Не то чтобы я хотел об этом говорить… Но я хотел об этом говорить.

Вот же гадство.

— ..Чтобы пройти божественное испытание, мне нужно найти своей ученице истинную любовь, — признался я. — Красная нить судьбы и всё такое. Я ненавижу это. Я сам настоял на ученических клятвах, чтобы перехватить магическую власть в нашем тандеме, но теперь… Для учителя подставлять ученика ради собственной выгоды — низость.

Леди Шийни вздохнула. Её рука у меня на боку была тяжёлой и тёплой.

— Не драматизируй, твоё пушистое величество, — попросила она. — Веришь или нет, но многие приплатили бы, чтобы оказаться на месте этой твоей ученицы.

— Кто, наслушавшиеся сказок дети? Или, может, ты хотела бы знать, кто на другой стороне твоей красной нити?

Леди Шийни тихонько усмехнулась.

— Нет, не хотела бы, — признала она, — и рада, что нити моей судьбы были разорваны во время инициации. Думаю, на другом конце моей судьбы был Таши… Хотя, нам обоим было суждено погибнуть, так что едва ли мы имели шанс на что-то, кроме детских чувств. И отлично, в общем-то. В нашем случае тот факт, что наша свадьба не состоялась — лучший счастливый конец для конкретной сказки.

Я дёрнул ухом.

Лорд Таши, любимый паук Королевы, относительно недавно обрёл человеческий облик и стал мужем Кан-Шуа. По всем внешним признакам, это оказался по-настоящему удачный брак, основанный не только на желании укрепить Орден, но и на вполне искренних чувствах.

Многие приписывали леди Шийни и лорду Таши роман, но я лучше прочих знаю, что это полная чушь: они раздражали друг друга в той манере, что неизбежна для двух сильных лидеров, привыкших соперничать и вынужденных сотрудничать. В их браке, если бы тот состоялся, один должен был неизбежно сломать другого. У мужчины обычно больше власти в браке, но у леди Шийни семейное имя, так что не берусь судить, кто бы в итоге вышел победителем. Скажу только, что при прочих равных таких сражений всегда лучше избегать.

Так что да, леди Шийни права насчёт счастливого конца.

— ..Паучьи Королевы бросают вызов судьбе, — продолжила она спокойно. — Наша судьба не предопределена, нам никто не предназначен. И я предпочитаю вещи такими. Но, Дар-Кан… Это не значит, что все так смотрят на эти вещи. И это не значит, что хоть чей-то взгляд — правильный. Знаешь… Если наставница и смогла вбить в мою пустую голову что-то стоящее, то это в первую очередь понимание: на множество вопросов у каждого есть свой ответ, на множество явлений — свой взгляд. Конечно, он может меняться в течение жизни. Многие люди несколько раз полностью переворачивают своё мировоззрение, не всегда даже замечая это за собой. Кто-то становится тем, с чем боролся; кто-то обретает свободу от прошлых предубеждений; кто-то становится тем, чего боялся; кто-то взрослеет, к добру или к худу; кто-то впадает в детство и не хочет оттуда выпадать, спасибо большое; кто-то превращается в копию своих родителей, от которых когда-то сбежал, или носит в душе вину за вещи, которые считал правильными в тот момент, или ненавидит слова, которые некогда казались абсолютной правдой… Вариантов много. Сам факт: так называемая дарованная судьбой любовь — это что-то, что имеет очень много сторон. Кому-то с ней везёт, кому-то нет. Как и со всем в этой жизни. Но многие хотели бы попробовать.

Я фыркнул и демонстративно разодрал обивку кресла.

— Хотели бы попробовать? Ну-ну. А знают ли они вообще, о чём говорят? Все эти многочисленные романтики, мечтающие о любви — видели ли они её где-либо, кроме книг? Понимают ли они, что на самом деле ищут? Или, может, они пытаются таким образом решить практические проблемы, успокоить своего внутреннего ребёнка, подтвердить свою значимость, сбежать от одиночества, найти себя, вцепившись в кого-то, почувствовать власть над кем-то, и так далее? А потом вдруг оказывается, что любовь не только не может решить их проблем, но и добавляет их. Потом вдруг оказывается, что все эти сказки о любви были полной чушью. Что тогда?

— Твоё величество…

— Моя ученица совсем молода. Она даже моложе, чем моя мать тогда была. У неё макароны вместо мозгов в том смысле, в котором это можно назвать возрастным, но для своего возраста и круга она не так уж плоха… Однако, она, конечно же, влюблена. И как только всплывает эта её влюблённость, мозг тут же отказывает напрочь.

— Такое со всеми случается. И знаешь, учитывая все твои любовные похождения…

— В этих так называемых похождениях я никогда не терял себя, спасибо большое!

Леди Шийни вдруг рассмеялась.

— Так уж никогда? Потому что я могу припомнить за тобой пару-тройку увлечений, в ходе которых ты чуть не потерял голову в прямом смысле слова… Ладно-ладно, не сверкай на меня глазами. У каждого из нас есть свои моменты, о - которых - нельзя - вспоминать. Не то чтобы ты был уникален в этом вопросе. Но ты прав: любовь — явление, окружённое множеством историй. И не меньшим количеством мнений. При этом, люди как правило повторяют эти самые мнения за другими людьми, перенимают услышанную правду, как свою собственную, и отважно за неё борются, редко подвергая критическому переосмыслению… Либо, как в случае с тобой, возводят свой опыт, приятный или не слишком, в разряд абсолютного знания… И оба метода, как ты понимаешь, имеют очень высокую погрешность.

Я хмыкнул.

— То есть ты сходу можешь вспомнить хоть одну любовную историю, которая хоть отдалённо была бы похожа на сказку? Любовь-судьба без трагического конца? Без ненависти, взаимного слома и предательств? Я вот не помню ни одного случая. Они либо предают друг друга, либо умирают раньше, чем успевают предать… Ну, либо привыкают друг к другу, разделяют общие интересы и цели — что прямо счастливейший из возможных концов.

— Ну, я могу назвать парочку более-менее “сказочных” историй, — вздохнула леди Шийни, — Но понимаю и твою точку зрения. Так называемой “чистой” любви, разумеется, в долгосрочной перспективе быть не может. Люди неизбежно ранят друг друга, и сталкиваются интересами, и ненавидят, и меняются… Однако, повторюсь снова: любовь относится к тем субстанциям, отношения с которыми (и отношения к которым) каждый человек… Не так. Каждый разумный должен выстраивать сам. В рамках паутины вероятностей твоё появление здесь — это тоже судьба твоей подопечной. Она должна встретить того, кто на другом конце нити. А вот то, что она будет делать дальше, уже зависит от неё самой. И от того, как ты её обучишь, конечно.

— Как будто я смогу сделать хоть что-то, если она впадёт в любовное безумие! Эта так называемая “любовь-судьба” разрушит её!

— Мне кажется, всегда можно сделать что-то, — заметила леди Шийни мягко. — И даже если нет… Ну, значит, разрушит. Некоторым людям такое идёт на пользу: они обретают себя, только восстав из обломков. И даже если всё обернётся так, что хуже не придумаешь, это будет не твоя вина, но её судьба в сочетании с её собственным выбором. Я понимаю, насколько для тебя это болезненный вопрос, но… Любовь не лишает воли, Дар-Кан. Туманит разум, вызывает смятение и томление, но… Выбор, который делают люди под её влиянием, всё ещё остаётся выбором.

Некоторое время после того, как её слова отзвучали, мы сидели в тишине.

Я думал и вспоминал.

Об одиночестве дворца, которое изредка нарушалось короткими визитами дяди с тётей, играми с Мин-Мин, шёпотом паука Пао-Пао, официального шпиона Королевы, что читал мне сказки по ночам, и вечерами с наставником. О маньяках-родственниках, которые, если бы не Пао-Пао, отравили бы меня уже сто раз…

Я помню, как служанка раскрыла существование Пао-Пао, и мои родственники уничтожили его. Помню, как кричал и плакал, но они сказали только, что Пао-Пао заколдовал меня.

Я помню, как ко мне приставили толпу полоумных кузенов, поощряющих во мне худшее.

Помню, как ко двору прислали Лит-тира… и что мы, с негласного одобрения родственников, делали с ним.

Помню, как, сожрав вместо меня отравленную еду, Мин-Мин год лежала парализованной. Именно тогда, собственно, мы с Лит-тиром начали немного сближаться. Мы тогда плакали вместе у её кровати.