Гости веселились. Разговоры за столом стали громче и оживленнее.

Слева от меня усадили ту самую любопытную тетушку, которая все еще была мне незнакома. Пожилая дама после первой рюмочки лихо расправилась с каким-то сложным фиолетовым блюдом и, не взирая на протестующие вопли своего столового прибора, требовала добавки, стуча по столу. Стоит отдать ей должное, стучала она не ладонями и не кулаками. Требовательно отбивала дробь длинными блестящими ногтями, покрытыми, судя по звуку, настоящей бронзой, а не лаком.

Особенно меня напрягал ее веер. Он то и дело захлопывался прямо перед её носом, издавая резкий металлический звук «клац!», от которого я каждый раз подскакивала. Ну не ожидала я, что такая стильная вещица будет такие звуки издавать!

— Ах, деточка, — вещала раскрасневшаяся и несколько уже растерявшая свою спесь тётушка, — в нашем роду все браки были благородны и выгодны.

— Клац, — подтвердил веер.

— Надеюсь, брак Стива не исключение и вы, деточка, одарите нас знатной родней.

— Клац, — заявил веер агрессивно.

В этот момент я подумала, что этот её веер специально обучен добивать жертв морально.

— Безусловно, — поспешила согласиться я. — Более того, моя родня тоже на это надеется!

Тетушка пустилась в пространные рассуждения, веер поддакивал ей, я прилепила к своему лицу безоблачную улыбку и сидела тихо-тихо, периодически вздрагивая от истеричного поклацывания.

Расположившийся следом за тетушкой благообразный старичок с моноклем (у всех присутствующих пожилых джентльменов сегодня сверкали монокли, так что различить их оказалось выше моих сил). Монокль, к слову, оказался живой: он то и дело шевелился, недвусмысленно подмигивал стеклянным глазом, ерзал, выдвигался из глаза и разглядывал мою тарелку гораздо пристальнее, чем сам дядюшка мое декольте.

Дядюшка молча жевал, тетушка кудахтала, и я рискнула попробовать загадочную массу, похожую на паштет. Стоило мне поднести первую ложечку ко рту, монокль вздрогнул и отчаянно замахал, будто предупреждал: «Не ешь!». Но предупреждение я проигнорировала, сделав вид, что всю жизнь именно это и ела. И когда масса оказалась во рту… увы, монокль нужно было послушаться. Вкус напоминал одновременно рыбный соус, землю после дождя и слегка подгоревших мармеладных червячков… или просто червячков?

Тосты становились все витиеватее и красочнее по оборотам и произносились один за другим почти без перерыва. Сначала нам оставили множество пожеланий: долгих лет, мира, добра и прочих благ. На втором круге родня поспешила познакомить меня с биографией моего супруга (судя по лицу Стива, он явно молился всем драконьим богам, чтобы земля разверзлась и поглотила рассказчиков). Третий круг тостов растянулся на добрый час: каждый высказывал собственные философские воззрения на брак, честь и долг… Особенно меня впечатлило высказывание некоего молодого родственника, заявившего:

— Брак — это как механический котёл! Надо следить, чтобы клапаны не забились, иначе рванёт!

И все дружно зааплодировали, хотя я точно слышала, как где-то в углу один настоящий котёл подозрительно засопел, словно обиделся из-за сравнения.

Впечатлило же меня это сравнение более своей краткостью, нежели глубиной. Остальные родственничики не церемонились и вкладывали в пятиминутные рассуждения весь свой опыт, не иначе…

От скуки я рассматривала стол. Сервировка у нас оказалась забавная. Каждое блюдо доставлял маленький механический официант на колёсиках. Они бодро катились по столу, изредка сталкивались друг с другом и обиженно пищали. Один даже пытался забраться ко мне в тарелку и выложить туда кусок запечённого мяса, но, судя по тому, что предлагаемое мне блюдо и само дёргалось, я была уверена: оно ещё не до конца смирилось со своей участью стать шедевром кулинарного искусства.

А гости веселились уже во всю. Разговоры становились все громче и свободнее. Один из гостей громогласно доказывал соседу, сидящему через три стула от него, что настоящая любовь — это когда жена вовремя подаёт смазку для любимого станка. Его оппонент яростно перебил: «Нет, любовь — это когда она согласна слушать, как ты три часа рассказываешь о регулировке поршней». Я едва удержалась, чтобы не вставить: «Ага, а женское счастье — это когда ты вообще не слышишь ни того, ни другого».

В какой-то момент в зал въехала огромная конструкция, напоминавшая одновременно орган и самовар. Она громко зашипела, и я решила, что это аттракцион. Но нет — оказалось, это десерт. Торт. Свадебный торт. Кульминация любой свадьбы и гордость любой невесты.

Да уж…

Огромная махина начала выпускать из клапанов сладкий пар, а из боковых дверок выезжали тарелки с пирожными, украшенными миниатюрными шестерёнками из карамели.

Вот так, дорогой дневник, мы и сидели. Аристократы теряли человеческий облик быстрее, чем механизмы — пар. И я поняла: будь то крестьянский сарай или зал с позолоченными люстрами, суть свадебного банкета одна и та же. Люди пьют, едят, шумят, и только невеста старается держать лицо. Ну а я ещё и мужа, который того и гляди мог превратить свадебный банкет в файер-шоу.

Стол пустел, содержимое бутылок плавно перекочевавшее в желудки гостей напротив — рвалось наружу.

Очень вовремя появился распорядитель (где он только раньше был, когда я вынуждена была выслушивать велеречивые рассуждения родни о браке!) и свадьба начала плавно перекочевывать в сад.

Нас со Стивом вывели в беседку, украшенную вполне себе по-человечески — лампочками (в виде шестеренок, конечно же) и странными растениями, которые оказались при ближайшем рассмотрении медной проволокой.

Стихийный праздник продолжался. Меня окружили юные родственницы, каждая из которых считала своим долгом задать вопрос уровня «А вы умеете варить суп из гальванизированных винтов?» или «Правда ли, что женщины из вашего мира умеют летать на чайниках?» Я отвечала на всё с ехидной максимальной вежливостью: мол, да, умеем, но чайники у нас обычно двухместные, обязательно должно быть место для водителя.

Дам постарше интересовали более насущные моменты: «А вы собираетесь вмешиваться в дела Министерства?» и «Не опасается ли мистер Стив, что столь сильная и независимая дама окажет чрезмерное влияние на его мнение?» Я вежливо отвечала: «Опасается. И правильно делает». По-моему, дамы остались более довольны моими ответами, чем девицы.

Тётушки из рода Стива ходили за мной, как надзирательницы, подправляли фалды платья, нашёптывали советы, которые я благополучно пропускала мимо ушей. Пару раз я специально наступила на подол так, что раздавался недовольный звон металлических шестеренок. Половина зала вздрагивала, (особенно старательно пытались донести свой страх до окружающих юные девы), видимо, решив, что я активировала боевой режим. Я мило улыбалась, и до следующего звона никто больше не пытался ко мне придираться.

Финал церемонии был ещё ярче: один из дальних кузенов Стива решил испытать меня. Под видом любезности он протянул мне бокал с «особым» коктейлем. Я тут же сообразила: напиток явно был слишком крепок для дамы, и все вокруг замерли в ожидании, как я опозорюсь. Ох уж эти наивные аристократы… знали бы они, что мы в общаге пили…

Я подняла бокал, медленно сделала глоток… потом второй… и, выдержав паузу, громко сказала:

— Ну что ж, милый кузен, у вас неплохое хобби. Только, если позволите совет: в следующий раз, когда подмешиваете в напиток порох, не забывайте, что у него характерный привкус.

Зал отчего-то взорвался смехом, из чего я сделала вывод, что смеялись над чем-то еще. Кузен покраснел, собрав на себе все взгляды. И правильно, не все же мне быть центром внимания.

А потом началась ночь драконов. И чудо.

Орган. Гигантский паровой орган, весь в шестернях, трубах и рычагах, взревел так, что у меня едва не вылетели серёжки. Из его труб вырвались языки пламени, в такт чему-то, отдалённо похожему на марш. Гости зааплодировали и потянулись к центральной площадке — символическому началу Ночи драконов.