– Можно смеяться, – сказал Оливье.

– Да нет, – сказал Гугенот, – Мы понимаем.

– Тогда еще об иван-чае, – проговорил Оливье, – Иван-чай такой цветок – в комнате сразу вянет. Помню, на матушкины именины я притащил ей здоровущий букет иван-чая и запихал в самую роскошную вазу. А матушка засмеялась и велела ''убрать этот веник''. И мне: ''Иди в парк, котеночек, нарежь мамуле розочек, если хочешь сделать приятное''. Видите, Пираты, какое у меня было трудное детство!

– Рек он, головой качая:

`'Где ты, Рыцарь Иван-чая?''

– Иронизируешь, Рауль?

– И не думаю. Детей всегда тянет в такие места, как развалины, старые башни, лесные заросли.

– И полянки, заросшие иван-чаем! – сказал Шарль-Анри, – Раз достопочтенное общество с таким благосклонным вниманием выслушало г-на де Невиля, вы позволите и мне?

– Мы слушаем.

– Недалеко от Блуа, – заговорил Шарль-Анри, – Есть один лесок. А в том лесочке есть полянка. И на полянке той в разгар лета, куда ни глянь – иван-чай. Тоже вроде волшебной страны. Мы с ребятами любили там собираться. Я имею в виду моих приятелей из коллежа. А на полянке, ближе к лесу, была такая конструкция.

Шарль-Анри взял уголек и на клочке бумаги изобразил восьмиугольник.

– Типа скамейки, поставленной на пеньки. Но я непохоже нарисовал.

Рауль перевернул бумажку и нарисовал ''конструкцию'' по провилам линейной перспективы.

– Вот – теперь похоже. В центре ''конструкции'' мы обычно зажигали костер. Там были камушки, все что надо, чтобы проводить время на природе. И несколько шалашей.

– Вигвамов, – уточнил Рауль, – Мы там в индейцев играли.

– Да, Жан говорил. Жан мне и показал полянку. Нашей компании она, можно сказать, перешла по наследству. Впрочем, наши младшие товарищи – нынешние мальчишки – нет-нет, да и наведываются на поляну с иван-чаем.

– Вот и славно, – сказал Рауль, – хоть кому-то пригодится.

– О, у вас неплохие преемники! – заявил Шарль-Анри, прижав руку к груди и склонив голову, – Уж поверьте!

– Кто бы мог подумать…

– Жан говорил, вы там на костре грибы жарили на прутиках.

– Трюфели, завоеванные свободолюбивыми индейцами.

– Да! Отчим Жана, толстый Сен-Реми, все шнырял по лесам в поисках трюфелей! Ваше ''племя'' взяло толстяка в плен. ''Жестокосердый'' Жан хотел снять с пленника скальп, но вы сжалились над бедолагой и отпустили на все четыре стороны.

– Мы содрали с толстяка богатый выкуп – корзину с трюфелями.

– Да ты, как я погляжу, тот еще сорванец! – засмеялся Оливье, – А что же толстяк? Нажаловался небось, на ''диких индейцев''?

– Как ни странно, нет.

– И вам не влетело?

– Да нет. Вот только на следующий день наш Гримо привез доски и пеньки и соорудил вышеупомянутый восьмиугольник. Мы попрятались в зарослях, но любопытство пересилило. Как я впоследствии узнал через несколько лет, телега с Гримо и нашими парнями оказалась на полянке с иван-чаем не случайно. `'Дети сидят на голой земле, жгут костры, боюсь, они простудятся'',- сказал г-н де Сен-Реми. Остальное известно. Мы очень любили нашу полянку с иван-чаем.

Нам поляна с иван-чаем

Представлялась в детстве раем.

Странно, рифмы сами лезут в голову.

– Пусть останусь без ушей,

Раем – только в шалаше! – заметил Анри де Вандом.

– Да, – вздохнул Рауль, – Рай был в шалаше.

– Интересно, в Алжире цветет иван-чай? – спросил Шарль-Анри.

– Вот уж не знаю, – сказал Рауль, – Посмотрим.

– Ах вы, ботаники несчастные! – взвыл Гугенот, – Цветочков захотели?

– Опять каркаешь? – разозлился Оливье.

– Молчу, молчу, – прошептал Гугенот.

– Да, – вздохнул Шарль-Анри, – В этом сезоне нам не видать иван-чая.

– Как своих ушей, – заметил Гугенот, – Этот сезон обещает быть весьма жарким.

– Я тебе уши отрежу, если не уймешься! – пригрозил де Невиль.

– Этому человеку, – сказал Гугенот, – Ни в коем случае нельзя читать мемуары уважаемого графа де Ла Фера, учти это, милейший Рауль. Если он начал внаглую к месту и не к месту красть фразочки Атоса, что будет, когда этот нахалюга ознакомится с мемуарами?

– ''Пустяки'', – улыбнулся Рауль, – Тоже, оттуда же. Но уж главу про амьенский погреб ты не получишь ни в коем случае, хмельная душа!

– Про амьенский погреб я и без тебя знаю от гасконца. Это теперь место паломничества. Собственно, погреба, где г-н Атос и потрясный Гримо пили две недели, уже нет.

– Неужели трактирщик разорился? – пробормотал Рауль, – Насколько я знаю, мушкетеры честно расплатились с ним.

– Трактирщик – хитрая бестия, и он еще тогда здорово наварился. А уж потом, когда в его погребок потянулись поклонники аж из-за рубежа – о наших я и не говорю…

– Из-за рубежа?

– Из веселой Англии…

– Ах да, лорд Уинтер…

– Да, лорд Уинтер сделал отличную рекламу своим французским друзьям.

– Скорее амьенскому кабатчику.

– И владелец кабачка смекнул, что, коль его заведение так посещаемо юными безумцами ''с мушкетерскими сердцами'', он сделал в погребке зал с факелами, свечами и уютными столиками. За вход – двойная плата. Предприятие амьенского трактирщика расширилось, и он сам водит любопытный народ, повествуя о тех славных временах. `'Мушкетерский погребок'' в Амьене – одна из достопримечательностей. Я там был, я там пил и очень рекомендую наведаться в Амьен.

– Наведаемся! – воскликнул Шарль-Анри.

– А меня возьмете? – спросил Ролан.

– Куда ж мы без тебя, будущий мушкетер! – улыбнулся Рауль.

– Вот там и обмоем твой мушкетерский плащ, малек, – сказал Оливье.

– Этому господину только бы за воротник залить, – покачал головой Рауль.

– ''Он и кувшин повсюду были пара'', – сказал Серж, – Все тот же Франсуа Вийон.