В Нижнем мы пробыли почти неделю.

И на второй день я случайно столкнулся во дворе с дружинниками из отряда Ратибора. Разумеется, всех их я знал, и мы тепло поздоровались, после чего перебрались в ближайший трактир, где я угостил их пивом, а заодно рассказал о своих приключениях.

– Друже, – обратился я к дружинникам. Пока мы пили я послал Ратмира и Глава за нашими трофеями. Тащиться с ними в Москву была так себе идея. Поэтому я решил воспользоваться ситуацией и прикупил телегу, к которой их подвёл, когда мы вышли из трактира. – Вот это, – я указал на кирасу, наручи и саблю убитого мной командира, – отвезите моему отцу. Скажите, от меня подарок. Остальную броню и оружие, прошу доставить на моё подворье, и передать кузнецу Доброславу. Он сам разберётся что и куда.

Дружинники с уважением посмотрели на доспех.

– Сделаем, Митрий, – кивнул старший.

– И ещё одно, – добавил я, доставая из мешка тот самый великолепный лук. – Вот это передайте тоже отцу. Только сразу скажите, что это не подарок. Вернусь, учиться буду из него стрелять.

– Ох, хорош. – сказал дружинник и я был с ним полностью согласен.

В общем мы вполне неплохо разошлись с ними. Они пообещали всё выполнить, а я пошёл обратно в терем князя Бледного.

Тем же вечером ко мне заглянул Ярослав.

– Пойдём, Дим, познакомлю тебя кое с кем.

Я, недолго думая, согласился. Он привёл меня в светлую горницу в тереме, где за вышиванием сидела молодая девушка. Когда она подняла голову, я на миг замер. На меня смотрела, вылитая Екатерина Гусева… та что сыграла жену Александра Белова из сериала «Бригада». И глаза… большие зелёные глаза, в которых можно было утонуть…

– Алёна, познакомься, это Митрий, – представил меня Ярослав. – Тот самый лекарь, что меня на ноги поставил. Митрий, это сестра моя, Алёна.

Я еле‑еле взял себя в руки и поклонился, стараясь выглядеть как можно более пристойно.

– Очень приятно, княжна. – сказал я.

Алёна вежливо кивнула, но взгляд её был холодным и оценивающим.

– Я много о тебе слышала, Митрий. Брат не перестаёт тебя нахваливать.

– Твой брат преувеличивает. Просто повезло.

И тут Ярослав, этот болван, решил блеснуть остроумием.

– Ой, сестрица, ты с ним поаккуратнее будь! – громко заявил он, хлопнув меня по плечу. – Этот Митрий в Курмыше ни одной юбки не пропускает! Настоящий сердцеед. Девки по нему сохнут, а он только знай себе ухмыляется.

Я замер, чувствуя, как краска заливает лицо. Хотелось придушить Ярослава на месте.

Алёна медленно подняла на меня свои зелёные глаза. В них промелькнуло что‑то похожее на осуждение.

– Благодарю за предупреждение, брат. Буду знать, с кем имею дело.

После этого она демонстративно вернулась к своему вышиванию, давая понять, что разговор окончен.

– Ярослав, – обратился я к другу, когда мы вышли от его сестры. – Зачем ты меня с ней познакомил, и тем более таким образом?

– Алёнка с нами в Москву едет, к жениху своему. Отец решил выдать её замуж за сына боярина Морозова. Слыхал про такого? – я кивнул. От жены Ратибора я знал, что в иерархии власти, род Морозовых идёт сразу после Шуйских. – Так что сестрица скоро важной боярыней станет.

– Это никак не объясняет момента про юбки. – сказал я.

Ярослав вдруг стал серьёзным.

– Потому что это правда Дим. И поверь, я не хотел тебя как‑то обидеть, но ты пойми – Бог не обделил тебя внешностью. А дорога дальняя, и я просто не хотел, чтобы сестра влюбилась, поэтому сразу настроил её против тебя. – Он сделал паузу. – Пойми, мы, родня Шуйским. Через несколько месяцев, мы породнимся с Морозовыми. Ты должен сам понимать, насколько сильно это укрепит позиции моей семьи.

– Мог бы и предупредить. – пробурчал я.

– Эммм, а я этого не сделал? – решил свести всё к шутке Ярослав. – Прости, больше так не буду. – вот только ехидное выражение лица говорило совсем об обратном.

Рим.

Ватикан.

Два месяца спустя после событий в лесу.

Папский дворец утопал в роскоши, но Софья Палеолог с рождения привыкла к ней. Мраморные полы, расписанные потолки, гобелены стоимостью в целое поместье, всё это окружало её с тех пор, как десять лет назад она, пятилетняя девочка, осиротевшая после падения Константинополя, оказалась под опекой Святого Престола.

Она сидела в небольшой приёмной, ожидая аудиенции у Его Святейшества Папы Пия II. Пальцы нервно перебирали чётки, подарок кардинала Виссариона, который был её опекуном, и единственным человеком, беспокоившимся за её жизнь. И она хотела верить, что тот в ней видит не принцессу погибшей империи или фигуру на шахматной доске, а девушку, нуждающуюся в помощи.

За эти годы она научилась скрывать волнение за холодной или наоборот раболепной маской. Но сегодня что‑то было не так, ведь Папа Пий редко вызывал её лично.

Дверь распахнулась и в проёме появился слуга в алой ливрее.

– Принцесса Софья, Его Святейшество ждёт вас.

Она поднялась, разгладила складки платья и прошла в кабинет.

Папа Пий II сидел за массивным столом из красного дерева, заваленным свитками и письмами. Ему было за пятьдесят, седые волосы обрамляли властное лицо. А во взгляде только и читалась расчётливость.

– Дочь моя, – произнёс он мягко, указывая на кресло напротив. – Садись. Нам нужно поговорить.

Софья опустилась на мягкую подушку, сложив руки на коленях.

Папа откинулся на спинку кресла, сложив пальцы домиком.

– Мы готовим тебе великую миссию и ты знаешь об этом. Ведь тебе уготовано стать той, кто принесёт истинную веру этим варварам на Востоке. Московия – это дикая земля, но с каждым годом она становится сильнее. Её правитель Иван Васильевич мечтает о величии, и мы можем помочь ему в этом. Но ему нужен человек… близкий человек, что направит его на путь истинный… – он сделал паузу, – и тогда он откроет свои земли для латинской церкви. А после, дочь моя, после мы сможем направить его воинов на то, чтобы вернуть твою родину. И Константинополь снова станет христианским.

Софья кивнула. Эти слова она слышала уже не раз. С детства её готовили к этой роли, выучила латынь, греческий, основы богословия и дипломатии. Но она прекрасно понимала, что её делали инструментом в руках церкви. И она соглашалась. Что ей оставалось? Она была никем, принцесса без страны, без дома, без будущего. Только поддержка Святого Престола давала ей хоть какую‑то значимость.

Она всегда чувствовала фальшь обещаний. Папа Пий думал только о своей выгоде, о распространении влияния Рима, о золоте и власти.

– Я готова, Ваше Святейшество, – сказала она ровным голосом. – Когда мне ехать?

Папа Пий улыбнулся.

– Скоро, дочь моя. Очень скоро. Но есть одно препятствие.

Софья подняла взгляд.

– Какое?

– Великий князь Иван Васильевич женат. На Марии Борисовне. Пока она жива, брак, к сожалению, невозможен.

Софья нахмурилась.

Она знала об этом. Знала, что её брак с Иваном Васильевичем был лишь планом, который зависел от слишком многих обстоятельств.

– Но, – продолжил Папа, и в его голосе прозвучала уверенность, – мы убеждены, что вскоре он овдовеет. Мария Борисовна… нездорова. Очень нездорова.

Софья не была наивной и понимала, что означали эти слова. Её учили читать между строк и здесь ей явно на что‑то указывали.

– Понимаю. – сказала она.

Папа Пий кивнул, словно этого ответа было достаточно.

– Иди, дочь моя, у тебя есть ещё время. Главное – помни, и не забывай, кто помогал тебе все эти годы.

– Вы, Ваше Святейшество, – после чего Софья поднялась, склонила голову в знак уважения и направилась к выходу. Но у самой двери остановилась.

– Ваше Святейшество, – обернулась она. – А что если… что если Иван Васильевич не захочет жениться на мне?