Несмотря на приглушённое освещение, оба корабля-невидимки оставались хорошо различимы — и на обзорном экране, и через внешние камеры.
Прошло минут двадцать. В ангаре стояла зловещая тишина. Никто не выходил. Никаких признаков движения — лишь гул двигателей «Обжоры» и ровный свет экранов.
И вдруг…
— Люки, — прошептал Серхио Родригес, указывая на экран.
— Вижу, — коротко ответил Касаткин.
Синхронно, будто по команде, на обоих кораблях-невидимках открылись верхние люки пилотских кабин. Изнутри вылетели две фигуры — пилоты.
На них были лётные костюмы с блестящими золотистыми наплечниками, переливавшимися, как чешуя, под светом ангара. Тёмные брюки уходили в массивные ботинки, а головы скрывали чёрно-золотые шлемы с опущенными забралами.
Они подошли друг к другу, обменялись короткими взглядами и одновременно повернулись к «Обжоре».
Секунда — другая. Тишина.
И вдруг оба сняли шлемы.
Пилотами оказались парень и девушка — довольно молодые, со схожими пепельно-серебристыми волосами. Они спокойно стояли рядом с одним из кораблей, держа шлемы в левой руке.
— Похоже, они ждут нас, — заметил Тиран.
Касаткин кивнул и, обернувшись, спросил:
— Что там с атмосферой в ангаре? Дышать можно?
Александр Лисиченко проверил данные и доложил:
— Атмосфера пригодна. Опасных примесей не обнаружено.
— Тогда идём знакомиться, — сказал капитан. — Тиран и Родригес, остаётесь на мостике и наблюдаете за развитием событий. Максудов, Ника — со мной.
Касаткин не спеша двинулся к пилотам. Назар и Ника шли следом. С первого взгляда они казались людьми, но, приблизившись, Алексей Иванович усомнился. Во-первых, глаза — зрачки у обоих были чёрно-жёлтые. Во-вторых, форма ушей: заострённые, направленные вверх.
Он пытался вспомнить, где видел подобное, но память молчала. В этот момент в наушниках раздался шутливый голос Томаса, временно заменявшего Максудова на мостике:
— Эльфийские ушки у нашей подружки.
И Касаткин понял, на кого похожа эта пара — на эльфов. Но развить мысль он не успел: девушка-пилот подняла правую руку, указала на грузовой отсек «Обжоры» и произнесла несколько слов на незнакомом языке.
— Назар, Ника, есть предположения, что за язык? — спросил Алексей Иванович.
— Нет, — ответила Ника.
— Не знаю. Ничего подобного я раньше не слышал, — добавил Назар.
— Тиран?
В наушниках капитана раздался голос первого помощника:
— Я тоже не узнаю язык, но, похоже, они хотят забрать своего пилота.
— Это и так ясно, — пробурчал Касаткин и приказал открыть грузовой люк.
На лице девушки были заметны следы сильной усталости. Её напарник держался чуть лучше, но капитан был уверен: чувствует он себя не лучше.
Звук открывающегося люка разнёсся по ангару, и девушка снова повторила свою фразу. Касаткин попытался заговорить на нескольких языках, но быстро убедился: пилоты их не понимают.
Приняв это как факт, он указал рукой на свой корабль и отошёл в сторону. Девушка верно поняла жест. Сделав несколько шагов к «Обжоре», обратилась к напарнику. Тот коротко ответил, сел у борта и, прислонившись к опоре, вытянул ноги.
Она последовала за экипажем в грузовой отсек. С помощью тросов добралась до корпуса третьего невидимки и, сделав несколько простых манипуляций, открыла люк кабины.
Признаков жизни пилот не подавал. Был ли он мёртв или без сознания — инженер не знал. Девушка и Назар обвязали тело тросами.
— Похоже, можно вытягивать, капитан, — сказал Максудов и, чтобы убедиться в согласии, слегка дёрнул канаты и показал пальцем вверх.
Девушка кивнула.
— Всё готово. Тяните.
Тросы натянулись, и пилот третьего корабля медленно взмыл вверх. Назар видел, как капитан легко, будто пушинку, подхватил тело и уложил его на площадку.
Ника наклонилась и попыталась снять шлем и костюм. Ни у неё, ни у Касаткина ничего не вышло. Девушка это заметила, попыталась подсказать, но сил явно не хватило.
Назар успел подхватить её, когда она начала оседать. Она тяжело дышала, но, сделав усилие, ухватилась за его руку и поднялась. Затем указала пальцем вверх, показывая, куда ей нужно.
— Мы поднимаемся, — доложил инженер.
Касаткин, неся тело третьего пилота, двинулся в медкабинет. Назар, поддерживая девушку за руку, последовал за ним вместе с Никой. Капитан аккуратно уложил свою ношу на операционный стол.
Девушка-пилот, положив руки на шлем, коленями легко сняла его. Алексей Иванович и Ника переглянулись, поражённые той лёгкостью, с какой ей это удалось.
На операционном столе лежал третий пилот с корабля-невидимки. Это тоже оказалась девушка — с теми же пепельно-серебристыми волосами, небольшими заострёнными ушами и схожими чертами лица со следами усталости. Гостья расстегнула скафандр на бесчувственном теле, приложила руку к шее и прислушалась к медленным ударам пульса.
— Ника, может, ты осмотришь? — спросил Касаткин.
— Хорошо. Но я не уверена, что у нас одна анатомия, — ответила доктор.
Их диалога девушка не поняла. Но намерения Ники были очевидны, и она жестом указала на тело, разрешая осмотр.
В тот момент, когда доктор собиралась начать обследование, в медкабинет вошёл ещё один член экипажа и заявил о своём присутствии громким «мяу!». Реакция пилота на появление кота удивила всех. Резко обернувшись, гостья уставилась широко раскрытыми глазами на сидящего у двери Храбреца — и улыбнулась. Радость от встречи была такой сильной, что следы усталости исчезли с её лица.
— Ронта! — произнесла она и опустилась на одно колено, положив руки на другую ногу и слегка склонив голову в поклоне.
Назар, Ника и Алексей Иванович невольно разинули рты. Со стороны это выглядело как почитание царственной особы. Храбрец же сравнениями себя не утруждал: увидев присевшую девушку, он сделал то, чего никто не ожидал. Подбежав, кот запрыгнул передними лапами на её ногу, выгнул спину и потянулся мордочкой к её лицу. Хвост метался из стороны в сторону, как при радостной встрече старого друга. Касаткин не мог припомнить случая, чтобы Храбрец так вёл себя с незнакомцами.
Для гостьи поведение кота не стало неожиданностью. Погладив мурлыкающего Храбреца, она взяла его на руки и снова повторила:
— Ронта!
Затем показала коту на девушку без сознания. Поднесла к мордочке руку, где мизинец и безымянный палец были прижаты к ладони, а остальные слегка согнуты. Резким движением разогнула пальцы, словно когти, и через пару секунд вновь указала на пациентку. Кот мяукнул, будто подтверждая «понял», и она осторожно опустила его на грудь лежавшей. Раздвинула ткань комбинезона.
Касаткин с интересом наблюдал, но не понимал, чего она ждёт от кота. А вот Храбрец всё понял. Он прошёлся по телу девушки и улёгся у неё на шее. Замурлыкал. Раз за разом впускал коготки в кожу.
Ника уже потянулась было согнать кота, но гостья остановила её — сначала жестом, затем словами.
— Мне кажется, кот понимает её лучше, чем мы, — не удержался Назар.
— Очень похоже, — согласился Касаткин и, повернувшись к доктору, спросил: — Что он делает?
— Не знаю, — призналась Ника. — Но он пробовал то же самое со мной. Я его сгоняла, думала — играется. Я ещё не все его повадки изучила.
Минуты четыре ничего не происходило. Храбрец мурлыкал и снова впускал коготки в тело без сознания.
На пятой минуте девушка дёрнулась, словно внутри что-то включилось. Медленно открыла глаза.
Сначала — широко, испуганно, будто вынырнув из кошмара. Зрачки дрогнули, взгляд метнулся по потолку, лицам, свету ламп. Тело дёрнулось, словно она пыталась вскочить, но мышцы не слушались.
Она резко втянула воздух, будто боялась, что его отнимут. Взгляд остановился на коте — и замер.
Храбреца она узнала мгновенно. Паника в глазах отступила, плечи расслабились, дыхание стало ровнее.
— Ронта… — выдохнула она с облегчением и недоверием одновременно.
Рука девушки поднялась дрожащая, неуверенная — и лишь коснувшись мягкой шерсти на щеке кота, она окончательно успокоилась. В уголках губ появилась слабая, почти детская улыбка.