При этом она, совершенно не стесняясь моего присутствия, начала развязывать тесёмки на платье. Ткань соскользнула с плеч, упала к ногам, открывая смуглую, оливковую кожу, на которой играли отблески свечи.

Разумеется, я смотрел. Смотрел во все глаза. Я мужчина, а не монах. И то, что я видел, мне нравилось до чёртиков. Её фигура… она была совершенна. Высокая грудь, тонкая талия, длинные стройные ноги…

Она заметила мой взгляд. Не прикрылась, не смутилась. Наоборот, выпрямилась, позволяя рассмотреть себя.

– Ты так и будешь на меня смотреть, сеньор? – спросила она с вызовом. – Или уже сделаешь своей?

Я ухмыльнулся, чувствуя, как пересыхает в горле.

– Сначала помоемся, – ответил я. – Потом поговорим. И уж потом посмотрим, делать тебя своей или нет.

Но, кажется, девушку не устраивал такой вариант. Долгие разговоры, это была роскошь, которой у неё не было. Ей нужна была защита. Прямо сейчас. Ей нужно было застолбить место рядом с хозяином этой земли.

По крайней мере именно такие у меня были мысли. Всё‑таки я не наивный мальчик, который верит в любовь с первого взгляда. Инес двигал расчёт…

Она шагнула ко мне. Опустилась на колени прямо на деревянный пол. Её пальцы, тонкие и ловкие, легли на пояс моих штанов.

– Я не хочу разговаривать, Дмитрий, – прошептала она, глядя мне в глаза снизу‑вверх и потянула за шнурок. Штаны ослабли, скользнули вниз.

Честно, я немного… совсем немного сомневался. Мне не нравилось, что мной собираются манипулировать. Но другая мысль, куда более древняя и громкая, заглушила всё.

Слишком долго у меня не было женщины. И сейчас эта живая, горячая, невероятно красивая женщина предлагала мне то, в чём я нуждался больше всего.

Я не стал её останавливать.

Моя рука легла ей на затылок и пальцы запутались в густых тёмных волосах…

Утром я собирался привычно потянуться на кровати, разминая затекшие после вчерашнего перехода и бурной ночи мышцы, когда почувствовал тяжесть на плече. Повернув голову и приоткрыв один глаз, я увидел Инес.

Причём она уже не спала. Лежала, подперев щеку рукой, и задумчиво, изучающе смотрела на меня.

– Доброе утро, – хрипловатым со сна голосом произнес я. – Давно проснулась?

– Недавно, – коротко ответила она, не сказав ничего больше.

– Ясно.

Скинув с себя шкуры, я сел на краю кровати и потер лицо ладонями, прогоняя остатки сна. В голове уже начал выстраиваться план на день и делёж добычи был самым главным из них.

Я встал и потянулся к штанам, брошенным вчера на сундук.

– И ты просто так уйдешь? – раздался за спиной её голос. В нем сквозило удивление, смешанное с легкой обидой.

Я обернулся, тогда как Инес приподнялась на локтях, и простынь сползла, открывая вид на обнажённую грудь.

– Да, – ответил я, глядя ей… прямо в глаза. – Сегодня много дел. А ты что‑то хочешь обсудить?

Вопрос был задан намеренно сухо. Я заметил, как дрогнули её ресницы. Она явно рассчитывала на другое утро, но моя холодность ломала всю её стратегию.

– Вставай, – сказал я. – Наверняка холопки уже приготовили завтрак. Поешь, приведешь себя в порядок, после чего у меня будет немного времени поговорить с тобой.

Инес некоторое время молча смотрела на меня. В её глазах мелькнула искра раздражения, но она тут же погасла, сменившись той самой хищной усмешкой, которую я заметил еще вчера.

Вместо того, чтобы спорить или дуться, она грациозно потянулась, выгибая спину, как кошка. Простынь, словно случайно, скользнула вниз, полностью оголяя её тело.

Я замер, застегивая ворот. Конечно, она знала, что делает. И видела, как мой взгляд против воли скользнул по её телу, задержавшись… да на всём задержавшись.

Инес ухмыльнулась и, ни капли не стесняясь, встала с постели, прошла мимо меня, начав поднимать разбросанную ночью одежду.

«Чертовка», – подумал я, чувствуя, как кровь снова приливает к паху. – «Знает, чем бить».

Но я лишь качнул головой и вышел из спальни.

В горнице вкусно пахло свежим хлебом и томленой кашей. Жизнь в тереме шла своим чередом.

У печи, орудуя ухватом, стояла жена Ратмира, Марфа. Со вчерашнего вечера её семья была вольной, я сам подписал бумагу. Но сейчас она, как и прежде, хлопотала по хозяйству, словно ничего не изменилось.

Ей помогала Настасья, жена Доброслава, моего кузнеца. Женщины тихо переговаривались, накрывая на стол.

Я сел на лавку, наблюдая за их слаженными движениями. Взгляд зацепился за Настасью.

У меня была мысль дать вольную и Доброславу. Как‑никак он был куплен одновременно с Ратмиром, Главом и Воиславом, да и работал он на совесть.

Но я отогнал эту мысль.

Сказать по чести? Я боялся. Боялся, что Доброслав, получив свободу, решит покинуть Курмыш. Уедет в Нижний или, того хуже, в Москву искать лучшей доли. И тогда мои секреты уйдут на сторону. В особенности секрет дамасской стали. Я потратил уйму времени, чтобы научить его технологии, объяснить про слои, про температуру, про закалку. Сейчас он был единственным, на Руси, кроме меня, кто владел этим знанием. Если он уйдет к другому боярину или начнет работать на себя… я даже не хочу об этом думать.

Да и если правде смотреть в глаза… Каким бы Доброслав ни был хорошим человеком, он не воин. Мы не стояли с ним плечом к плечу в строю, он не прикрывал меня щитом от стрел, а я не вытаскивал его из‑под татарских сабель.

С теми, кто побывал с тобой в бою, кто видел кровь и смерть, возникает особая, невидимая связь. Кровное братство, которое крепче любых цепей. С Ратмиром, Главом и Воиславом у меня эта связь была. Я знал, что они пойдут за мной в ад и вернутся обратно.

С Доброславом такая связь у меня вряд ли когда‑нибудь будет. Он – ценный инструмент, мастер, важный винтик в моем механизме. Но не брат по оружию.

– «Цинично? Возможно, – подумал я, принимая от Марфы миску с горячей кашей. – Но выживание требует жестких решений».

В этот момент из спальни вышла Инес. Что, разумеется, не укрылось от внимания хлопочущих на кухне женщин. Они оценивающе посмотрели на неё, но ничего вслух не сказали, прекрасно понимая, что совать свой нос в чужие дела нельзя.

– Садись, – указал я Инес на место напротив себя, после чего Марфа поставила перед ней миску с кашей.

Испанка опустилась на лавку и поджала губы, окинув взглядом простую деревянную посуду, но, видимо, голод взял своё, взялась за ложку.

Марфа и Настасья двигались по горнице бесшумно, но я чувствовал напряжение, висевшее в воздухе. Женщины молча накрывали на стол: поставили крынку с молоком, нарезали хлеб. Но их взгляды… О, эти взгляды были красноречивее любых слов.

Они прекрасно понимали, что делала испанка в моей спальне… Понимали, чем мы там занимались и почему на шее испанки алеет небольшое пятнышко. А для православных женщин пятнадцатого века такое поведение было не просто грехом…

– Расскажи о себе, – нарушил я тишину, решив перевести внимание в деловое русло. – Кто твои родители? Из какой ты семьи?

Инес проглотила ложку каши, вытерла губы тыльной стороной ладони и посмотрела на меня прямо.

– Я из Арагона, сеньор Дмитрий, – начала она, и в её голосе проскользнула гордость. – Мой отец, дон Фернандо, торговал шерстью с Венецией. У него были свои корабли, склады… Мы жили богато.

– Торговал? – зацепился я за прошедшее время.

– Да, – её лицо помрачнело. – Когда началась очередная война с Османской империей (с Венецией), нас взяли на абордаж. Турки узнали, что мы везли товар, предназначенный для врагов султана. Моего отца… его казнили прямо на палубе.

Она замолчала, глядя в миску, и я понял, что воспоминания всё ещё свежи.

– Остались ли у тебя ещё родственники? – спросил я, обмакивая ломоть хлеба в молоко. – И вообще, почему ты, благородная девица, оказалась на торговом корабле? Разве это место для дочери дона?