Как будто следуя моей мысли, она сдовольствием обрушивается на мой торс, и моё тело отвечает, подаваясь вперёд так, что член прячется между её бёдер. Она фыркает.

— Извини… Ты меня напугал.

Я целую её в висок, откидываю влажные пряди на одно плечо, освобождая шею. Она, повернув голову в сторону, дрейфует в моих объятиях, и я целую её, вбираю в себя капли пара, что ложатся на кожу тонкой блестящей плёнкой и стекают по груди.

— Куда ты делся?

«Пошёл спасать твою честь, принцесса», — хочется ответить.

С этим старым извращенцем я не стал устраивать сцену при свете дня, но бесстрашно размял ему телефон и все возможные фотки. Он просто убежал, перепуганный. Почти жалею, что не добил его, как поступил с Нейтом и с тем типом в метро.

Я ничего ей не говорю.

Кладу губы за её ухом и целую снова, отвлекая. Она дрожит, и я вижу, как становятся твёрдыми её соски. Не могу удержаться — обнимаю её грудь. Я её взвешиваю: тяжёлая, идеальная, чтобы влезть в мои ладони. Твердые кончики трутся о пальцы, и я слегка щиплю их, мечтая о том, чтобы засунуть их в рот, попробовать её вкус языком. Она вздыхает и прогибается мне навстречу, сильнее прижимая грудь к моим ладоням.

Отпускаю грудь — снова чувствую, как тянет между её бёдер.

Это не закончится никогда.

Однажды я сдохну от этого.

Её ягодицы дразнят меня. Она провоцирует. Хочет, чтобы я взял её. Но боюсь, что одного раза мне не хватит; боюсь беспрестанно хотеть снова и снова и ранить её узкую малышку.

Часто фантазирую о ней, полной этого игрушечного «чего-то», спрятанного в ней — бледной копии меня, размеры которой ничто по сравнению с моими. И всё равно я завидую этой штуке, представляя, как она кончает от неё, а не от меня.

Когда мечтаю, что её щеки полыхнут, взгляд померкнет, и она будет кричать в темноте своей комнаты, я хочу быть тем, кто подарит ей это наслаждение. Чтобы её влагалище душило мою член.

Но я оставляю её грудь, решив притушить наши страсти — и свои — прежде чем всё выйдет из-под контроля. Мои руки гладят живот, играют с пирсингом, слегка дергают его.

— Делко?

Мой низ живота скручивается, член дергается.

Мне нравится, как она произносит моё имя. В её устах оно звучит прекраснее, с акцентом. Целую ей плечо и жду.

— Что мы такое, ты и я?

Я замираю.

Что мы?

Хмурюсь и снова, почти машинально, глажу живот.

Что мы... я не знаю. Я просто знаю: хочу её. Хотел с первого взгляда. И весь здравый смысл улетел.

Я говорю ей это; моё прикосновение пишет на её гладком животе:

«Я хочу тебя.»

Понимаю по улыбке, что ей это нравится. Целую её снова в шею; из её губ срывается насмешливый смешок. Её смех проникает в голову и мутит разум.

— Ты знаешь, есть и другие способы добиваться девушки, чем преследовать её, да? — дразнит она.

Я улыбаюсь у её волосы.

Правда.

Но не так должно было быть.

Я не мог прийти к ней, половина лица в шраме, и рисковать, что она оттолкнёт меня. И мне не помогли бы тупые бумажки с сообщениями. Преследовать — напугать — было единственным способом, чтобы она действительно заметила меня. Навязать своё присутствие, поселиться в её голове.

Целую макушку, благодарен.

Благословлен в этой беде.

Я беру одну из её бутылочек с шампунем и выдавливаю немного себе на ладонь.

Растираю, а затем начинаю нежно массировать её кожу головы. Она поддаётся, опуская голову и полностью расслабляясь под моими пальцами.

Как кошка, которая просит ласки.

Я аккуратно прохожусь за ушами, по шее — и она почти мурлычет.

Пена быстро вспенивается, пряди спутываются между моими пальцами. Я беру душевой шланг и начинаю смывать шампунь, при этом невольно вдыхаю аромат её волос — мягких, блестящих, тёплых в моих ладонях.

Потом я выдавливаю немного геля для душа на её плечи и грудь. Белая струйка стекает по животу. От прикосновения прохладного мыла к горячей коже она вздрагивает.

Я мну её тело больше, чем мою. Мои руки снова задерживаются на груди; под пальцами ощущаю, как упругие соски касаются ладоней. Провожу ниже — по животу, по бёдрам.

Не могу насытиться ощущением её кожи — гладкой, послушной, живой. Хочу изучить каждую линию, каждую впадинку, каждую мягкую кривую.

Мои губы скользят к её уху, когда кончики пальцев касаются её лобка. Она выдыхает, прижимаясь ко мне крепче. Я чувствую, как внизу всё пульсирует, как напряжение между нами становится невыносимым.

Когда её дыхание сбивается и тело слегка дрожит от ожидания, я улыбаюсь у её шеи, ощущая, насколько она чувствительна, как легко отзывается на каждое прикосновение. Даже малейшее движение моих пальцев — и она уже готова.

Но вдруг она перехватывает моё запястье — дыхание сбивчивое, кожа горячая. Я нехотя убираю руку и снова беру душ, чтобы смыть пену с её тела.

Слышу тихий вздох разочарования, который она тщетно пытается скрыть.

— Спасибо… — шепчет она, и я слышу улыбку в её голосе.

Я нежно прижимаю губы к её влажной коже, целую, ловя каждую каплю.

И вдруг — вибрация телефона на полке за пределами душевой.

Она вздрагивает, вытягивает руку, отодвигает шторку и на ощупь хватает телефон.

Я наблюдаю, как она читает сообщение, но не вижу, что там. Зато вижу, как она напрягается.

Она почти перестаёт дышать.

Я хмурюсь.

Что случилось?

— Эм… Я оставлю тебя домыться, — произносит она неуверенно.

И просто уходит.

Заворачивается в полотенце, отворачивается от меня, стараясь не смотреть.

А я стою под душем, с горячей водой, стекающей по коже, и чувствую, как во мне закипает беспомощное раздражение.

Мне плевать, что она ушла — я хочу понять, что именно вырвало её из этого мгновения. Что заставило её отстраниться. Что её тревожит.

Но вместо объяснений она просто выходит, оставляя меня одного под струёй воды.

Как полного идиота.

Скайлар

Я не могу перестать перечитывать это сообщение снова и снова. Горло пересохло, а в животе — будто лежит камень.

Что за чёрт?

Я уже, наверное, десяток раз смотрю на имя профиля в Facebook и не верю глазам: Алекс Гарсия.

Я почти не дышу, когда читаю первую строчку сообщения:

«Привет, Скайлар. Это папа.»

Слово папа уже давно исчезло из моего словаря.

Сердце грохочет в груди так, будто хочет вырваться наружу. Один короткий текст — и внутри всё рушится.

Я хожу по комнате взад-вперёд, изводя себя вопросами.

Стоит ли рассказать маме?

Она будет в ярости, если узнает, что он со мной связался. Я не видела его с тех пор, как он ушёл, когда я была ребёнком.

А вдруг это просто глупая шутка? Кто-то из прошлого, решивший посмеяться?

Это было бы жестоко.

Но ведь фамилия — его.

Гарсия .

Я же взяла фамилию матери после его ухода, но когда-то тоже носила его имя.

Я открываю его страницу и вижу — это он. Узнаю черты лица, хоть они и постарели. Я видела это лицо сотни раз на старых фотографиях, которые мама хранила в альбомах.

На всех снимках — я маленькая рядом с ним.

Она не выкинула их лишь потому, что не смогла вырвать из них меня.

И хорошо.

Хотя я знаю — ей этого очень хотелось.

Когда-то я пересматривала эти фото постоянно, чтобы не забыть, что у меня был отец.

Я завидовала детям, которых папы встречали после школы.

Глаза начинают щипать, когда я пролистываю его профиль.

Там почти ничего нет — фото у мангала, семейный снимок: женщина, малыш, маленький мальчик.

Он построил новую жизнь.

Логично. Нормально.

Но почему тогда у меня сжимается сердце, будто меня предали снова?

Больше на странице ничего — ни адреса, ни номера, ни публикаций. Аккаунт новый, ему всего пару недель.

И сомнения накрывают волной.

Это действительно он?