Но была ведь ещё одна жена. Мария Борисовна. Вроде бы она умерла, от болезни. Но когда и при каких обстоятельствах я не помнил.

Я нахмурился, пытаясь вспомнить детали. Ведь если Борис не врал… если действительно Ливонский орден заплатил за похищение Шуйского… Напрашивался вполне логичный вопрос: зачем? И ответ был очевиден, чтобы дать Софье Палеолог выйти замуж за Ивана Васильевича. Что если в реальной истории Шуйского смогли схватить и договориться о его работе на орден и на папу Римского? А потом предложить Великому князю в жёны Софью?

– «Бред!» – подумал я. Так просто Шуйский бы не стал предателем. – Хотяяя… смотря что предложить. СТОП, Мария Борисовна уже болеет. А значит Шуйский им нафиг не сдался. – Пришлось вернуться к исходным данным. Мне никак не удавалось нащупать ниточку – зачем ордену понадобился Шуйский. Информации было так мало, что я не мог придумать логичного ответа.

– Болезнь. Болезнь, от которой умерла Мария Борисовна! А что если это не болезнь вовсе?

Я резко открыл глаза.

– «Её скорее всего травят!» – чуть ли не воскликнул я. И мне показалось, что в задворках моей памяти, всплыло, что что‑то такое говорила историчка на уроке. Вроде как она так распухла, что её с трудом уложили в гроб.

Тогда получалось, что уже сейчас кто‑то хотел расчистить путь для новой жены Ивана III, но сперва нужно было избавиться от старой.

Мысли понеслись дальше. Отравления в Средние века. Чем травили людей?

Мышьяк – классика. Белый порошок, безвкусный, растворяется в воде. Симптомы: рвота, понос, боли в животе, выпадение волос. Смерть наступает через несколько дней или месяцев при малых дозах. Ртуть – медленное отравление. Симптомы: тремор, потеря зубов, психические расстройства, язвы. Белладонна, болиголов, аконит – растительные яды с разными проявлениями.

– «Но что из этого используют? и второй вопрос. – А успею ли я приехать в Москву?»

(ОТ АВТОРОВ: Мы знаем, что Мария Борисовна Тверская род. 1442 – 22 апреля 1467) но это никак не мешало уже тогда ПОПРОБОВАТЬ убрать её с пути.)

День прошёл в осмотре раненых. У Гриши, дружинника с раной на икре, воспаление немного спало. Рана всё ещё была красной, но не такой горячей, как вчера. Я сменил повязку и велел ему продолжать лежать.

А ближе к полудню, мы услышали отдалённый стук копыт. Обернулся, как раз когда из леса выезжал отряд всадников. Человек двадцать, может больше. Впереди ехал высокий мужчина в добротной кольчуге, с густой чёрной бородой и тяжёлым взглядом. Даже на расстоянии чувствовалась его властность.

– Отец! – воскликнул Ярослав рядом со мной, и в голосе прозвучало что‑то вроде облегчения. Честно, до того момента как мой друг закричал, у меня была единственная мысль, вернее, две… но обе сводились к одной. Это враги и нам пиzдец.

Но слава Богу это было не так.

Шуйский, опираясь на костыль, вышел навстречу. От Ярослава я уже знал, что его отца зовут Андрей Фёдорович Бледный, удельный князь и воевода Нижнего Новгорода.

Князь спешился после чего отдал поводья подбежавшему к нему воину и направился к нам широким шагом. Выглядел Андрей Федорович лет на сорок, максимум. И вот чего у сильных мира сего не отнять, это их стать. Все были подтянутыми и крепкими.

– Василий Фёдорович! – голос у Бледного был довольно‑таки звонкий. – Жив, слава Богу! Что тут у вас стряслось?

– Жив, Андрей, жив, – Шуйский опёрся на свой костыль, принимая объятия. – Да только не тати это были, а воины обученные. Новгородцы, представляешь, за мной аж на край княжества пошли.

Князь Бледный нахмурился.

– Новгородцы? Чем же ты их так обидел?

– Вот тоже хочу узнать. В Москву вернусь, – усмехнулся он, – и ты меня знаешь, я это дело так просто не оставлю.

Он прищурился, но пока эту тему больше не стал продолжать, после чего обернулся к сыну.

– Ярослав, подойди.

Княжич, слегка прихрамывая и опираясь на трость, приблизился. После чего был заключён в объятия.

– Мать и сестра так переживали, что со мной сюда собирались ехать.

– Отец, отпусти! – прошептал он. – Стыдно же. Воины смотрят.

– Да, плевать мне кто смотрит! Пусть завидуют! Мой сын крещение боем прошёл и остался жив и цел там, где многие вои, голову сложили.

Тем не менее князь Бледный отпустил сына, и тот, чуть покачнувшись, опёрся на трость.

– Нога? Как?

– Лучше, отец. Почти не болит. Хожу уже почти без хромоты.

В тот день домой мы не поехали. Вскоре к нашему лагерю подтянулись телеге с вещами, едой и… напитками. И следующие два дня мы провели в лагере, давая раненым окрепнуть. Князь Бледный и Шуйский почти всё время проводили вместе, то о чём‑то яростно споря, то, наоборот, затихая на добрый час. Всё это происходило под бочонки пива, которых оказалось очень много.

У меня создалось впечатление, что князь Бледный просто воспользовался ситуацией, чтобы слинять из города, и по‑человечески отдохнуть в хорошей компании.

Что могу сказать… я тоже пил пиво и кушал разные вкусности. Приехавшие с князем дружинники, получив разрешение от господина, ездили на охоту и вернулись с двумя убитыми козами.

Тем не менее я не забывал про раненых, и несколько раз на дню, обходил раненых, менял повязки, проверял швы. У Гриши рана на икре наконец начала затягиваться. Краснота спала, а гной больше не выделялся.

– Аккуратно, – предупредил я, когда он попробовал встать. – Если больно – сразу ложись обратно.

– Да належался я уже. – проворчал воин. – Все пьют, песни у костра поют, а я лежу…

Вдруг рядом со мной словно из неоткуда материализовался отец Варлаам. Он был знатно выпивший. И честно – после того, что он сказал, вернее, как он это сказал, почудилось что он тоже попаданец.

– Тренироваться больше надо тебе. В бою ранен ты был, потому что пота в учёбе с клином мало проливал.

И я нет, чтобы промолчать.

– На тёмную сторону лень ведёт!

– На тёмную стор… ЧЕГО? – нахмурился он, попытавшись свести брови к носу.

– Вы про что, батюшка? – сделал я вид, будто ничего только что не говорил.

– А… наверно почудилось, – сказал он, и, перекрестившись, пошёл дальше своей дорогой.

Наконец, на третий день мы тронулись в путь. На этот раз я твёрдо решил, что ни в какую телегу не полезу. Моя пятая точка ещё помнила прошлую поездку. Я оседлал Бурана, и это было чистое блаженство, ехать верхом, чувствуя под собой мощь животного, а не тряску деревянной коробки.

Дорога до Нижнего Новгорода заняла почти два дня и прошла на удивление спокойно. Я ехал немного позади, рядом с Ратмиром и Главом, и наблюдал за двумя воеводами. Они ехали в одной телеге, и их спор не утихал.

– О чём они спорят, как думаешь? – спросил Глав у меня, кивнув на телегу.

Я усмехнулся.

– По‑моему им дай повод, – мои холопы улыбнулись, а я продолжил, – сами же видели последние дни – они всё время о чём‑то разговаривали, спорили, смеялись и снова спорили.

– Так столько пить. – произнёс Ратмир. – Это ж сколько здоровья надо иметь?

– Ну кому‑то с ним повезло, – сделал я жест головой в сторону Шуйского и Бледного, а кому‑то нет. – повернулся я назад, где везли спящего и громко храпящего отца Варлаама.

Дорога шла через лес, потом вышла на открытое поле. Май был в самом разгаре, трава зелёная, птицы поют, но после произошедшего я не мог расслабиться. Постоянно оглядывался, прислушивался к любому шороху. Арбалеты были взведены, и хоть так портилась тетива, но я лучше потрачусь на новую, чем…

И к вечеру, второго дня мы подъехали к Нижнему Новгороду. Он ничем не изменился с последнего моего визита. Мы проехали по узким улицам, мимо лавок, постоялых дворов. Люди расступались перед нашим отрядом, с любопытством глядя на телеги и раненых.

Наконец мы остановились у большого терема, как я уже знал, резиденции‑дома князя Бледного. Шуйскому выделили покои в главном тереме. И тот, не забыв про меня, попросил князя выделить и мне комнату в тереме. Бледный легко согласился. И что я могу сказать⁈ Жил я просто в царских условиях! Моих холопов поселили на воеводском дворе, окружённого частоколом, и, судя по их рассказам, о них там тоже хорошо заботились.