Таверна «Ржавая Кирка», хоть и выстояла в том адском пожаре, пропиталась дымом от фундамента до флюгера на крыше. Запах стоял такой, что хоть топор вешай: едкий и въедливый. Конечно, хозяин копошился там, что-то отстраивал, красил, заново обивал дранкой и досками, но жить там сейчас было невозможно.
На нашу удачу мы попались на глаза Кассию Лонгину. Управляющий, дом которого тоже пострадал, все же сохранил подобие деловитости. Он-то и определил нас на постой к Волумнии Секасте, местной матроне, чей внушительный каменный дом стоял в южной части Фодины, куда пламя не дошло.
Прошлое ее деда, вольноотпущенника, нашедшего серебряную жилу и построившего этот дом, витало здесь в каждом углу. В толстых стенах, в просторных комнатах, в зале с колоннами, куда запросто помещались не только ее огромная семья и сонм слуг, но и наша разношерстная компания.
Тетушка Волумния оказалась болтливой, любопытной до безобразия и невероятно деятельной. Она могла одновременно рассказывать последние сплетни про соседа, у которого козел съел штаны с веревки, и месить огромную квашню теста для домашней лапши так, что стол ходуном ходил. И, конечно же, профессионально запугивать четверых невесток, которые бледными тенями скользили вдоль стен.
— Марция! Пыль на вазах вижу! Ты что, слепая? Или думаешь, гости наши — свиньи?! Ливия! Ты соль в пирог с медом положила?! Да я тебе этой скалкой по башке всыплю, дурища!
Но к гостям она вдруг прониклась благосклонностью. Даже слишком. Ее материнский инстинкт, похоже, вышел из берегов и затопил все вокруг.
— Тощие какие! — возмущалась она, пододвигая нам с Сильвией очередное блюдо, на этот раз пирожки с бараниной и орешками. Ее маленькие, острые глазки впивались как буравчики. — Одна кожа да кости! Да разве ж вы, дурищи, хорошего мужика найдете? Какой кобель позарится на эти кости? Хоть бы жирок нагуляли для приличия!
— Мы не тощие, тетушка, — попыталась робко вставить Сильвия, краснея до корней волос. — Мы… стройные. Это сейчас в моде в Риме…
— Милочка, мне-то не надо объяснять разницу между дохлой коровой и стройной ланью! — фыркнула Волумния, сунув нам в руки по еще теплому пирожку. — А мужику главное что? Чтоб было за что подержаться! Чтоб мягко было! Так что ешь и не спорь с тетушкой Секастой! У меня еще суп с фасолью и копченостями подходит!
Такими темпами я стала подозревать, что даже сверхчеловеческая сила атланта скоро не поможет ему оторвать меня от земли. Зато Брини была в полнейшем восторге: ей доставались самые вкусные кусочки.
Впрочем, с мужчинами мы виделись редко. После пожара они пропадали с утра до ночи: помогали разбирать еще тлеющие завалы и прочесывать окрестности в поисках следов кобольдов.
Сильвия поначалу тоже помогала лечить раненых в импровизированном лазарете на площади. Но после того как она упала в обморок три раза за пять минут от переутомления и вони горелого мяса, Фергус взял ее за шиворот и буквально отволок в наше «женское царство» у Волумнии. Теперь мы с ней и Брини составляли печальный триумвират хромоногих и обессилевших.
Большую часть городка огонь все же пощадил, не в последнюю очередь благодаря нашим усилиям. Но сгоревших до тла домов хватало. Были и погибшие. Их хоронили быстро, без лишних слов. Воздух пропитался не только гарью, но и горечью, страхом.
Теперь, когда два мертвых кобольда с пустыми бутылками из-под горючей смеси валялись на площади как неопровержимое доказательство, отрицать их присутствие в горах было бессмысленно. Местные мужики, вооружившись чем попало, от вил до старых мечей, установили патрулирование по периметру Фодины и у уцелевших шахтных подъездов. Кассий отправил гонца в Картахену, и губернатор Флакк, наконец, обещал прислать военный отряд – центурию в пятьдесят человек. Но многие горожане, особенно те, кто потерял кров, предпочли не ждать. Они уходили, уезжали на телегах в сторону побережья, унося с собой страх и неверие в будущее шахтерского городка.
Хотя все равно оставалось главное «но». Как кобольды, эти примитивные твари, могли быть связаны с таинственной пропажей целой серебряной жилы?..
За всеми этими событиями даже не верилось, что с момента нашего прибытия в Фодину прошло уже больше десяти дней.
Единственным хорошим событием за эти дни было то, что с моей многострадальной ноги наконец-то сняли этот дурацкий гипс! Тит Кавус пришел, поцокал языком, постукивал молоточком и объявил, что кость срослась «приемлемо». Нога была слабой и долго ходить с полной нагрузкой я еще не могла. Но боги, какое это было счастье – просто идти самой! Шэр больше не таскал меня на руках, как годовалого младенца, и от одного этого настроение поднималось.
В одно такое утро, когда солнце пыталось пробиться сквозь вечную пелену горной пыли и гари, а из кухни Волумнии несся бодрящий запах жареного лука и чеснока, я сидела на каменной скамье у ворот и массировала ноющую икру.
— Слушай, — сказала я Сильвии, которая мирно кормила Брини кусочками вяленой рыбы. — Давай прогуляемся чуть дальше. К дому Луция Авита. Он же тоже в этом районе, недалеко.
— Давай, — она согласилась почти машинально, а потом насторожилась. — А зачем? И так уже все ясно – это кобольды. Прибудет военный отряд, прочешут шахты, выкурят их оттуда или перебьют. И точка.
— Так-то оно так, — кивнула я, осторожно вставая и пробуя вес на больной ноге. — Но никто так и не знает, где точно их гнездо. Шахты — это лабиринт, а кобольды как крысы, умные и злые. Помнишь историю про Фермопилы?
Сильвия подняла брови.
— Ты про царя Леонида и его триста спартанцев? Как они сдерживали всю персидскую армию в узком ущелье?
— Угу… И если кобольды прочно обосновались где-то в глубине, в узком тоннеле или пещере, то одной центурии в пятьдесят солдат может просто не хватить. Прятаться и обороняться в горах легче легкого. Нужна целая когорта, а то и две. Или знание местности. Луций Авит — геомант. Он годами лазил по этим горам, знал их как свои пять пальцев. До того, как сошел с ума. Может, он что-то говорил дочери? Может, в его доме есть карты, заметки? Если мы чего-нибудь полезное узнаем, то отлично. Ну а если нет… — я махнула рукой, — так просто пройдемся. Сама же говорила, что мне нужно разрабатывать ногу.
Сильвия вздохнула, но встала, отряхивая крошки от рыбы с платья. Брини недовольно пискнула на коленях.
— Разрабатывать, Рокси, — пробурчала она недовольно, — а не скакать, как горная коза по камням. И если что, то сразу назад. Договорились?
— Договорились, мамочка, — усмехнулась я, подхватывая Брини под потяжелевшее пузико, получив в ответ счастливое «Ква-а-арк!».
Дом Луция Авита оказался не таким уж и далеким. Он стоял немного в стороне от основной улочки, за невысокой оградой, поросшей диким виноградом.
Охранника-привратника, обычно прикованного у дверей знатного дома, не было. Вместо него у входа теснилась кучка человек в пять: две женщины и трое мужчин в засаленных туниках шахтеров. А на пороге, заслоняя вход, стояла молодая девушка. Лет семнадцати, не больше. Русая толстая коса спадала на плечо, лицо бледное, но решительное.
— Убирайтесь отсюда! — ее голос дрожал, но был громким.
— …это все из-за твоего отца, Луция! — орал один из мужчин, тряся кулаком. — Он выпустил эту нечисть! А теперь город горит! Люди гибнут!
— Папа ни в чем не виноват! Он сам пострадал! Уходите!
— Пострадал?! — взвизгнула одна из женщин. — Он сошел с ума от своей жадности, а теперь мы расплачиваемся!
— Вон отсюда! — Луция сделала шаг вперед, пытаясь казаться грозной.
И тогда один из мужчин, коренастый, с лицом, обезображенным оспой, нагнулся, схватил с земли увесистый камень и швырнул его в девушку.
— Отродье колдуна!
Все произошло за мгновение. Гнев, такой знакомый и жгучий, вспыхнул во мне раньше мысли. Я рванула вперед, забыв о ноге. Мой друидский посох, который я теперь использовала вместо трости, взметнулся в воздух!
Камень отскочил от твердого дерева и с глухим стуком упал на плиты крыльца. На моих руках, от запястий до локтей, вспыхнули знакомые изумрудные руны, боевые татуировки, реагируя на адреналин и ярость.
