Сергеич сделал паузу и посмотрел в зал.

— Да? Вы хотели что-то спросить? — произнёс он.

— Да. С вашего разрешения, — ответил незнакомый молодой голос. — Генерал-майор Петров, начальник Аналитического управления ГэШэ, — представился он, чем сразу заслужил мою симпатию. — Получается, у местных никаких выборов?

— Нет, — Сергеич улыбнулся. — Концепция демократии им была неизвестна до недавнего времени. Лишь недавно теоретические социологии планеты создали соответствующий конструкт, который, однако же, до сих пор остаётся научным курьёзом. Общество Груажан — фактически, чистая меритократия.

— Ясно. Спасибо.

— В конце брифинга у всех присутствующих будет возможность задать вопросы, — сказал Сергеич. — Итак, у нас есть единая островная меритократия, на планете, относительно бедной ресурсами, едва вступающая в космический век. Разумеется, они уже провели первые изыскания на соседних планетах и готовятся начать экспансию. Общества на различных архипелагах сохранили местные культурные особенности, но они относительно невелики. В целом планета разговаривает на едином государственном языке и придерживается единых стандартов социализации. Это существенно упростило подготовку первой миссии и первого космонавта, которая должна была исследовать этот мир. На Груажан отправилась Диана Литвинова, в прошлом — сотрудница проекта «Север». На основании полученных микрозондами данных мы подготовили жизнеспособную легенду для внедрения в общество одной из островных провинций, дали необходимые знания и навыки, и…

— Позвольте всё-таки уточнить! — снова тот самый надтреснутый, почти старческий голос. — А с какой целью прорабатывался вариант внедрения? Мы что, не могли выйти на связь с их представителями власти напрямую?

Сергеич вежливо улыбнулся, ещё раз прокашлялся и ответил:

— Прорабатывались разные варианты. Однако вариант негласного внедрения был признан наиболее безопасным и целесообразным.

— Кем признан? — не унимался старец.

— Учёным советом проекта «Север».

— И у вас были на то основания? Наверно, большой практический опыт?

— Евгений Степанович, — снова голос министра обороны. — Это не защита диссертации на кафедре военной стратегии. Если позволите, мы вернёмся к брифингу.

Его голос был откровенно раздражённым.

— Как скажете, — ответил старец.

«Вась, что это за хмырь, ты опознал?» — всё-таки не выдержал я и поинтересовался у напарника.

«Похоже, начальник финансового управления Минобороны, — ответил Вася. — Старый маразматик. До сих пор никак не может смириться с тем, что финансовый контроль над „Севером“ остался напрямую в зоне ответственности А Пэ. Внимание привлекает».

«А-а-а, ясно…» — ответил я.

— Как бы то ни было, мы не можем сказать, удалось ли реализовать внедрение. Тем более нам неизвестно, на каком этапе произошёл срыв, — продолжал Сергеич. — Связь с космонавтом была потеряна сразу после высадки на планету. При этом телеметрию с корабля мы продолжали получать ещё как минимум в течение двух часов после посадки.

— А зонды? — новый незнакомый голос за спиной. — Разве они не контролировали посадку?

— Зонды зафиксировали успешное приводнение корабля, — кивнул Сергеич. — Однако в целях безопасности был выбран район, удалённый от обитаемых островов. А тот тип зондов, который использовался на ранних этапах, не был способен залетать дальше тысячи километров от суши. Особенность конструкции. Так что это было на пределе зоны действия.

— Хорошо, а те зонды, которые остались на островах? Они фиксировали какие-нибудь необычные сообщения в местных информационных сетях? Я так понял, это ведь довольно развитая цивилизация. У них ведь уже есть средства массовой информации и, возможно, глобальная сеть?

— Мы тщательно мониторили все доступные нам каналы, — заверил Сергеич. — Однако ни малейшего намёка на судьбу космонавта не обнаружили.

В зале снова наступила тишина. Сергеич помялся немного на кафедре, глотнул ещё воды.

— Что ж, главные моменты мы, так полагаю, уже обсудили. Что касается нюансов — после успешного возращения Евгения Алданова и Максима Фёдорова с О-деа одиночные миссии теперь под запретом. Это следствие новых требований для преодоления барьера браны. Так что новая миссия «Север-2» будет тандемной. Оба космонавта сейчас присутствуют на брифинге и, если будет необходимость, ответят на ваши вопросы.

Макс бросил на меня быстрый взгляд. Я едва заметно кивнул.

— У меня вопрос по усилению биологической безопасности, — вмешался ещё один голос, и тут же представился: — генерал-майор Свиридов, Управление РХБЗ. После лунного инцидента какие были сделаны выводы?

Сергеич улыбнулся.

— Лунный инцидент — следствие нашей недооценки жизненного потенциала объекта. Мы переработали протоколы, чтобы исключить подобное в дальнейшем. Ну и система искусственного иммунитета, которая позволила нейтрализовать угрозу, теперь успешно имплантирована обоим космонавтам.

— Ясно, — удовлетворился «химик».

— И ещё момент, с учётом полученного опыта, — продолжал Сергеич. — Этот вопрос уже поднимался сегодня, поэтому докладываю: в этот раз мы не планируем использовать легендированное внедрение. Мы разрабатываем первый протокол открытого контакта с другой человеческой цивилизацией. Это необходимая мера, с учётом успешно развивающегося сотрудничества с человечеством Нарайи.

После брифинга и последовавших за ним совещаний мы отправились в аэропорт. В этот раз в «Чкаловский», где нас ждал уже знакомый мне борт «Роскосмоса». После недавнего перелёта на футуристическом аппарате, который принадлежал непосредственно проекту «Север», этот самолёт уже казался настоящей архаикой. Однако выбирать не приходилось: всё, что было непосредственно связано с космическими перелётами, находилось под жестким контролем государственных структур. И, судя по последним событиям, автономия «Севера» наверняка будет сокращаться дальше.

Самое неприятное, что я понятия не имел, как Сергеич разрулил свои отношения с «партнёрами» и как объяснил это высшему руководству. Если вообще объяснил. Во время нашей виртуальной встречи мы до этого вопроса не добрались — меня больше интересовала ситуация на Луне. Но теперь, перед новым стартом, хотелось бы ясности.

Вот только будет ли возможность у нас ещё раз переговорить конфиденциально — я не знал. Хотелось верить, что Сергеич найдёт такую возможность. А пока приходилось изображать винтик в государственной машине, просто выполняя поступающие директивы.

Когда мы приземлились на новом арктическом космодроме, я поразился, сколько всего удалось построить за короткое время, прошедшее с моего предыдущего старта на О-деа. Теперь это было не просто голое каменистое плато, присыпанное снегом и обдуваемое постоянными ветрами с одиноко возвышающейся бетонной стартовой башней, через которую я поднимался на борт «Севера-2».

В непосредственной близости от стартовых площадок построили: комплекс технического обслуживания и финальной сборки космических аппаратов — грандиозный ангар, размерами превосходящий «Север-2» раза в три. Теперь корабли собирались на суше.

Однако даже он не был самым крупным сооружением. Чуть в стороне от него над тундрой возник грандиозный прозрачный купол, армированный ажурными конструкциями, придающими ему нужную жёсткость. Под куполом находился городок вахтовиков и постоянных сотрудников нового космодрома. Там круглогодично поддерживались комфортные климатические условия: температура около плюс двадцати, влажность как в средней полосе России весной. Были тут и парки, и открытые бассейны со спортивными площадками, просто уютные уголки, где можно погулять и расслабиться, совершенно забыв, что совсем рядом, за прозрачным барьером — царство вечной мерзлоты и зимней темени.

В редкие ясные дни летом купол был просто прозрачным барьером, пропускающим полный спектр солнечных лучей, включая ультрафиолет. Но большую часть времени в составе купола работала сложная система, обеспечивающая привычную смену дня и ночи, по широте Краснодара. Летом по ночам купол затемнялся, на нём появлялась имитация звёздного неба, причём полностью соответствующая реальной картине расположения светил. А днём зимой активировалось искусственное солнце — сложнейшая система ламп, максимально точно копирующая спектр солнечного света, включая ультрафиолет.