— Не отвечай, — скрежещет он зубами.

Моё сердце пропускает удар, дыхание ускоряется. В этот момент он немного пугает меня. Я хватаю его за запястье, чтобы оттолкнуть.

— Отпусти, пожалуйста. Ты мне причиняешь боль.

Я стараюсь говорить уверенно, но голос дрожит, глаза жгут от страха.

Он, кажется, приходит в себя и отпускает меня. Немного смущённо улыбается, отступая на шаг.

— Хорошего пути, Скайлар. До скорой встречи.

Я трогаю руку и киваю, не зная, что ещё сделать. Сдерживаюсь, чтобы не убежать как кролик. Иду быстрым шагом к машине и сразу сажусь за руль.

Я не понимаю, что его так взбесило, но он здорово меня напугал… И если это тот тип поведения, о котором говорила мама?

Делко

Уже несколько дней я сидел под его домом. Под его настоящим домом.

После того, как я оставил его лежать будто мёртвого на промёрзшей земле Чикагского парка, я попытался догнать Скайлар по пути к её машине у станции красной линии метро. Я нашёл её — потерянную в мыслях, шагающую в холоде, совершенно равнодушную к гудкам машин за спиной. Она ни на кого и ничто не обращала внимания.

Я мог бы пройти рядом, коснуться её тела — и она бы и не заметила.

Не из-за ли встречи с отцом она была в таком состоянии? Почему? Разве она не приезжала в Штаты, чтобы повидать его? Подойти ближе? Что он ей сказал? Чего мне не хватает? Что я не знаю?

Я наблюдал, как она поднималась к своей квартире, и, увидев свет в её окне, ушёл. Вернулся домой и внес настоящую фамилию этого ублюдка в своё досье. Я еле верил, что тот, кого я преследовал семь долгих лет, был так близко. Но я не винил себя — когда данные неточные, искать как иглу в стоге сена.

С тех пор я следил за ним; он живёт в каком-то спальном районе, с маленькими одинаковыми домиками в ряд, разделёнными только заборчиками. Некоторые украшены под День благодарения, в тёплых осенних тонах. Другие просто ухожены — аккуратные живые изгороди вместо заборов.

Его дом — гадкий.

Сад зарос сорняками; они ползут вокруг старых заброшенных игрушек. Серая погода делает его участок ещё более унылым и подозрительным. Я, возможно, не объективен — всё, что я вижу, это уродство его души, отражённое в окружении.

Я изучаю его распорядок: записываю время, когда он уходит и возвращается. Он всегда оставляет жену дома. Домохозяйка — с детьми, ухаживает за домом. Старшему лет пятнадцать, младший ещё в начальной школе.

В доме слишком много людей, чтобы я мог так легко вломиться и покопаться, как у Скайлар. Там я мог делать с ней всё, что хотел — у неё не было шансов. Но я был одержим им и потому не тронул её. А она всё ещё меня преследует в голове.

Я не видел её с того вечера, когда последовал за ней. Я оставил её, чтобы сосредоточиться на отце. И всё равно она мне до сих пор снится. Смотреть, как она работает, как бродит по улицам, как смеётся с подругами — мне этого не хватает. Лежать рядом, чувствовать её запах и тепло, мягкость волос, улыбку, смех, голос... Я никогда не устану перечислять, чего мне не хватает в ней.

Глупо держать дистанцию — я её ещё встречу и отниму у отца. Но я продолжаю избегать её взгляда, зная, что она догадывается о том, что я скрываю.

Я уже собрался уходить, когда заметил её машину, подъезжающую к его дому.

Её машина.

Она вышла, нервничая, и тепло разлилось по груди, разбудив низ живота.

Слишком долго я не видел её. Она чертовски красива. В руках она держала бутылку вина, и я наблюдал, как она шла по дорожке. Наконец я прицелился в её ноги, в новые колготки — и думал о том, как хотелось бы разодрать их в клочья ещё раз.

Моя плоть дернулась в джинсах от нахлынувших воспоминаний.

Её постукивание в дверь, её разговор с хозяйкой — я стоял в тени, они меня не видели и не слышали.

Я решил задержаться; мне надо было её ещё раз увидеть, и я дождусь, пока она уйдёт. Моя плоть болела от того, как сжималась в боксёрах; он всё растёт, зная, что она совсем рядом.

Чёрт возьми.

Я закрыл глаза и пытался думать о другом, но знал, что это не сработает. Мне нужно было облегчиться, но ни в коем случае не здесь, в узком проходе между домами. Домой я тоже не собирался. Особенно не сейчас, когда она рядом.

Я уставился на её машину, как голодный зверь. Салон обязательно пропитан её ароматом — монои с кокосом... Дыхание учащается, и мне хочется пробраться внутрь.

Я обошёл вокруг, проверил обстановку и направился к её машине. Как и раньше со входной дверью её квартиры, я поддал рычаг двери. К счастью, сигнализация не сработала — удивительно, сколько непредусмотрительности у этой женщины.

Она явно не обладает инстинктом самосохранения.

Я забираюсь внутрь и опускаю свой воротник-шарф, делая глубокий вдох. Я наполняю лёгкие её запахом и стискиваю зубы, чувствуя, как мой член нетерпеливо дёргается.

В ней меня возбуждает любая мелочь. Я не утруждаю себя борьбой и позволяю волне желания полностью захлестнуть меня. Я больше не могу терпеть и торопливо расстёгиваю брюки, чтобы освободить свой ноющий член. Я плюю в ладонь и начинаю мастурбировать. Сжимаю свой член в кулаке. Движения руки быстрые, я не церемонюсь. У меня нет времени.

Чувствую себя животным в течке. Я дрочу в её тачке, возбуждённый её запахом и тем простым фактом, что она была здесь всего несколько минут назад.

Я представляю её здесь, неистово скачущую на мне, смазывающую мой член своими выделениями, пока я погружён по самые яйца глубоко в её пизду, тёплую и влажную, предназначенную только для меня.

Блядь, это идеально.

Мой член горит от того, что его так яростно надрачивают. Но это то, что нужно.

С неконтролируемым рычанием я взрываюсь себе в ладонь. Сжимаю кулак вокруг головки, чтобы не испачкать всё вокруг. Мои пальцы липкие от горячей, густой спермы.

Свободной рукой я шарю в её бардачке в поисках носового платка. Нахожу уже начатую пачку салфеток и щедро беру себе. Сначала вытираю руку, потом очищаю член и прячу его обратно в штаны. Сую платок в карман джинсов, чтобы не оставить никаких улик своего присутствия, и выхожу из тачки.

Возвращаюсь, чтобы спрятаться в своём переулке, как ни в чём не бывало, чувствуя значительное облегчение. Смотрю на время на телефоне. Я недолго там был, минут десять.

Я вздыхаю и жду.

***

Прошло почти два часа, а она всё ещё не выходила. Я понимаю, семейный обед может занимать время, но меня это бесит. Меня бесит думать о том, что она там с ним и в окружении чужих людей. Меня бесит не знать, что там происходит и о чём они говорят.

Наконец дверь открывается, и они появляются на крыльце — она вместе с отцом.

Я наблюдаю, как они ещё несколько минут разговаривают и прощаются, и моё плохое настроение возвращается с новой силой. Я не свожу с них глаз, и замечаю, как этот придурок меняет поведение: в его отношении к Скайлар появляется жесткость, холод. Я сжимаю зубы.

Не знаю, что она ему сказала, но мне отрадно думать, что это задело его эго и вывело из себя.

Мои губы искривляются в насмешливой ухмылке, но она тает, когда я вижу, как этот ублюдок крепко хватает её за руку.

Всё тело напрягается.

Не смей её трогать, блядь.

Я делаю шаг вперёд, готовый вцепиться в него и выдать ему такую взбучку, что он запомнит на всю жизнь. Может, то, что я устроил в тот вечер, ему и не хватило — но я сдерживаюсь. Если сразу убью его, я испорчу всё.

Моей сестре полагается лучшее. Картеру — лучшее.

Они заслуживают той мести, которую я им обещал, а он... он получит то, что я ему припас.

Но Скайлар не заслуживает того, что с ней происходит. Она не должна страдать из-за него. Ей нужно добро, нежность, забота… Я не отец, но уверен — я бы не стал так обращаться с дочерью, если бы она пересекла океан ради встречи со мной. Это бесит; этот тип прогнил до мозга.

Держи себя в руках, Котёнок. Он долго не протянет.