Оказавшись в спускаемой капсуле, я сразу вспомнил первый «Север». Та же теснота. Хотя, пожалуй, тут было ещё теснее — даром что два ложемента оставались свободными. Часть аналоговых приборов выглядели знакомыми: гирокомпас, вариометр, манометр, термометр я легко опознал. Шкалы были необычными — тут не было принято делить круг на триста шестьдесят градусов; система была десятичной, как при обычном счёте. Обозначения и единицы измерения были иными. Но если немного привыкнуть и активировать данные, хранящиеся в навигационной памяти — приборы начинали восприниматься почти как «родные».

Айтэн был в скафандре. Я, избалованный возможностями «Совы», смотрел на него с сочувствием. Но, конечно, никак не комментировал очевидную технологическую разницу. Мне было даже немного неудобно перед командиром, ведь земное человечество, хоть и смогло воспроизвести эти технологии, всё-таки не разрабатывало их самостоятельно.

Спускаемый аппарат прошёл все обычные для Груажанского космоса процедуры. Я лишь наблюдал за происходящим. Было немного странно чувствовать себя пассажиром — но я быстро привык.

Но вот щёлкнули затворные замки. Последовал лёгкий импульс маневровых, крутой бок станции мелькнул в боковом иллюминаторе, и мы начали спуск.

Я глубоко вздохнул.

— Не переживай, — сказал Айтэн, видимо, по-своему истолковав мой вздох. — Эта штука только выглядит хрупкой. На самом деле очень надёжная конструкция. Тут всё отработано до мелочей.

— Я не переживаю, — улыбнулся я. И спросил, просто чтобы поддержать разговор: — какие у тебя планы после возвращения? Что делать будешь?

Айтэн вздохнул.

— Отдыхать для начала. Сгоняю на Хайри-Пир. Потом, может, возьму тур на Северную Шапку, давно хотел увидеть снег вживую. И прийламов.

Я нахмурился, активируя имплантированную память. На Груажан было мало суши — но в полярных областях существовали области вечных льдов, совсем как в Арктике на Земле. И на Северной, и на Южной Шапках, как эти области называли на планете, постоянно действовали научные станции, однако туризм был делом редким и дорогим.

Прийламы же оказались чем-то вроде крылатых сумчатых млекопитающих, адаптировавшихся к суровому климату полярных областей. У них был толстый белый мех, в прошлом очень ценившийся в центральных архипелагах Груажан. Для его добычи специально снаряжали экспедиции, многие из которых гибли из-за непредсказуемой ледовой обстановки в районе Шапок.

— Я не очень люблю снег, — признался я. — И вообще холод.

— Ваша планета более холодная, чем наша? — тут же заинтересовался Айтен.

— Да не сильно, — ответил я. — Средние температуры примерно совпадают. Но у нас есть наклон оси вращения к плоскости орбиты. Из-за этого погода сильно меняется в зависимости от того, в какой части орбиты находится планеты. Мы называем это «сезонность».

— Интересно… а как животные адаптируются? И растения? Кочуют, наверное? Постоянно переселяются? Как и люди? Наверно, поэтому из вас получаются такие хорошие путешественники, и вы так здорово освоили космические перелёты…

— Некоторые виды действительно кочуют, — ответил я. — В основном летающие. Но таких меньшинство. Большинство приспосабливается. Многие животные на зиму впадают в спячку. Растения сбрасывают листву и остаются голыми, чтобы их не поломало снегом.

— «Зимой» это во время холодного периода? — уточнил Айтэн.

— Да, — кивнул я.

Он выдержал паузу.

— Тейдан, ты ведь серьёзно сейчас? Не шутишь? Я понимаю, что у вас на планете могут быть другие представления о юморе, но у нас с друзьями так обращаться не принято.

— Я не шучу, Айтэн. Всё так и есть. Как я сказал. Надеюсь, сам увидишь.

Он улыбнулся.

Вскоре начались перегрузки. Однако система возвращения отработала штатно: мы вошли в атмосферу настолько мягко, насколько это вообще возможно. Перегрузки, по моей оценке, не превышали трёх-четырёх эквивалентов ускорения свободного падения на Груажан, или местного аналога числа «же». Которое было лишь на десятую часть больше земного.

Как только оранжевое пламя за иллюминатором погасло, я увидел небо Груажан — таким, каким его видят сами груажанцы.

На высоте оно было похоже на Земное — такое же чёрное. Но постепенно, по мере спуска, оно наливалось красками, обретало глубину. Наконец, когда мы миновали зону облачности, оно приобрело обычный для Груажан цвет: глубокий ультрамариновый, с лёгким оттенком зелени.

— Приятно, наверно, снова видеть небо, после долгих странствий между звёздами? — спросил Айтэн, обратив внимание на то, как я гляжу в иллюминатор.

— Любопытно, — ответил я. — Здесь небо другое.

— Совсем другое?

— Нет, похоже, конечно. Но оттенок чуть иной. Будто сквозь фильтр смотришь.

— Ясно…

Потом был лёгкий рывок, когда сработала парашютная система. Капсула какое-то время раскачивалась. Видимо, снаружи было ветрено — и это меня не обрадовало. Как нас доставать будут?

Однако, как вскоре выяснилось, всё было продумано.

После посадки нас действительно какое-то время болтало на волнах. Море штормило, но не слишком сильно. Не так, как во время игры, которую мы с Айтэном смотрели на орбите.

А потом мы просто оказались в огромном, ярко освещённом ангаре, откуда быстро уходила вода. В распоряжении поисково-спасательной партии было специальное судно, которое позволяло подбирать капсулы в любую погоду, включая сильный шторм.

— Ну вот и прибыли, — констатировал Айтэн, когда вода окончательно ушла из отсека.

Он отстегнул застёжки своих ремней и знаком дал мне добро сделать то же самое. Я не заставил себя долго упрашивать.

После нескольких дней пребывания в невесомости тяжесть ощущалась, конечно. Тем более, что тут она была слегка повышена по сравнению с Землёй. Но я ей был рад. Наконец-то хоть снова мышцы чувствую, а не изображаю желе в воздушной среде… вообще я понял, что мне не слишком нравилась невесомость.

— Будем выходить? — спросил я.

— Самостоятельная эвакуация только на случай аварийной ситуации, — ответил Айтэн. — Не переживай, нас достанут.

Ждать пришлось на удивление долго. Может, минут десять. И это меня неприятно удивило: что они там ещё готовят? Новый карантин? Или всё-таки решили взять в заложники редкого инопланетного гостя, и хотят удостовериться, что он не привёз какой-нибудь неприятный сюрприз?

Я старался отгонять неприятные мысли, но они всё равно лезли в голову.

Но вот, наконец, послышался стук, лязг — и внешний люк спускаемого аппарата откинулся в сторону.

На нас смотрел седой человек с широко посаженными зелёными глазами. У него были тонкие, аристократические губы, вытянутый нос с горбинкой и широкий подбородок с ямочкой. Мне он показался смутно знакомым. Может, один из актёров в сериале?

«Вась? — мысленно окликнул я. — Где я мог видеть этого типа?»

«В любой хронике, — тут же ответил напарник. — На парадных портретах и государственной символике. Это Император, собственной персоной».

Я улыбнулся и кивнул. Быстренько заглянул в наведённую память, после чего поздоровался так, как приличествовало случаю. Если, конечно, зонды правильно сняли информацию и аналитики корректно её интерпретировали.

— Приветствую, Светозарный!

Так к монархам центральных архипелагов обращались послы в древние времена, когда на Груажан ещё существовали разные государства.

— Здравствуйте, Тейдан, — ответил император на русском с сильным акцентом.

«Вот те раз… — подумал я. — Сюрпризы-то не закончились, да, Вася?»

«Даже не сомневался», — ответил напарник.

— Неожиданно, но приятно, — сказал я на русском.

Император вздохнул, посмотрел мне в глаза чуть растеряно. Выдержал паузу.

— Странно. Вы должны были ответить иначе, — произнёс он на местном языке.

«Вася? Что может быть не так?»

«Понятия не имею! Вообще это похоже на какой-то ритуал. Может, случайный. Тогда это мог быть любой простой диалог-приветствие».