Париж путешествовали в свите принцессы. Я ж там тоже был, шнырял повсюду. Вас интересуют подробности?
– Раз это было в другой жизни, расскажете как-нибудь в другой раз. Я почему-то так и подумал.
– …Де Сабле рассмеялся.
– Ну, нет, сударь! Видно, этот сукин сын вас совсем не знал! На иезуита, а тем более с розгой вы нисколько не похожи! Я не так давно знаком с вами, но уверен, что вы не из тех, кто действует иезуитскими методами!
– О да, – сказал виконт с оттенком легкого презрения, – Иезуитский орден – это не по мне.