Здоровых кур, которых я на время работы загнал в угол выгула, я напоил свежей водой, в которую накрошил несколько зубчиков чеснока, найденных в сарае. Это была лишь временная мера, но хоть какая-то поддержка для их иммунитета.

Когда последние лучи солнца скрылись за горизонтом, я, совершенно вымотанный, рухнул на мешок с сеном у входа в курятник. Тело гудело от усталости, но на душе было странное чувство удовлетворения. Я сделал что-то полезное. Не для людей — на них мне, по большей части, все равно. Для животных!

Уже в полной темноте ко мне подошел молодой парень лет двадцати. Высокий, широкоплечий, с такими же проблемами с зубами, как у Бьорна. Только взгляд у него был не по-детски злым и надменным.

— Эй, уродец, — бросил он, даже не подойдя близко. — Сюда иди.

Я поднялся и подошел. Он швырнул мне к ногам небольшой холщовый мешок, в котором что-то глухо стукнуло.

— Жратва.

Затем он достал с пояса длинную веревку, один конец которой сразу привязал к столбу у входа. Другой он грубо обмотал вокруг моей лодыжки и затянул тугим узлом.

— Чтобы не сбежал, — пояснил он, хотя я и так все понял. — Отец велел.

Длина веревки, впрочем, была приличной. Я мог свободно передвигаться по всему курятнику и даже выходить в загон.

— Батя твой еще ничего, а вот ты манерами не блещешь, — не удержался я от комментария себе под нос, когда он уже развернулся, чтобы уйти.

Он резко обернулся:

— Че ты там вякнул, падаль?

— Говорю, спасибо за заботу, — как можно более миролюбиво ответил я.

Он презрительно хмыкнул и, больше не говоря ни слова, скрылся в темноте. Гусейн Густавов, значит. Яблочко от яблони… укатилось куда-то не туда.

Оставшись один, я первым делом подошел к бочке с щелочным раствором, который я приготовил днем. Тщательно, прям до скрипа, вымыл руки и лицо. Только после этого развязал мешок. Внутри оказалась лепешка, кусок вяленого мяса и фляга с водой.

Поел, сидя на пороге теперь уже чистого курятника, глядя на звезды, которые здесь казались невероятно яркими и близкими. А потом, убедившись, что куры ведут себя спокойно, завалился на мешок с сеном и почти мгновенно отрубился.

Разбудил меня на рассвете знакомый пинок. Гусейн злобно шипел, дергая за веревку на моей ноге.

— Вставай, ублюдок! Из-за тебя лишнюю работу делать, тащиться сюда спозаранку!

Он отвязал меня от столба и грубо потащил в сторону бараков, даже не дав времени опорожниться.

— Погоди, — сказал я, вырываясь. — Передай отцу, — я указал на яму с трупами, — это нужно сжечь. Обязательно.

— Разберутся без тебя, умник. — рявкнул он, но я видел, что он запомнил.

Надеюсь, он сам не решит приготовить себе из них крылышки кфс. Хотя, с его-то характером, лучше бы наелся и отравился, сука. Бесил меня одним своим существованием.

В бараке уже собиралась наша рабочая бригада. Бьорна, кстати, не было. Видимо, у него были и другие дела, кроме как пасти рабов. Нас молча повели обратно в шахту. Все та же утренняя рутина: завтрак из черствого хлеба и рыбы, раздача инструментов. Гнилец, проходя мимо, не преминул напомнить:

— Сегодня — три тележки, чужак. Не сделаешь — будешь ужинать камнями.

Я лишь молча кивнул. Мы разошлись по своим забоям, но не успел я дойти до своего, как меня перехватили Альфред и его люди. На этот раз они были втроем.

— Что-то ты вчера пропал, Саян, — начал Альфред, и в его глазах я увидел плохо скрытое подозрение. Он думал, что меня забрали на допрос? Что я солью их? — Все в порядке?

— Да, — ответил я, стараясь говорить как можно спокойнее. — Загрузили работой по профилю. Я же говорил, что ветеринар, — увидев непонимание на их лицах, пояснил: — Животных лечу. Вот и пришлось до ночи возиться с их курами. Там какая-то эпидемия. Так и оставили ночевать в курятнике.

Я на секунду задумался, а потом решил задать вопрос.

— Скажите, а при вас… кто-нибудь еще пробовал бежать?

Альфред и Клинт переглянулись.

— Был один, — ответил Артур. Голос у него был тихим и спокойным. — Итальянец. Появился здесь дней через пятнадцать после нас. Ретивый был, как молодой жеребец. Все твердил, что он в аду и должен выбраться. Драконов-то он до этого не видел. Его и били, и в яму сажали, а он все свое — бежать. Однажды ночью ему это удалось. Спрятался в том курятнике, переждал, пока все уснут, и рванул. Правда, далеко не ушел. Нашли под утро, в лесу. Избили до полусмерти, допросили, а потом… потом его в шахте завалило.

Пазл начал складываться.

— Итальянец, значит… — пробормотал я. — А когда это было?

— Да месяца два назад, — ответил Альфред.

Ага. Пациент ноль найден.

— Понятно, спасибо.

Не то, чтобы эта информация мне многое даст, просто любопытно.

После такой небольшой беседы мы разошлись.

Спустя время, доработал свою норму (было тяжело и долго), пообедал вместе со всеми и, когда нас снова повели на работы в деревню, догнал англичан разговорить.

— Альфред, — начал я, когда мы отошли на достаточное расстояние от остальных. — Про побег (это слово сказал на английском), я не все понимаю. Вы говорите, здесь есть люди, недовольные вождем. Кто они? Почему они недовольны? И чем реально могли бы помочь?

— А, это… — он огляделся по сторонам, понижая голос. — Это долгая и кровавая история. Чтобы понять ее, нужно знать, что Кьяденьсь не всегда принадлежал роду Ульва. Еще поколение назад здесь правил другой клан, род Харальда Седобородого. Отец Ульва, Эйрик Кровавая Секира, был вождем с соседнего острова.

Альфред сделал паузу, убеждаясь, что нас никто не слушает. Настолько неприятная тема?

— Лет двадцать назад между островами разразилась война. Эйрик привел сюда свой флот. Люди Харальда долго и отчаянно защищали свой дом, но силы были неравны. В решающей битве Эйрик обманом заманил Харальда на переговоры и предательски убил его. Без вождя оборона острова рухнула. Эйрик захватил власть, перебил многих, кто был верен старому клану, а оставшихся силой принудил к покорности.

Он перевел дух. Клинт и Артур, стоявшие рядом, мрачно кивнули, подтверждая его слова. Видимо, эту историю они уже слышали не раз от местных.

— Эйрик правил железной рукой, а потом передал бразды правления своему сыну, Ульву. А Ульв — вылитый отец. Такой же амбициозный, но, возможно, не такой умный. Многие здесь помнят времена Харальда, ненавидят узурпаторов, хоть и боятся говорить об этом вслух. Так вот почему бы нам друг другу не помочь? Мы частично сможем ослабить власть ненавистного им клана. Каждый сбежавший раб, каждая неприятность, случившаяся по вине Ульва — это маленький камень в фундамент их будущей мести.

— А Гнилец? Он тоже из сторонников старого вождя?

— Гнилец? — Альфред презрительно фыркнул. — Нет. Этот червь будет служить любому, кто у власти. Он из местных, но из тех, кто первым предал Харальда и присягнул на верность Эйрику. Его поймали на воровстве из казны вождя. Ульв хотел отрубить ему голову, но Гнилец вымолил себе жизнь, пообещав служить ему верой и правдой даже в рабстве. Он сам по себе. Не доверяй ему ни на грош. Эх-х-х, вспоминаются былые интриги своей родины.

Ладно, понятно… Вроде лишнего не говорил ничего.

Мы подошли к кузнице, куда их направили работать.

— Послушайте, — сказал я быстро, пока нас не разделили. — Я до сих пор ничего не знаю о… да почти ничего. Вот вы сражались с Левиафаном. Что это было? Как он выглядел? Почему он охранял эти острова?

Альфред на секунду задумался, а потом кивнул.

— Хорошо. Слушай…

— Хорошо. Слушай… — начал было Альфред, но его голос утонул в старческом, дребезжащем рыке, донесшемся из-за стены кузницы.

— Нехер никого слушать! — проскрипел голос. — Никто и никогда не сможет завалить Красную Смерть, матерь всех водных драконов. Так что заливайся, козел заморский, где-нибудь в другом месте, а у меня — работай! А ты, — голос обратился уже ко мне, — ты чего тут забыл? Ну-ка, шуруй отседа! Негоже моих работников от дела отвлекать. Любопытная харя. Пшел вон!