— Но это не тебе решать. Это же дело полиции… суда!

Потому что она считает, что ему всё ещё полагалось жить, даже если посадить его? После того, что он сделал с ней? Он собирался её убить изнутри. И она готова была терпеть, лишь бы наказание прошло «по правилам». Меня охватывает гнев.

Я отпускаю её. Её слёзы меня тошнят.

Я яростно тыкаю по экрану телефона:

«Ты его оплакиваешь.»

Она выглядит поражённой от моего сообщения, почти в ужасе. Топает ногой и кричит:

— Нет!

Она прячет лицо в ладонях, сотирает слёзы и вытирает глаза.

— Кто-то может заподозрить…

Невозможно.

Её глаза блестят от ужаса и тревоги. И тогда я понимаю.

Ох…

Вся злость исчезает. Я чувствую, как по члену проходит почти электрический ток, и мошонка сжимается. Тёплое чувство наполняет грудь — нечто вроде радостного блаженства. Мне вдруг хочется поцеловать её. Поцеловать по-настоящему, без маски на лице и без одежды. Мне хочется окунуться в её тепло, владеть ею полностью, только для себя. Но вместо этого я пишу ей:

«Значит, ты переживаешь из-за меня.»

Не ври себе. Ты волнуешься обо мне.

Она нервно хихикает. Пытается отрицать, но тело не даёт ей солгать, и слова не идут. Она ничего не отвечает и не защищается. Смотрит на меня беспомощно, в панике от мысли признаться.

— Убирайся отсюда.

Её приказ — тихий, дрожащий шепот. Почти незаметный. И я не удержался от того, чтобы не написать ей в ответ, желая, чтобы она запомнила эти строки навсегда:

«Знаешь, я вернусь. Я всегда возвращаюсь, Скайлар.»

***

После того как я сообщил хозяину о съезде, я заносил в новую квартиру первые свои мебель и вещи.

С этого момента всё свободное время провожу, наблюдая за её приходами и уходами между факультетом и её домом.

Она стала доказательством моего падения, свидетелем моего неустойчивого отношения к женщинам. Преследовать и прятаться за ними — это вовсе не мой прежний стиль. Раньше я был тем, кого боготворили, о ком мечтали — в постели и на всю жизнь.

Когда я думаю о школьных годах, я не припоминаю ни одного раза, когда бы оставался один. Они всегда были вокруг меня. А потом та авария обезобразила меня, и всё изменилось. Я стал бояться взглядов, издёвок и непристойных замечаний. Страх вызывать у них отвращение. Комплекс. Неловкость в собственной шкуре. Я стал прятаться. Я начал следить за ними, чтобы узнать их и получить то, что хочу. И, что удивительно, им это нравилось: трахаться с безликим незнакомцем.

В клубах было проще. Там девчонки трахают кого угодно. Это их работа. Это стало регулярным, и меня это устраивало.

Потом одна из этих тел однажды сорвала с меня маску прямо во время акта. Она обнажила меня и мои слабости. Её взгляд… он похоронил меня. Всё, чего я боялся и стыдился, было сконцентрировано в её синих, презрительных зрачках.

Я закрылся. У меня всё встало. И я уёбывал оттуда навсегда.

Но она…

Чёрт.

Когда она толкнула меня возле бакалеи в тот вечер, во мне что-то щёлкнуло. Это было не как обычно. Не как тогда, когда я видел в них просто объект для трахa и желание спереться.

Нет.

Она перевернула меня внутри. Она казалась одновременно сильной и хрупкой — словно маленькое существо, которое приятно подразнить, но которое пробуждает неодолимое желание защищать, беречь в грудной клетке.

Она создана для меня; могла бы мне дать отпор, а я создан для того, чтобы охранять её, подогнанный под неё. Мы дополняем друг друга, словно две стороны одной медали.

Одна только мысль о том, что я стану её добытчиком, взводила меня.

И только из-за этого я стою на улице, как ночное животное, вглядываясь в окно её комнаты.

С тех пор, как была та хэллоуинская ночь, она просыпается по несколько раз за ночь. Свет загорается и гаснет, как сейчас. Она долго не может уснуть, потом снова засыпает — и так по кругу. Когда я вижу её, она выглядит измождённой. И я не знаю: из-за Купера… или из-за меня, из-за того, что я сделал, чтобы вытащить её оттуда.

Мысль об этом заставляет меня скрежетать зубами.

Когда свет гаснет, я ещё несколько минут жду и решаю подняться к ней.

Скайлар

Я открываю глаза, ещё когда за окном темно. На этот раз ни сон, ни кошмар не виноваты. Мой взгляд инстинктивно обращается к радиобудильнику. С тех пор как я снова уснула, прошло всего минут двадцать.

Невероятно…

Я вздыхаю и переворачиваюсь в кровати. Замерев на долю секунды, я вскочила на ноги и включила свет.

— Чёрт!

Он стоит у моей кровати и смотрит на меня, скрываясь за своей вечной маской, к которой я, кажется, привыкла.

Я понимаю, что именно его присутствие меня разбудило. Сердце колотится в груди, в ушах и в животе. И я уверена, он тоже это слышит.

— Что ты здесь делаешь? Я же просила стучать, прежде чем войти!

Пытаюсь быть строгой, но сама себе не верю.

Мысль поменять замок уже несколько раз проскальзывала в голове, но ни один его ночной визит не повредил механизм. Менять замок бесполезно — он всё равно бы нашёл способ открыть новый.

Я нервно чешу брови, наблюдая, как он достаёт маленький блокнот. Он пишет и показывает мне:

«Я здесь, потому что у тебя кошмары».

Я сдерживаю улыбку — тронута и одновременно смущена, что мне нравится, что он заботится обо мне. Но быстро прихожу в себя.

Какого черта ему до этого?

— Потому что ты смотришь, как я сплю. Это заставляет меня видеть кошмары, — ворчу я саркастично.

Слышу, как он тихо вздыхает через маску. Так коротко, что мне кажется, будто я это придумала. Я его успокаиваю:

— Всё в порядке.

Я ожидаю, что он уйдёт, но он снова пишет:

«Ты больше не спишь. Это из-за меня, из-за того, что я сделал?»

Я корчу гримасу.

Конечно, нет.

— Нет, я…

Это из-за Нейта, из-за того, что он со мной сделал.

— Он…

Он снова и снова, каждую ночь. А я не могу ничего сделать. Ни ударить, ни закричать, ни дышать. Заключённая в собственном теле. И я просыпаюсь каждый раз, когда ему удаётся…

Я опускаю голову, горло сжимается, не в силах ответить на его вопрос.

Теперь это Нейт преследует мои кошмары, в то время как мой спаситель-харрасер формирует мои сны…

Я не говорю ему всего этого. Просто качаю головой, сдерживая новые слёзы, глаза мутнеют. Я устала плакать. И он это чувствует.

Ничто не ускользает от него.

Он делает шаг, колеблясь, словно готов всё исправить. Я останавливаю его жестом руки:

— Нет…, — глотаю я. — Как ты узнал, что я не сплю?

Он пишет:

«Я вижу, как ты каждую ночь включаешь свет у окна».

Я поворачиваюсь к окну.

Стоило бы закрывать жалюзи…

Интересно, часто ли он так делает, наблюдает из-под моего окна? Может, если бы я позволила ему оставаться здесь, я бы чувствовала себя в безопасности и наконец спокойно спала?

Аргх.

Я корю себя за то, что могу ощущать безопасность рядом с ним, зная всё, на что он способен. Испытывать сочувствие к своему мучителю — обычно это не признак психического здоровья, насколько я понимаю…

Из уголка глаза я вижу, как он пишет ещё что-то и протягивает мне листок:

«С тобой ничего не случится, пока я рядом».

Я поднимаю взгляд к нему — к маске — которая всё ещё смотрит на меня.

Правда?

Я сжимаю листок в кулаке, думая обо всех случаях, когда он меня пугал и ранил.

Погоня, парковка, осколки стекла…

Это всё были лишь несчастные случаи.

Человек, которого он избил в метро, Нейт, которого он остановил, а потом…

Он спас меня.

Я сжимаю пальцы на лёгком шраме на пятке. Он вытащил меня из худших ситуаций, всегда пытаясь исправить свои ошибки. Я больше не могу обманывать себя: он много раз приходил мне на помощь, а ужасы, которые он совершал, были лишь способом меня защитить.

Он не хочет мне зла.

Я тереблю листок в ладони.