Я угрюмо посмотрел на своё отражение в запотевшем зеркале с дорожками-следами от скатившихся капель.

«Женя, я могу доставить нас на место за полчаса до прибытия корабля Дианы, — сказал Вася. — Другой вариант — через месяц позже. Решать надо сейчас».

Мы с Максом сидели на посту управления и контроля. В этот раз он был частично расконсервирован: перед нами находился огромный экран, всю центральную часть которого занимали огромные, стремительно мелькающие цифры. Обратный отсчёт.

«Блин. Раньше никак нельзя сказать было⁈»

«Я только что просчитал финальные варианты траекторий. Манипуляторы уже частично вне браны. Считать раньше не было никакого смысла — я не знал стартовую конфигурацию. Жень… Тейдан, тебе решать».

Я ещё раз мельком взглянул на цифры на экране. Десять секунд. Девять… Восемь… потом на Макса. Советоваться нет времени — надо решать самому.

«Давай за полчаса до», — мысленно произнёс я.

Не уверен, что принял бы именно такое решение, если бы не процедура обмена жизненным опытом, которую нам устроили наши Васи.

В последний момент перед началом перехода я поймал себя на мысли, что Макс теперь — самый близкий мне человек. Я неохотно завожу друзей, хотя умею отлично поддерживать приятельские отношения. Именно из-за того, что настоящая дружба предполагает открытость.

Макс теперь знает про меня гораздо больше, чем любой другой человек. Кроме, разумеется, Васи — но с ним особый случай.

Лёгкое головокружение. Звёзды на экране померкли. Внешние камеры выключились. Теоретически они могли продолжать трансляцию, но специалисты подметили, что это перегружает систему, так что решили не рисковать и придумали протокол защиты электроники.

Кстати, по этой же причине фиксирующее оборудование на борту во время перехода не работало. Я об этом раньше не знал, но уже во время первых экспериментов стало ясно, что любые носители информации слишком быстро «забиваются» при попытке записи происходящего.

Так что теперь мы могли говорить совершенно свободно.

— Ты как? — спросил Макс, глядя на меня и широко улыбаясь.

Он сделал глоток заранее приготовленного кофе. Да, теперь нам предстояло провести много часов за разговорами без сна.

— Нормально, — кивнул я.

— Мне показалось, что перед стартом ты как-то напрягся, — сказал пилот.

Ну вот. Побочный эффект ментальной близости: теперь он легко считывает мельчайшие нюансы моей мимики, выражение глаз, любые намёки. Впрочем, как и я его.

— Мы почему-то не подумали заранее, что можем оказаться на месте до прибытия Дианы в пространство Груажан, — осторожно сказал я, наблюдая за его реакцией.

Макс сдержано кивнул.

— Так понял, именно это и произойдёт? — спросил он.

— Был выбор, — признался я. — За полчаса до или через месяц. Вася не мог сообщить раньше — не было возможности считать конфигурацию. Я выбрал за полчаса до.

Лётчик улыбнулся, продемонстрировав крепкие белые зубы.

— Спасибо, Жень. Я… в общем, будет возможность — сочтёмся.

— Не уверен, что это был лучший вариант, — вздохнул я. — Могут быть… последствия.

В этот момент на экране, где только что мелькал обратный отсчёт, появился Вася. В смысле, мой Вася, конечно — именно он контролировал системы «Севера-2». Он был одет в классический чёрный костюм с красным галстуком, аккуратно причёсан.

— Максим, привет, — поздоровался он, глядя на лётчика. — Понимаю, для тебя это немного необычно — если что я Женин вариант. Сейчас я в мастер-позиции, поэтому так говорить будет проще. Напрямую мы с тобой общаться без разных хитростей не можем — а вот так пожалуйста, сколько угодно.

Макс растерянно моргнул, нахмурился. Потом вдруг улыбнулся — видимо, ему его собственный Вася что-то сказал.

— Конечно, я понимаю, — сказал лётчик.

— В общем, ребята, нам надо поговорить о парадоксах, — сказал Вася.

— Угу, вот тоже задумался на эту тему, — заметил я. — Уже после того, как решение принял.

— Об этом был небольшой раздел в теоретических выкладках Сергеича. Жень, ты, наверно, внимания не обратил после своего открытия. Да тогда оно было не так важно, — продолжал Вася. — В общем, не буду ходить вокруг да около: со временными парадоксами и вообще с путешествиями во времени в нашей реальности всё немного не так, как описывали в классических учебниках физики.

Макс снова посмотрел на меня. Медленно моргнул. Я вдруг отчётливо понял, что ему стало малость тоскливо. Не то, чтобы он не любил физику — просто всегда практику предпочитал теории.

— Деформация браны, — произнёс я.

Нужная информация будто сама собой всплыла в моём мозгу.

— Да, Женя, — улыбнулся с экрана Вася, после чего отошёл в сторону.

Перед ним появилась пространственная модель, демонстрирующая трёхмерную проекцию границы нашего привычного мира, имеющего размерность три плюс один. Она была неровной, как небрежно скомканный лист бумаги.

— В пространстве за границей браны, при размерности четыре плюс два, все варианты развития событий существуют одновременно. И не существуют — потому что накладываются друг на друга, — продолжал Вася. — Чем-то это напоминает наш классический вакуум и постоянно рождающиеся и аннигилирующие в нём частицы. Так что накопление информации, которую можно условно назвать фокусировкой, происходит только внутри этой границе. Но что случиться, если вдруг какое-то событие окажется за границей, но в писанным в смысловые связи существующей вселенной?

— Граница будет смещена, — ответил я.

Будто в подтверждение моих слов «лист бумаги» на экране зашевелился, а потом его небольшой сегмент переместился чуть в сторону, через мгновение снова слившись с основной поверхностью.

— И это правильный ответ! — ответил Вася. Его костюм изменился: он стал светлым, переливающимся, на нём появились блёстки. Свою реплику он проиллюстрировал звуком, с которым автоматы в казино сообщают о выигрыше.

«Обязательно вот это всё?» — мысленно спросил я.

Вася вернул чёрный костюм.

— Перебор? — спросил он вслух. — Ну извиняюсь. Вообще считается, что любую, даже самую сложную идею легче понять, если она даётся в игровой форме!

— Вась… похоже, на тебя всё-таки влияет это междумирье, да? — спросил я.

Вася подмигнул и указал на меня пальцем.

— Раскусил, — сказал он. — Да, есть определённые эффекты. Но это связано с человеческой стороной моей личности.

— Погодите-ка, — вмешался Макс. — И что теперь? Можно просто так путешествовать во времени, не боясь парадоксов? Вселенная, типа, сама подстроится?

— Не вполне так, к сожалению, — грустно вздохнул Вася на экране. — Есть определённый предел изменений. К сожалению, предсказать, где именно проходит эта граница невозможно — всё зависит от конфигурации браны и точки приложения. Но, если быть неосторожным, то может произойти и такое.

«Лист бумаги» на экране сначала будто начал вспухать изнутри, словно бы стремился расти одновременно во все стороны. Потом в его центре появился надрыв. Края этого надрыва налились красным, будто их охватил огонь. Отверстие стремительно расширялось, разбрасывая в разные стороны клочья «листа», которые медленно таяли в окружающем пространстве, развеиваясь мельчайшим пеплом.

— Собственно, вот что может произойти с нашей Вселенной, — сказал Вася. — Если перейти компенсаторный порог сложности изменений.

— То есть, парадоксов всё-таки следует избегать? — уточнил Макс.

— Как сказать, — улыбнулся Вася. — Дело в том, что сейчас мы находимся на таком уровне развития, когда даже максимальные изменения, которые теоретически могут сгенерировать наши путешествия через пределы нашей браны не могут даже приблизиться к этому порогу.

— Ну и замечательно! — осклабился лётчик.

— Правда, есть один нюанс, — продолжал Вася, хитро улыбнувшись.

«Лист бумаги» на экране исчез. Его место заняла постепенно усложняющаяся формула. Я опознал потоки Риччи и пытался следить за развёртыванием, по крайней мере, при переходе к классическому доказательству гипотезы Пуанкаре. Однако потом я сбился — когда вычисления вышли за переделы размерности три. Как бы то ни было, теоретические выкладки, которые демонстрировал Вася, касались субкритических состояний пространства-времени.