— Слишком для этого хороший и праведный?

— Слишком хорошо знаю, куда такие дорожки ведут.

— Ну-ну. Очень великодушно с твоей стороны. Но знаешь, меня умиляет, как ты судишь обо мне, ничего не зная. У меня есть люди, которым позволено меня критиковать, спасибо большое; тот факт, что это не позволено каждому первому встречному, всего лишь очевиден.

— Хм. Правда что ли есть? Тогда мне интересно: вся вот эта твоя когорта жён. Случались ли у тебя, например, разговоры с их родителями? Что-то в стиле “позаботься о нашей девочке хорошо” или нечто в этом духе?

— Мне не надо напоминать, чтобы я о них заботился. У меня есть долг по отношению к ним, и я его исполняю.

Не говоря уж о том, что родители бы просто не осмелились вести со мной подобные разговоры. Но это отдельная сторона вопроса.

— Угу, долг… Слушай, парень, вот какое дело: ты — их принц из сказки. Ходячее обещание всего на свете, красивый император-дракон с таинственной историей и фоновой ебанутостью… Ах, прости, загадочной ранимостью.

— Завидно?

— А есть чему завидовать? Ты приводишь в дом этих женщин, за многих из которых выбрала судьбу семья, а другие, возможно, и впрямь в тебя влюбились. И они видят впереди свою сказку с прекрасным принцем, идеальное обещание, а получают взамен холодный дворец без детей, где любовь — запретное слово…

— Они выходят замуж за Императора. Они не могут не знать цену этого.

— Серьёзно? Парень, ты ломаешь судьбы, ты ведь знаешь? И для меня вдвойне неприятно, когда ты ломаешь судьбу кому-то, кем я дорожу.

— Это всего лишь твоя точка зрения. Ты ничего обо мне не знаешь. И ничего не знаешь о ней.

— Верно, это моя точка зрения. Я не знаю многого. И в нормальных обстоятельствах не стал бы лезть в дебри чужих проблем. Просто… Теперь, когда корона не давит тебе на темечко, сбеги уже из того холодного пустого дворца, что у тебя в голове. И прекрати втягивать в него остальных.

Охамевшая тварь.

— И кто же сделал меня пленником, если разобраться? Думаешь, я этого хотел?!

— А какая разница? Иметь дело с последствиями в любом случае тебе — и тем, кого ты затягиваешь в свою орбиту “родители меня бросили” хуйни. И не надо на меня так смотреть! Леди Шийни мне ничего не рассказывала, если ты вдруг именно это предположил. Просто я знаю о своих подопечных — иногда больше, чем даже хочу знать. Издержки профессии.

— Как я понимаю, я являюсь частью твоей работы.

— В некотором смысле. Как любой фамилиар здесь. Иногда я действительно хотел бы иметь возможность влиять напрямую на некоторое дерьмо. Но нет, равновесие… Кого волнует равновесие? Ах да, меня.

Кошак тяжело вздохнул и потёр лоб.

— Мне точно пора завязывать со стимуляторами и идти спать… Кто знал, что человеческое тело такое сложное?.. И нет, я не собираюсь вдаваться в подробности своей работы и твоей роли. Проходи своё испытание, твоё пушистое величество. И разберись уже с тем холодным пустым дворцом. Хватит ему затягивать людей невыполнимыми обещаниями, тебе не кажется?.. Спокойной ночи, студент Снежок.

Круто развернувшись, ректор Академии Фамильяров ушёл, оставив меня опустошённым.

Эй, этот день вообще мог стать хуже, а?

*

*

Оглядываясь назад, мне не стоило даже мысленно задавать этот вопрос. Никогда хорошо не кончается, проверено. И не то чтобы я не знал об этом, просто… Я устал.

Это был действительно длинный день. Из тех, когда весь мир вокруг вдруг оказывается тяжкой ношей на плечах.

Я подумывал вернуться к Ван-Ван и немного поспать… Но тогда не оставалось особых сомнений, что мне приснится: бесконечный лабиринт холодных коридоров, вес сочащихся кровью стен, пустой и гулкий обеденный зал, а в качестве закусок — Пао-Пао, и голова моего учителя на золотом блюде, и гора трупов в уголке, и мёртвая тётушка Фаэн Шо, технически моя прабабка, некогда воспитавшая мою мать, глядящая на меня выколотыми глазами и улыбающаяся отрезанными губами.

Это она приказала убить Пао-Пао и дирижировала смертью учителя. Она взяла на себя заботу о гаремной политике двора — и моём взрослении соответственно.

Когда нам с Лит-тиром хватило сил добиться её падения, когда удалось обернуть всех против неё и собрать доказательства разных по-настоящему жутких преступлений, её протащили по столице, как мешок с рисом, лишив титула и имени. Я приказал палачам проявить воображение, а после бросить труп в лесу.

Неудивительно, пожалуй, что она стала призраком из моих снов.

— Ты — дитя любви, малыш Кан, — говорила она. — Самой великой любви на свете. Той, с которой начался мир…

Я тряхнул головой и просочился сквозь дырку в заборе, утопая лапами в снегу.

Да, почти уверен, что это будет именно этот сон.

Им всегда кончается.

..

Я шёл по заснеженным улицам маленького городка, так не похожего на наши — и всё же во многом такого же.

И думал.

Правду на стол, я могу быть не самым самоотверженным и осознанным малым. И умею признавать это.

Мне далеко до глубин и вершин, где пребывают маги, вставшие на границу с духом. С другой стороны, подобное дано не всем. Не зря что Вершины, что Тишина не берут учеников с детства, но забирают уже состоявшихся членов других орденов (или просто с улицы), проявивших явные и однозначные склонности к глубокому пути. Да и Паучий орден имеет два уровня обучения, и на нижний студентов выбирают уже во вполне осознанном возрасте — тех, кто имеет шанс пропустить сквозь себя чистую энергию Тьмы Предвечной и напрямую прикоснуться к Великой Паутине.

Не все созданы для глубины и самоограничения, невмешательства и недеяния. Не все готовы по-настоящему встать на границу между миром духов и людей. Пытаться отрицать это — плодить очередную толпу лицемеров, скрывающих за праведностью и возвышенностью жажду власти и самоутверждения. Что объективно уродливая картина.

Нам хватило тех ребят из Золотых Дворцов, которые, слава тёте с дядей, чуть не стали богами нашего мира. Повторять опыт не хочется.

Я никогда не был готов шагнуть во Тьму — и не имел иллюзий на свой счёт. Я слишком земной для этого парень. Кровь и корона, власть и сила не сочетаются с духом.

Однако, годы общения с тётушкой, магических практик, медитаций и мозгопрочищающих тумаков всё же не прошли для меня даром: я не так безнадёжен, как в юности был. И умею признавать самому себе, что ничто так не ранит, как правда.

В словах гаремного кошака её объективно было немало.

С другой стороны, я зол, потому что дурацкий кот понятия не имеет, о чём он говорит.

Я бы посмотрел, каким был бы он сам, если бы вырос с маньяками-родственниками посреди борьбы за власть, слыша от каждой собаки упоминание о родительской великой любви. Я бы посмотрел, как он имеет дело с придворными, и наёмными убийцами, и фанатичными блюстителями традиций, и реформаторами, которые хотят изменений вот-сейчас-и-чтобы-сразу-и-плевать-на-побочный-ущерб-мы-за-всё-хорошее, и постоянными компромиссами, и жаждущими перегрызть друг другу глотку фракциями… Да всё это можно часами перечислять, не исчерпаешь.

Просто быть святым, сидя в Храме На Горе и эдак свысока взирая на бренность бытия.

Когда жопа на троне, это как-то похуже получается…

..

Я вздохнул.

Лапы замерзали в снегу, постепенно возвращая голове ясность. Свет фонарей отражался в снежинках, городок спал, а небо наверху было бездонно-чёрным, нависающим и живым.

Я устал.

Я устал.

Может быть, в конце дня, мне вообще не стоит так уж спешить с человеческим обликом?..

Я отбросил мысль условием воли и продолжил смотреть на танец снежинок: нельзя принимать решение, находясь в подавленном состоянии ума. Иначе такого нарешаешь, что и с лопатой не разгрести.

Нет, пока нужно просто быть. И созерцать.

Пережить ночь, и, если надо, день потом.

Пока потом вдруг окажется, что всё не так уж плохо.

В итоге обычно оказывается — если выживать достаточно долго.

.