– Перво‑наперво, – начал я, чувствуя, как ко мне возвращается уверенность. – Убрать всё лишнее, ковры со стен и пола долой. Их выбить, да так, чтобы ни пылинки не осталось, и убрать в кладовые. Сюда лучше не возвращать.

Холопки переглянулись.

– Слышали? – заметив их замешательство рявкнула Анна. – Живо! Сворачивайте и выносите!

– Настя, Дарья, Маланья, – берите тряпки, вёдра, всё, что нужно. Начинайте мыть полы. Ульяна с Федосьей, постельное бельё сменить.

– Шторы, – продолжил я. – Эти бархатные пылесборники снять. Окна вымыть. Повесить что‑то лёгкое, льняное, что можно стирать хоть каждый день.

– Сделаем, – кивнула Анна.

– Постельное бельё, – я указал на ложе. – Всё, на чём лежит государыня. Простыни, наволочки, одеяла. Всё снять. Выстирать в кипятке. Не просто в горячей воде, а прокипятить в чанах не меньше получаса. Марию Борисовну помыть и переодеть в чистое.

Холопки мгновенно рассыпались по комнате, как хорошо отлаженный механизм, и никакой суеты, никаких лишних вопросов.

Работа закипела.

Это было похоже на штурм. Девушки, подгоняемые строгими окриками Анны, носились, как угорелые. Тяжёлые ковры сворачивались в рулоны, поднимая облака вековой пыли, от которой Мария Борисовна закашлялась.

– Не трясите их сильно. Если сил не хватает, то меня попросите! – скомандовал я.

Через час покои изменились до неузнаваемости. Исчезла давящая роскошь, ушёл полумрак. Комната стала казаться больше. Голые стены, чистый деревянный пол, который девки намывали уже по третьему разу с щёлоком.

Мария Борисовна, укутанная в простое шерстяное одеяло, с удивлением оглядывала свои новые владения. Её уже успели помыть и переодеть в чистое и, пока проходило омовение, я обживал соседнюю комнату, в которую от Шуйских принесли мои вещи. Там тоже требовалась нехилая уборка, но пока ограничился тем, что открыл окна. А позже попрошу Шуйскую отправить на уборку своих холопок.

– Пусто как… – прошептала Мария Борисовна, когда дело приближалось к завершению. – Словно в келье монашеской.

– «Если так выглядит келья, – про себя подумал я, – то там отлично живут. Уверен, Мария Борисовна не знает о чём говорит».

– Зато дышится легко, – заметил я, проверяя пульс на её запястье. – И никакой дряни в воздухе.

Анна подошла ко мне.

– С уборкой почти покончили, – отчиталась она. – Что дальше?

– Еда, – сказал я. – Самое важное. Нам нужно свежее молоко и яйца. Сырые белки.

– Это уже для лечения? – уточнила она.

– Да. Это первое средство от яда. Но, кроме этого, ей нужно есть. Бульоны, каши. Всё мелко резанное и лёгкое. – Я посмотрел на Анну. – Кто будет готовить? Я объясню, что можно, а что нельзя Марии Борисовне.

Анна выпрямилась, и в её осанке проступила та самая боярская гордость, которая веками держала Русь.

– Я сама буду готовить, – твёрдо сказала она.

Я удивлённо приподнял бровь. Жена Василия Шуйского? У печи?

– Княгиня, это…

– Не спорь, – перебила она. – Продукты будет поставлять мой муж. Лично отбирать и лично привозить. Воду из нашего колодца в опечатанных бочонках возить будут. А готовить буду я, здесь, в малой трапезной при покоях. Никого к котлам не подпущу.

Я посмотрел на неё с уважением. На мой взгляд это был большой поступок. Честно, следующие слова я ляпнул не подумав. Потому что не смотрел на происходящее под таким углом. А хотел как лучше, чтобы Анне Тимофеевне было комфортнее.

– Было бы проще увезти Марию Борисовну в ваш дом, – пробормотал я, потирая переносицу.

В комнате повисла тишина. Даже холопки, кажется, перестали шуршать тряпками. Анна медленно повернулась ко мне и глаза сузились.

Она шагнула ко мне вплотную и понизила голос до шёпота.

– Ты хоть понимаешь, что говоришь, дурень?

– Я… – начал было я, не мало тако опешив от такой резкой перемены в ней. И Шуйская жестом заставила меня замолчать.

– Увезти Великую княгиню из Кремля? В дом бояр Шуйских? – она чеканила каждое слово. – Да на следующий день вся Москва, все собаки подзаборные будут лаять, что мы её похитили! Что Шуйские хотят власти! Что это мы её там и отравим!

Разумеется, я о таком даже не думал. И по сути, рассуждал, как человек двадцать первого века.

– Прости, княгиня, – прошептал я. – Не подумал.

– Не подумал он… – она покачала головой. – Мой муж и так поставил на кон очень многое. Нашу честь и будущее нашего рода. Мы поручились за тебя, и влезли в это осиное гнездо! Обвинили придворного врача, перевернули вверх дном покои государыни. Если она умрёт… – голос Анны дрогнул. – Нас, может, и не казнят, в отличие от тебя, но отправят в такие глухие места, что твой Курмыш покажется нам огромным городом. Доходчиво объяснила?

– Да, госпожа, – слегка поклонился я.

– Забудь эти слова. Никогда, слышишь, никогда не смей даже заикаться о том, чтобы вывезти её отсюда. Она умрёт или выживет здесь, в этих стенах. Это её крест. И теперь наш.

– Я понял.

Анна выдохнула, разглаживая складки на платье.

– Умный мальчик. Вот и славно.

К вечеру покои Великой княгини преобразились окончательно. Полы блестели, окна сияли, свежий воздух гулял по комнате, разгоняя затхлый запах болезни. Постель была застлана новым бельём, пахнувшим чистотой и солнцем. Шкуры вынесли, шторы выстирали и развесили сушиться.

– Настя, Дарья – вы остаётесь здесь на ночь. Будете дежурить у двери. Если Великая княгиня что‑то попросит, зовите меня. Остальные – по соседним комнатам.

– Вы тоже останетесь? – спросил я.

– Да, – ответила Анна Тимофеевна. – Так велел мой муж, и так будет правильно. Моя комната сразу после твоей. Так что, если что понадобится, сразу ко мне. Понял?

– Да, – ответила я.

Когда холопки разошлись, Анна принесла кувшин с молоком и миску с сырыми яйцами.

– Начинаем, – сказал я, подходя к Марии Борисовне. – Сейчас будет неприятно. Но надо пить.

Княгиня под вечер выглядела уставшей. И, поддерживаемая Шуской, она приняла сидячее положение.

– Я готова, Митрий, – сказала она.

Я налил молока в чашу, разбил туда три яйца, отделив белки. Взболтал.

– Пей до дна. И лучше за один раз.

Она пила, давясь, с трудом глотая вязкую жидкость. Я держал чашу, а Анна поддерживала ей голову.

Когда чаша опустела, Мария Борисовна легла обратно, а я отошёл к окну и посмотрел вниз. На Соборной площади уже сгущались сумерки. На стенах Кремля зажигали огни и виднелись силуэты людей, скорее всего стражников.

– Митрий, – окликнула меня Анна. – Иди со мной. Поужинаешь, отдохнёшь.

Я спрыгнул с подоконника.

– А Мария Борисовна?

– Настя и Дарья присмотрят, да и стража у дверей. Так что никто не войдёт.

Я неуверенно глянул на княгиню и, прежде чем согласиться, померил пульс. Да и дышала она ровно.

– Иди, Митрий, – сказала Мария Борисовна, открыв глаза. – Все устали и нужно отдохнуть.

Я кивнул и пошёл следом за Анной.

Мы вышли из покоев. У дверей застыли двое стражников в кольчугах, с копьями. Они даже не шевельнулись, когда мы проходили мимо.

– Анна Тимофеевна, – окликнул я Шуйскую.

Она обернулась.

– Да?

– Почему вы так рискуете?

Она остановилась, внимательно глядя на меня.

– Я просто верю в то, что мой муж не дурак. Он не стал бы рисковать головой, если бы не был уверен в тебе. И… Василий редко ошибается.

После чего она развернулась и пошла дальше.

Игра началась. И ставки в ней были выше, чем я мог себе представить.

Утром, когда я только‑только проснулся, дверь скрипнула, и я был уверен, что никто не стучался в неё. Ни Анна, ни холопки так бы не поступили, и я инстинктивно дёрнулся за саблей, что лежала рядом со мной.