Я бросаю взгляд на свой будильник.

Десять часов.

Я потягиваюсь, довольная и счастливая, что так долго спала. Поднимаюсь с кровати, и глаза цепляются за маску, оставленную на моём столе.

Он её оставил.

Я улыбаюсь от удовольствия и беру её, возвращаясь в кровать. Любуюсь ею со всех сторон, теперь, когда она окончательно моя.

Большим пальцем провожу по твёрдым белым губам маски и вспоминаю ощущение, когда я их целовала, и то, как это отразилось на нём.

Я замечаю, как сжимаю бедра друг о друга, чувствуя, как меня волнует это воспоминание. Я вижу его под душем, возбужденного из-за меня. Вспоминаю его руки на себе.

Что со мной происходит?

Он провёл ночь в моей кровати вчера. Дважды. И всё же с того момента, как это произошло на кухне, он ничего больше не пытался.

Чего он действительно хочет от меня, если не этого? Что он ищет?

Почему я?

И, похоже, достаточно одной маски, чтобы мои ощущения вернулись с новой силой. Как будто роли поменялись местами, и теперь это то, чего я жду от него. Чтобы он меня трогал. Чтобы он больше никогда не уходил.

Не отрывая глаз от маски, я скользну рукой по животу, повторяя его вчерашние движения. Я ограничиваюсь лишь несколькими ласками в качестве прелюдии, и также просовываю руку в трусики, так, как хотела бы, чтобы он сделал прошлой ночью.

Я вхожу и выхожу из себя с удивительной лёгкостью, так готова к нему. Прикосновение вызывает приятное жжение, и я тихо стону, закрыв глаза. Чувствую, как сердце колотится в груди, а бёдра сами собой начинают двигаться против моей руки.

Когда я вновь открываю глаза и смотрю на маску, в голову приходит непристойная мысль.

Я вытаскиваю руку из трусиков, чтобы убрать маску, раздвигаю бедра, задыхаясь, и засовываю маску между ног. Прикосновение к пластиковому носу и рту заставляет бёдра машинально двигаться, и я натираюсь о лицо маски, представляя его, воображая, что он всё ещё здесь.

Мне нужно, чтобы он был рядом.

Я действую решительнее, доставая телефон. Листаю сообщения и перечитываю всё, что он мне уже написал, что возбуждало меня сильнее, чем мне хотелось бы признать:

«Он больш ой ?»

Бёдра ускоряют движения, я действую интенсивнее.

«Он толстый ?»

Издаю стон.

«Он мог бы заполнить тебя лучше, чем я?»

Я закрываю глаза, сжимая телефон пальцами, чувствуя, как меня накрывает оргазм. Вся моя концентрация направлена между бедер и на рельеф маски, который меня стимулирует. Стоны превращаются в схлипы, дыхание становится прерывистым и частым.

Мои бёдра замерли, тело напряглось. Дыхание замирает в горле, и оргазм проходит через меня, заставляя дрожать мышцы.

Запыхавшись, я открываю глаза.

Когда пелена удовольствия рассеивается и я снова вижу, я застываю. Смотрю на секунды, бегущие на экране телефона, в ступоре. Стыд накатывает, как разрушительное цунами.

В спешке я сбрасываю вызов.

Делко

Она повесила трубку уже несколько минут назад после своего маленького шоу, но я до сих пор не могу оторвать телефон от уха.

Я был готов сорваться с места в ту же секунду, думая, что она звонит, потому что ей нужна помощь.

А потом она начала стонать в трубку.

Я застыл.

В одно мгновение я снова оказался в её постели, весь на нервах, не в силах довести себя до конца — и вот теперь она снова заставляет меня возбудиться.

Я сжимаю зубы, убирая телефон в карман, дыхание сбивается.

Зачем она это сделала? А вдруг она чего-то ждёт от меня?

Шлем и ключи от мотоцикла в руке, я вылетаю из квартиры, перепрыгивая через ступеньки, с горящим от желания телом. Привожу в порядок ширинку перед тем, как оседлать мотоцикл, и быстро набираю сообщение:

«О ком ты думала?»

Запихиваю телефон обратно в карман, ожидая её ответа, и срываюсь с места.

На красном светофоре хрустят позвонки в шее, когда я давлю рукой на выпуклость, уродующую мою ширинку, пытаясь хоть как-то унять жжение, тянущееся вдоль члена.

Краем глаза замечаю, как какая-то женщина в машине рядом с затаённым страхом наблюдает за мной, крепко вцепившись в руль.

Сдерживаю насмешливую улыбку.

Не для тебя.

Телефон в кармане вибрирует сначала один раз, потом следует целая серия уведомлений.

Моё сообщение её напугало? Возбудило? Разозлило?

Я мгновенно вытаскиваю телефон, нетерпеливо открываю экран, чтобы прочитать, что она скажет в своё оправдание.

«Это не то, что ты думаешь!»

«Это был о случай но !»

«Я поранилась.»

«Я не знала, кому позвонить!»

Я не удерживаюсь от смешка.

Ложь.

Быстро печатаю ответ, пока светофор не сменил цвет.

«В отличие от тебя, я прекрасно знаю, как звучат стоны женщины, когда она получает удовольствие. А ты буквально мурлыкала для меня… Котёнок.»

Улыбка расползается по лицу от этого глупого прозвища, которое я ей дал.

Маленькая. Играющая. Упрямая. Оно создано для неё.

Когда загорается зелёный, я не жду её ответа — убираю телефон и заставляю мотор взреветь.

***

Я следил за ней до кафе и теперь уже несколько минут торчу на парковке, наблюдая за каждым её движением через витрину.

Воплощение примерной студентки.

Красивая. Сосредоточенная.

И никто бы в жизни не догадался, на что она способна с телефоном в руках…

В моём мире, мире закоренелого мачо, всегда казалось очевидным, что женщины существуют только для того, чтобы нас ублажать и воплощать наши самые грязные фантазии.

Но когда я смотрю на неё — она не просто женщина.

У неё тоже есть свои желания. И я — тот, кто хочет их исполнить.

Мне это нравится — что она жаждет меня так же, как я её.

И это бесит. Бесит до чёртиков, потому что, даже не попробовав её по-настоящему, я уже не могу без неё.

Она — всё, что мне нужно, всё, что я хочу и о чём мечтаю.

И я довольствуюсь крохами, которые она мне бросает: короткий ответ на сообщение, лёгкое касание, место рядом в постели… Ничто, по сути.

Но я одержим ею.

Могу часами разглядывать её, представляя, как задираю юбку и рву колготки прямо у бёдер, чтобы войти в неё — зная, что, возможно, этого никогда не будет.

Как будто нормально стоять с каменным стояком по несколько часов подряд, днём и ночью, только из-за неё.

Вчера вечером я хотел поцеловать её, когда она почти умоляла…

Но я бы кончил в тот же миг, как только моя язык коснулся бы её, как чёртов подросток.

Моя гордость и мужское достоинство не пережили бы такого.

А она почувствовала бы на губах мой шрам. Отпрянула бы с отвращением.

Значит, я никогда не смогу её поцеловать?

Не знаю. Может, однажды я всё-таки покажусь ей настоящим, без маски.

Но если скрываться — это цена, чтобы держать её рядом хоть немного дольше, я заплачу.

Буду терпеть, сколько смогу.

Она не Белль, которая полюбила Чудовище.

Здесь нет волшебства.

Ничего не исчезнет. Этот шрам останется со мной до конца. И когда-нибудь тот, кто его оставил, узнает, что такое страх.

Она так погружена в свои дела, что не замечает, как я наблюдаю за ней.

Я вынимаю руки из карманов кожаной куртки, снимаю шлем, спускаюсь с мотоцикла.

Подтягиваю баф повыше на нос — и от холода, и чтобы спрятать шрам, уродующий мою щёку.

Щелчок двери за моей спиной теряется в шуме кафе — никто не обращает внимания.

Первыми меня замечают её подруги.

Когда она сама поворачивается, лицо у неё замирает.

Пытается скрыть растерянность, когда я сажусь рядом, но я всё вижу — румянец, тяжёлое дыхание, напряжённое тело.

Потому что мы оба знаем, что она сделала сегодня утром.

Шалунья.

— Привет, — шепчет она.

Сара — кажется, так её зовут — машет мне рукой и тут же прячется за ноутбуком, делая вид, что работает.

Хелисс бросает мне короткую улыбку, и я не понимаю, что она значит.