Всё произошло слишком быстро…

– Уйдут! – рявкнул Богдан, выхватывая саблю.

– За ними! – скомандовал я, понимая, что скрытность мы потеряли окончательно. – Нельзя дать им поднять тревогу!

Мы рванули следом. Но татарские лошадки были свежими и легкими, а наши уже порядком утомлены переходом. Расстояние хоть и сокращалось, но крайне медленно.

Вот только преследовать их долго не пришлось. Мы вылетели из перелеска на широкий луг, и…

Нашим глазам предстало не просто богатое селение или усадьба, а огромная деревня, домов на сто, раскинувшаяся вдоль реки. Но хуже всего было то, что возвышалось в её центре.

– Твою ж мать… – выдохнул я сквозь зубы.

Это был не просто дом бая. Это была полноценная деревянная крепость. Высокие стены сложенные из толстых бревен, угловые башни, пусть и невысокие, но с бойницами, и даже с большого расстояния я видел крепкие ворота, обитые железом.

И тут же, словно подтверждая мои худшие опасения, гулко и тревожно застучал барабан.

– Бум‑бум‑бум‑бум! – ритм был быстрым, паническим, призывающим всех под защиту стен.

– К воротам! Они уходят к воротам! – заорал Григорий, указывая саблей на суету внизу. Местный люд, работавший в полях и во дворах за пределами крепости, побросал всё и в ужасе кинулся к крепости. Женщины тащили детей, мужики гнали скот, создавая давку.

В голове мгновенно щелкнул тумблер. Штурмовать укрепления с ходу, это самоубийство. Но отпускать добычу, которая сама бежит в руки, глупость.

– Отрезать их! – крикнул я, привставая на стременах. – Левое крыло – к реке! Правое – обходи с холма! Отсекайте их от ворот!

Мы пустили лошадей в галоп, выжимая из них последние силы. Дружина, натренированная за последние месяцы, рассыпалась веером, охватывая деревню клещами.

Татары на стенах видели нас, но сделать ничего не могли, свои же мешали стрелять. И ворота начали медленно закрываться, отсекая тех, кто не успел.

– Быстрее! Жми! – орал Лёва, размахивая копьем.

Мы врезались в толпу бегущих. Паника усилилась. Те, кто понял, что в крепость не попасть, бросились врассыпную, кто к реке, кто в лес, кто просто падал на колени, закрывая голову руками.

– Не убивать без нужды! – мой голос сорвался на хрип. – Вязать! Всех вязать!

Никто из крепости на выручку своим не вышел. Ворота с глухим стуком захлопнулись, и тут же со стен полетели первые редкие стрелы. Но обошлось без ран и смертей.

– Уводи пленных на край деревни! – скомандовал я. – Богдан, ставь заслон, чтобы с крепости не сунулись! Остальные – по домам! Всё ценное – в телеги! Быстро!

Дружинники, почуяв добычу, действовали слаженно. Слышался треск выбиваемых дверей, звон разбитой посуды, испуганное ржание коней и женский плач.

Ко мне подъехал Семён. Лицо его было перекошено от ярости, он сплюнул на землю густую слюну.

– А тот пленник, Казик, нас обманул, – прорычал он, глядя на стены крепости. – Вернее, забыл, сучья потроха, упомянуть, что здесь будет стоять не просто усадьба, а целая крепость.

Я перевел взгляд на стены. Бревна были свежими, и выглядели крепкими, как и ров перед стеной был неглубоким, но с кольями.

– Да, – согласился я, вытирая пот со лба.

В голосе Семена так и сочился ядовитый сарказм, он зло прищурился, поглаживая рукоять сабли.

– Но ничего, я не злопамятный. Просто память у меня хорошая. И злая. Когда вернемся, я с этого Казика шкуру спущу. По лоскуту. Обязательно спрошу, почему у него память такая короткая.

Я кивнул. Судьба Казика была предрешена, и жалеть его я не собирался. Ведь его ложь могла стоить нам жизней.

– Что скажете? – спросил я у подъехавших Григория и Богдана.

Они оба смотрели на крепость профессиональным, оценивающим взглядом.

– А что тут скажешь, Дмитрий Григорьевич, – прогудел Богдан. – Крепость брать с нашими силами – значит, крови много пролить. Лестниц у нас нет, тарана нет. Пока будем ворота рубить, они нас кипятком сварят и стрелами истыкают. – Он сделал паузу. – Даже удивительно, что за семь лет татары успели возвести такие хорошие укрепления в такой глуши. Видно, этот Барай и вправду не простой мурза, раз так окопался.

Лёва, горячий и жадный до подвигов, подъехал ближе. Я чувствовал, что порой мой друг завидовал мне. А именно тому, что я стал дворянином со всеми из этого вытекающими. Зависть его была не злой… просто он тоже хотел обзавестись своими холопами, улучшить хозяйство и так далее. В этом не было ничего такого, ведь все и всегда хотят сделать свою жизнь ещё лучше. Это как раз‑таки было нормально. И именно для этого мы и отправились в поход.

– Значит, бросаем? – спросил он с ноткой разочарования. – Уйдем с пустыми руками?

Я посмотрел на него, потом на своих людей, которые уже тащили из ближних домов узлы с добром.

– Ну, не совсем уж с пустыми, Лёва, – ответил я. – Мы пришли за добычей, а не за славой посмертной. Штурм нам может дорого обойтись. Вот скажи, зачем мёртвому серебро и злато?

Лёва осекся, опустил глаза.

– Я понял о чём ты говоришь. Мёртвому оно без надобности.

– Вот и я о том же. – Я повернулся к командирам. – Решение окончательное, крепость не трогаем. Пусть сидят там и дрожат. Выгребаем из посада всё, что можно унести. Зерно, скот, инструменты. Пленных отберите крепких, остальных разгоните. И поджигайте дома, которые обчистили. Дым прикроет наш отход и добавит им страху.

– А если они вылезут? – спросил Богдан, кивнув на ворота.

– Если вылезут, встретим, – усмехнулся Григорий, похлопывая по шее коня. – Будь у них силы с нами совладать, не прятались бы в крепости.

– Согласен, – сказал Богдан.

– Тогда не тратьте время, – поторопил я. После чего я повернулся к своему десятнику Семёну, отвечающему за лучников. Он поглядывал на закрытые ворота острога. – Семён, – окликнул я его. – Своих людей поставь у дороги к крепости. Займите позиции за теми сараями, что ближе к крепостной стене, но так, чтобы со стен вас не достали. А то мало ли, татары всё‑таки решатся своим идти на выручку или вылазку сделают.

Семён кивнул, оценивая расстояние.

– Понял. Перекроем.

– И вот ещё что, – я сделал паузу, оглядывая суетящихся дружинников. – Новиков с арбалетами с собой возьми. Им практика нужна, а в поле они сейчас только мешаться будут. Пусть держат ворота на прицеле. Если кто нос высунет, стрелять без предупреждения.

– Сделаю, – ответил Семён, махнул рукой троим своим лучникам и гаркнул на молодых парней, вцепившихся в арбалеты. – А ну, за мной! И не зевать!

Когда заслон выдвинулся на позицию, начался банальный грабёж. Или, как я предпочитал это называть, экспроприация ресурсов для нужд промышленной революции.

Со мной рядом стоял Григорий, молча наблюдавший, как наши воины сноровисто выносят добро из домов и сваливают всё в кучу у одного из крайних строений. Со стороны леса, от которого мы приехали в деревню, появились наши дружинники, правящие пока ещё пустыми телегами.

– Грузите плотнее! – командовал Богдан где‑то в гуще событий. – Зерно на дно, тряпки сверху!

Началась погрузка. Скот, мыча и блея, сбивался в кучу. Овец было много, коров, поменьше. А вот с лошадьми вышла накладка.

– Тьфу ты, прости Господи, – сплюнул под ноги подошедший Ратмир, ведя в поводу трёх коней. – Дмитрий, глянь, слёзы одни, а не кони.

Я осмотрел добычу и действительно, без слёз смотреть было нельзя. Клячи, годные разве что воду возить, да и то недалеко. Бока впалые, шерсть клочьями. Видимо, всех добрых коней, как и основных воинов, угнали на войну с Астраханью.

– Грузите всё, – махнул я рукой, подавляя разочарование. – В хозяйстве и такие сгодятся. На мясо пойдут или землю пахать, когда откормим.

Мы собирали всё. Железные ухваты, котлы, инструменты – всё летело в телеги. Хотя каждый из нас, бросая взгляд на высокие стены острога, понимал: всё самое ценное, всё то, ради чего стоило рисковать головой – золото, серебро, доброе оружие – находится там, за стеной… в тех самых «сундуках Барая».