Я отвечаю:

«Кто это?»

На самом деле, догадка у меня есть. Телефон вибрирует в руке:

«Ты знаешь, кто я.»

Верно.

Я осматриваю улицу, уверенная, что он подглядывает за мной прямо сейчас. Не видя ни мотоцикла, ни подозрительной фигуры, я возвращаюсь к его сообщению:

«Как ты достала мой номер?»

Я пытаюсь сменить тему, слишком смущённая, чтобы отвечать на его нескромный вопрос.

«Как тебе твоя новая игрушка?»

Зря. Он хочет ответа. Чем я думала? Лёгкое раздражение появляется, я злуюсь на себя за то, что меня поймали с поличным.

«Тебя это не касается!»

«Пластиковый член похож на мой?»

Я читаю его сообщение с широко раскрытыми глазами, щеки пылают.

«Не знаю!»

Хелисс спрашивает:

— С кем ты переписываешься?

Я поворачиваюсь к ней, и её взгляд одновременно игривый и любопытный.

Приходит ещё одно сообщение:

«Наглая маленькая лгунья.»

Это не совсем ложь. Технически я лишь мельком видела форму его члена, без деталей.

Телефон снова вибрирует:

«Могу помочь тебе восстановить память, если хочешь.»

Я сдерживаю крик. Он что, знает, что я видела, как он себя трогал?

Невозможно.

В конце концов, у меня уже было несколько моментов, чтобы мельком увидеть…

— Эм, я переписываюсь с мамой, — отвечаю я.

Я отмахиваюсь от этого и возвращаюсь к разговору, когда телефон снова вибрирует:

«Он толст ый ?»

И ещё одно:

«Он больш ой ?»

А потом ещё одно:

«Он заполнил бы тебя лучше, чем я?»

Я смотрю на сообщения, вижу, как они идут одно за другим, и чувствую беспомощность, пока во мне растёт смесь возбуждения и смущения. Скоро я больше не смогу притворяться, что всё в порядке, когда будет ощущение, будто я описалась.

Надо идти домой.

***

На следующий день университет переполнен больше обычного. Новость быстро разошлась.

Нэйт Купер мертв.

Студенты, которые обычно прогуливают занятия, сделали усилие и пришли. Рано утром, перед лекциями, в самой большой аудитории планируется минута молчания.

Я, Сарa и Хелисс идём вместе с толпой студентов, пришедших почтить память. Мы садимся в ряду ближе к выходу — не собираемся здесь надолго.

Я не рассказывала никому о том, что произошло с Нэйтом на вечеринке. Не хочу быть как-то вовлечённой. Чем меньше людей знает, тем лучше.

Хотя официальная версия утверждает, что это было самоубийство, я уверена, что история совсем другая, и он где-то несёт определённую ответственность. Я закрываю глаза, пытаясь думать о чём-то другом, когда снова чувствую тошноту.

Проходит всего несколько минут, и аудитория полностью заполняется. Те, кто не успел занять место, садятся на ступеньки или прямо на пол.

Декан, весь профессорский состав и сотрудники секретариата присутствуют. Я едва слышу слова памяти и короткие рекомендации по поводу употребления наркотиков — лишь бы всё это поскорее закончилось.

Наконец просят соблюдать тишину. Мы с Хелисс и Сарой встаём вместе со всеми студентами. Звонок объявляет начало минуты молчания.

За исключением дыхания, редких вздохов и шелеста одежды, тишина оглушающая. Через несколько бесконечных секунд раздаётся пронзительный, истерический крик в коридоре.

Я вздрагиваю.

Все мы бросаем взгляд на вход в аудиторию, дверь которого осталась широко открытой. Мы ничего не видим, но слышим душераздирающие крики женщины; слёзы угадываются в её голосе.

Когда она пробегает мимо аудитории, убегая от охраны, пытающейся её успокоить, она, наконец, выкрикивает что-то разборчивое:

— Он никогда бы этого не сделал!

Моё сердце пропускает удар и начинает бешено колотиться в груди. Если бы кто-то видел меня, меня бы мгновенно сочли виновной.

Минута молчания окончательно прерывается. В аудитории поднимаются шепоты, шум и суматоха. Я чувствую, как Хелисс наклоняется ко мне:

— Это студентка сестринства Kappa Хи, я её узнаю. Кажется, они спали вместе.

Я громко сглатываю и чуть не давлюсь, думая, что она только что была спасена от ублюдка.

Ей бы стоило экономить свои слёзы. Или хотя бы плакать от радости.

***

Я возвращаюсь с занятий совершенно вымотанная.

Создаётся впечатление, что все темы преподавания сводились к случаю Нэйта Купера.

Самоубийство.

Большая тема в психологии. И я чувствую себя немного виноватой за то, что думала о нём весь день; фантазировала о нём, пока некоторые студенты — студентки — плакали в коридорах университета по поводу смерти Нэйта.

Я подумала о себе… как о больной.

Извращённой. Порочной. Развращённой.

Однако этот вывод… не тревожит меня сильнее, чем обычно.

Как будто он не должен и не должен был тревожить меня уже давно.

Мне всегда было трудно это признать, но факт остаётся фактом: моё удобство и удобство тех, кого я люблю, всегда ставилось выше всего остального.

Выше всего: приличий, честности, морали…

Мама воспитывала меня одна, и я научилась полагаться только на себя, ни на кого не рассчитывать и быть эгоистичной, когда речь шла о моём комфорте и благополучии — физическом или психическом. Ставить своё счастье и счастье мамы выше счастья других.

Я ловлю себя на мысли о секс-игрушке, которую спрятала в ящик прикроватной тумбочки… Но, несмотря на мой индивидуализм, что это делает со мной — пускать слюни по потенциальному убийце? Ставить своё физическое благополучие выше приличий общества, морали?

Весь университет, наверняка, счёл бы меня сумасшедшей. Но… очевидно, что моя вина лишь на показ, достаточна лишь для того, чтобы угодить обществу и удовлетворить, видимо, увядающую этику…

Несомненно, этот мужчина действует на меня, и я не могу это отрицать.

Я вздыхаю, осознавая это, и включаю свет в гостиной, вздрагивая.

Он встаёт с моего дивана, заметив меня. И хотя его присутствие заставляет меня забыть обо всём вокруг, оно также напоминает, что студент умер при нём, и теперь мне нужно узнать правду, чтобы унять все мои вопросы… Слова срываются с моих губ, прежде чем я успеваю их сдержать:

— Ты убил его?

Неизвестный

Она бросила мне этот вопрос в лоб. Без времени на вдох.

Значит, она знает.

Она застала меня врасплох.

Да.

Да, я его убил. Я киваю и подхожу к ней. Её глаза уставлены в меня — допросные и испуганные одновременно. Я пугаю её и притягиваю её внимание.

— Почему?

Почему?

Я прекращаю движение и застываю.

Почему?

Она задаёт другой вопрос:

— Из-за меня?

Я нажимаю по телефону. Её телефон несколько секунд спустя вибрирует:

«Не из-за тебя. Ради тебя.»

Вижу, как она хмурится. Она отрывает взгляд от экрана и бросает на меня убийственный взгляд. Она в ярости.

— Не перекладывай на меня ответственность за убийство, блядь!

Она кричит. Я хватаю её за затылок одной рукой и прикрываю другую её рот, чтобы заставить замолчать.

Соседи могут услышать.

Я заставляю её отступать, прижимая к стене в прихожей. Её щеки пылают, а глаза говорят мне, как сильно она сейчас меня ненавидит. Как сильно она… боится. Она тяжело дышит у моей руки и хватается за мои запястья, пытаясь вырваться.

Это достаточно, чтобы возбудить меня — мой член ёрзает в штанах. Я чувствую влажность её дыхания на пальцах и на мгновение представляю, как мои пальцы скользят между её губ и погружаются в её рот.

Я закрываю глаза и качаю головой, пытаясь успокоиться.

Я отпускаю ей рот и пишу:

«Ты точно не была первой, и не была бы последней. Я сделал то, что должен был.»

Её глаза вдруг наполняются слезами, когда она читает сообщение. И мне хочется утешить её. Я держу её за шею и глажу мочку уха большим пальцем. Она мотает головой в стороны, пытаясь вырваться, и избегает мной взгляда, как будто не понимает. Как будто ещё не осознала.