— Это ещё почему? — Бернард опередил меня с вопросом.

— Потому, что мир ещё не знает такой магии, которая позволила бы взять под контроль тварей из пустоты, и при этом остаться в живых, — покачал головой маг, подсаживаясь к нам и внимательно рассматривая карту, — То, что вы видели на перекрёстке — было обыкновенной некромантией, просто многократно усиленной за счёт энергии башни. В случае с иномирными тварями будет совсем иная магия, пока-что неподвластная смертным.

— У вашей подружки, устроившей бойню на площади трёх божеств, очевидно было другое мнение на этот счёт, — заметил я, не сумев отказать себе в удовольствии поддеть мага. Не знаю почему, но эта высокомерная рожа меня в последнее время изрядно бесила. Так и хотелось порой проходя мимо, плюнуть в неё.

— Как я уже сказал, — холодно заметил Альберт, — Нет способа их контроллировать, оставаясь при этом в живых. Наша, как ты выразился, подружка шла на площадь умирать. Просто умирая, она попыталась забрать с собой столько ублюдков, разрушивших её семью и жизнь, сколько могла. Призывая подобных существ ты жертвуешь свою сущность и свою душу им без остатка. Они пожирают всё, что делает призвавшего их человеком, оставляя после, лишь пустую оболочку, не способную осознать даже саму себя. Так что, в тот момент, когда храмовники до неё добрались, она была не более чем ходячим трупом, в котором оставалась одна лишь ярость. Да и та уже угасала.

Мне очень захотелось добавить, что человеком она перестала быть задолго до того, как открыла разлом призвала тварей. В памяти очень уж крепко отпечатался образ матери, рыдающей над телом собственного ребёнка, у которого было вспорото горло. Но я удержался. Не стоит ссориться с будущими попутчиками накануне смертельно опасной вылазки. Наверное, самой опасной за всё время нашего путешествия.

— Большая часть местной «живности» не пришла из разлома. Она лишь изменилась под влиянием бьющей из него энергии. Если всё так, как ты говоришь, то конечно самых лютых тварей Душелов натравить на нас не сможет, но не стоит думать, что у него совсем уж не осталось тузов в рукаве, — возразил я. Но тут уже вмешался Бернард.

— Вся эта затея — крайне опасная авантюра, — отрезал лейтенант, — Но, как я понял, и выбор у нас невелик. Либо мы попробуем, либо эта срань, которую вы зовёте урочищем, очень быстро поглотит город и выдавит нас обратно в степи. Не знаю, что из этого хуже, но тут нам хотя-бы заплатят. А вот за драку с Арнычарами — хрен там плавал.

— И то верно, — кивнул я, — Ладно, трындеть можно долго, но пора и честь знать. Альберт. Бери свою каску и дуй к Алвору. Пусть подгонит. И подружку поторопи, уж больно долго она копается.

Губы мага скривились в презрительной гримасе, но спорить он не стал. Развернулся и слегка неуклюже потопал по грязи двора к небольшой крытой пристройке, где уже работал молотком наш отрядный кузнец, подклёпывая очередную кольчугу. Я повернулся к Бернарду.

— Отправь с десяток ребят узнать, куда запропастился наш проводник. Мы ему так-то нехилый задаток отвалили. И ежели он решил нас наебать, придётся потом отловить и показательно вздёрнуть эту суку…

— Не думаю, что это необходимо, — ухмыльнулся лейтенант, кивая в сторону ворот, — Вон он идёт.

По улице и впрямь спускался неторопливой походкой странного вида тип. Не знай я, кто он, принял бы за какого-нибудь местного забулдыгу, явившегося на постоялый двор опохмеляться. На нём были одеты какие-то коричневые грязные штаны, с кожаными заплатками в районе коленей. Тёмно-зелёная, порванная в нескольких местах куртка, очень отдалённо напоминавшая стёганку. Отдалённо, потому-что какой-то умелец-самоучка попришивал к её поверхности целую кучу рваных тёмно и светло зелёных лоскутов, хаотично чередующихся между собой. Получалась этакая пародия на камуфляж.

Голову его прикрывал не шлем и даже не стёганая шапка, а самая обыкновенная чёрная, засаленная бандана. Из оружия на поясе виден был один лишь нож, да и тот сгодился бы разве что на чистку картошки. Ещё была сумка и несколько объёмных карманов, пришитых прямиком к поясу. В общем выглядел он совсем не как солдат, готовый к бою со всякой мерзостью, а скорее напоминал заядлого любителя побухать на природе.

Из этого образа выбивалось лишь лицо. Суровое, обветренное, испещрённое шрамами. Один из них тонкой бледной змеёй тянулся через подбородок, рассекая заросли многодневной щетины. Другой пересекал лоб. Третий прошёл в опасной близости от правого века, задев бровь и переносицу. Взгляд проводника был отстранённый и безразличный. Голубовато-серые глаза хоть и были направлены в нашу сторону, но смотрели как будто сквозь, и в то же время, куда-то внутрь себя. Непосвященный человек мог бы подумать, что этот доходяга изрядно набрался вчера вечером и теперь просто старался не показывать, что его мучает жесточайшее похмелье. Вот только это было совсем не так.

Что-то урочище делало с людьми. Выворачивало им души и мозги наизнанку. И чем больше у такого человека было ходок, тем меньше он походил на себя прежнего. Замыкался. Уходил вглубь себя. И всё чаще и чаще мотался на ту сторону. Урочище тянуло его словно магнит. Он чувствовал себя живым только там, внутри, постоянно находясь на волосок от смерти.

Мы же наняли лучшего проводника, из тех, что были в городе. Так что не было смысла удивляться его заскокам. Но и сомневаться в нем тоже причин не имелось. Все любители острых ощущений, которых он брал с собой возвращались обратно живыми и здоровыми, да ещё и рассказывали, мол, довёл до самого города-призрака. А таким похвастаться мог далеко не всякий проводник или охотник.

— Зря побрякушки на себя напялили, — равнодушно-бесцветным голосом бросил он, подойдя к нам и окинув меня с ног до головы изучающим взглядом, — Против уродов они не сильно помогут. Зато греметь и сверкать будут на всю округу.

— Видели мы этих уродов, — покачал головой я, — И видели как добрая сталь против них очень даже помогает. Штук двадцать таких вон у границы леса отстрелянные болтами или проткнутые пиками до сих пор лежат и вороньё потихоньку кормят.

— Как знаете, — голос проводника был совершенно равнодушен, — Всё равно, ежели вас схарчат я заберу золото с ваших трупов.

— Не заберёшь, — покачал головой Бернард, — Потому, как золото останется в отряде и подождёт их возвращения. Почём нам знать, что ты просто не заведёшь отряд в какую-нибудь задницу и не оберёшь потом трупы.

— А как вы узнаете, что отряд дошёл до места? — поинтересовался проводник, — Уговор был только до границы города. Дальше вы пойдете одни и наверняка погибните, а я хочу получить свои деньги. Как ваш лейтенант узнает, что я выполнил уговор?

— Не беспокойся, узнает, — ухмыльнулся я, — Есть у нас свои способы передавать сообщения, даже из такой задницы. Твоя задача доставить нас до места. Об остальном не беспокойся.

Способ, на самом деле, был прост, как три копейки. Хотя поломали мы голову изрядно, прежде чем додумались до него. Вернее, до него додумался Болек, который, за время управления отрядной казной уже изрядно поднаторел в банковском деле. Расписка, которую я должен буду подписать, только когда отряд доберётся до оговоренного места. Подписать, отдать проводнику, а он её уже обналичит у самого Болека. Если он нас кинет — сопрёт расписку или снимет её с наших трупов, то без моей подписи и печати она ничего не будет стоить. А ежели окажется настолько туп, что попытается её ещё и обналичить после такого, то Бернард проследит за тем, чтобы подох он долгой и мучительной смертью.

— Дело ваше, — кивнул проводник, и будничным тоном, как бы невзначай добавил, — Нам бы поторопиться, чтобы успеть обернуться до темноты. В противном случае, придётся заночевать прямо в урочище. У меня, конечно, есть там пара безопасных лёжек, но даже в них пережидать ночь — удовольствие ниже среднего.

— Почти готовы, — кивнул я, — Пять минут и можем выдвигаться.

— Пять чего? — непонимающе уставился на меня проводник. Твою то мать, а я уже и забыл, что у большинства местных проблемы с образованием.