— Я думаю, ты лучше. Ты именно та женщина, которая нужна моему сыну.
Неожиданный комплимент заставляет меня покраснеть, и я делаю глоток шампанского. Не успев опомниться, я выпиваю весь бокал, не оставляла даже жалкой капли для приличия. Поставив его на стол, я оглядываюсь в поисках официанта, с нетерпением ожидая, когда мне подольют еще, чтобы пережить этот душевный разговор с матерью Финна.
— Однако мне любопытно, каким образом мой сын тебя оттолкнул. Почему ты с ним рассталась?
— А с чего вы взяли, что это я с ним рассталась? Может, это была инициатива Финна.
— Стоун, если мы хотим строить отношения на уважении, пожалуйста, не оскорбляй мой интеллект. Мой сын никогда не прекратил бы ухаживать за тобой первым. И, пожалуйста, хватит нести чушь о "личных границах" – у меня нет терпения на пустую болтовню. Будь уверенна, я все равно узнаю правду. Поверь мне, нет ничего, чего бы я не смогла узнать, если бы захотела.
— Я верю.
— И правильно. А теперь выкладывай. Что такого сделал мой глупый мальчик, что ты решила разбить ему сердце?
— Вы действительно хотите знать? Прекрасно! Ваш драгоценный Финн уничтожил мой шанс на получение работы моей мечты в Нью-Йорке и лишил меня надежды учиться в Колумбийском на юриста. Вот что он сделал. Довольны? – резко бросаю я, злясь на себя за то, что вообще начала этот разговор.
— Мой Финн сделал такое? – она сводит брови в явном недоверии.
— Да, сделал, – повторяю я, раздраженно щелкая пальцами в сторону официанта, чтобы тот побыстрее принес эту проклятую мимозу, надеясь, что выпивка поможет мне пережить этот разговор.
— Хм. Скажи, Стоун, зная моего сына, разве похоже, что он мог так поступить? – продолжает она допытываться, ее голос звучит как лезвие, обернутое в шелк.
— Раньше я бы сказала "нет". Но у меня есть доказательства.
— Ах, да… доказательства. Опять это надоедливые словно, – говорит она, проводя подушечкой пальца по краю бокала, и в ее голосе впервые слышится злость.
Теперь моя очередь морщить лоб от недоумения.
— Что вы имеете в виду?
— Ты не знаешь? – удивленно спрашивает она.
— Не знаю, что? – спрашиваю я слишком громко, привлекая внимание других посетителей. Мысленно даю себе пощечину за несдержанность и, дождавшись, когда любопытные взгляды устремятся обратно к тарелкам, повторяю шепотом: — О чем вы говорите?
— Конечно, ты не знаешь. Если ты злишься на Финна за то, что он разрушил твои планы, то, очевидно, и избегаешь любых новостей о нем.
— Шарлин, вы же сами говорили, что терпите пустой болтовни.
— Верно, – усмехается она, но в ее усмешке нет ни капли веселья. — Финн бросил футбол.
— Бросил? – у меня буквально глаза вылезают из орбит.
— Да. Знаю, он никогда не мечтал о карьере футболиста, но обстоятельства… скажем так, оказались в лучшем случае печальными. Видишь ли, Ричфилд регулярно тестирует спортсменов, чтобы избежать скандалов. В конце концов, на кону репутация колледжа.
— Какое это имеет отношение к Финну?
— Прямое, дорогая. У Финна положительный тест на стероиды.
— Это невозможно! – почти кричу я, уже не обращая внимания на окружающих. — Финн никогда бы так не поступил.
— Именно. Мой сын может витать в облаках, думая о заездах, но он честен до мозга костей и всегда ответственно относится к выполнению своих обязанностей. Футбол – одно из них.
— Он не жулик, – добавляю я со всей убежденностью. — Футбол не был его мечтой, но жульничать? Он бы никогда не стал этого делать.
— К сожалению, декан Райленд и мой муж больше верят листку бумаги, чем слову моего сына.
— Но вы-то в это не верите?
— А ты? – ее взгляд становится пристальным, будто она хочет оценить мою реакцию.
— Нет, не верю.
— Хорошо. Я тоже, – отвечает она с улыбкой облегчения на губах. — Тогда скажи, Стоун, если ты уверена, что Финн не способен на такое, может, он не совершал и того, в чем ты его обвиняешь?
Я играю с шариком в языке, мысленно собирая пазл из странных совпадений.
— Кто-то пытается насолить ему. Но кто? – наконец прихожу я к выводу.
— Какая ты смышленая. — Она широко улыбается. — С первой же нашей встречи я поняла, что ты ему подходишь. Финну нужен кто-то надежный, кто сохраняет ясность мысли даже в тумане. Но, дорогая, вопрос не в том "кто", а в том "почему"?
Я коротко киваю, размышляя: если мы выясним "кто" то и "почему" рано или поздно станет очевидным.
— Что вы хотите, чтобы я сделала?
— Честно говоря, больше всего на свете я просто хочу знать, что с Финном все в порядке и о нем заботятся.
— Что вы имеете в виду? Разве вы не присматриваете за ним?
— Мой вспыльчивый муж выгнал Финна из дома пару недель назад.
— Дайте угадаю? Из-за футбола, – язвительно бросаю я, с отвращением морща нос.
— Да.
— Не поймите меня неправильно, Шарлин, но ваш муж – редкий козел.
— Я не обижаюсь, дорогая, – говорит она, тихо смеясь. — Я прекрасно знаю, за кого вышла замуж. Но, несмотря на все его недостатки, Хэнк любит своих мальчиков – даже если выражает это… своеобразно. Не прошло и трех дней после ухода Финна, как мой муж начал угрюмо бродить по дому, заглядывая в альбомы с его детскими фотографиями. Мой муж никогда в этом не признается – гордость не позволит, – но он знает, что был неправ. Однако их отношения – это их дело. Меня волнует только мой сын. Всякий раз, когда я пытаюсь заговорить о его возвращении домой, он отмахивается от меня.
— Финн взрослый человек, Шарлин. Он справится сам.
— Нет, если кто-то играет с его жизнью. Я бы предпочла, чтобы он жил дома, чем в поместье Гамильтонов, – добавляет она, и в ее голосе звучит тревога при мысли о том, что ее сын находится в доме покойного губернатора.
— Он у Линкольна Гамильтона?
— Именно. Линкольн всегда был для Финна как брат, так что я понимаю, почему мой сын обратился к нему. Хотя я очень люблю Линкольна, я не хочу, чтобы Финн оставался в том доме дольше необходимого.
— Почему? Если они друзья, почти братья, как вы говорите, то Финн в безопасности.
— В том доме никто не в безопасности.
Я сглатываю, и по моей коже пробегают мурашки от выражения страха в ее глазах и от загадочного заявления, сорвавшегося с ее дрожащих губ.
— Что вы имеете в виду? – спрашиваю я, но она словно застыла в тревожных раздумьях. — Шарлин? – настаиваю я, но, подняв взгляд, она вновь надевает маску безмятежности и заказывает для нас свежие фрукты и киш.
— Так могу я рассчитывать на то, что ты поговоришь с моим сыном? Убедишь его вернуться? –спрашивает она, полностью игнорируя мой предыдущий вопрос.
Я сдержанно киваю, но тревога по-прежнему давит на мои плечи.
В этой истории есть что-то еще, о чем она мне не договаривает. Я уверена. Если хочу получить ответы, то, похоже, есть только одно место, где их можно найти – поместье Гамильтонов. То самое место, от которого Шарлин Уокер так отчаянно пытается уберечь Финна.

Едва покинув "Магнолию", я мчусь через весь город, пока слова матери Финна все еще гулко отдаются в моих ушах, и отчаянно пытаюсь разобраться в этом клубке хаоса. Но среди всех запутанных нитей, за которые я по очереди тяну, для меня становятся ясны лишь несколько фактов – самый очевидной из них заключается в том, что Финн никогда не стал бы принимать запрещенные вещества для того, чтобы улучшить свою игру.
Футбол никогда не был его страстью. Если бы он плохо играл, это стало бы идеальным оправданием, чтобы не идти в профессионалы. Да, он готов был отложить мечты об астрономии, чтобы угодить отцу, но допинг? Это поступок того, кто хочет карьеры в НФЛ, а Финну это не нужно. Я уверена в этом.
Но что, если его мать права? Если кто-то подставил его, чтобы разрушить карьеру, мог ли этот же человек саботировать его личную жизнь? Я так сосредоточилась на обвинениях – думала, он намеренно разрушил мои планы уехать в Нью-Йорк, просто чтобы удержать меня здесь, – что не рассматривала вмешательство третьих лиц. Но что, если все это время кто-то методично пытался сделать так, чтобы Финн потерял все, что для него важно?