Моя кружка почти пуста, я закрываю глаза и вздыхаю, ощущая тепло молока в животе, которое растекается по груди.

Увидев, что мой «коктейль» начинает действовать, Делко протягивает руку через остров и забирает кружку, ставя её в раковину. Он отступает и терпеливо ждёт, молча подталкивая меня к направлению в мою комнату. Я обхожу остров, чтобы к нему подойти, и, дразнясь, ставлю руки за спину, пряча ягодицы, когда мы покидаем гостиную и идём через коридор. Я слышу, как он тихо посмеивается и подшучивает над моим движением в шлеме, и я едва заметно улыбаюсь.

Я сажусь на кровать, хватая свою маску для сна — единственный компромисс, если хочу, чтобы он был рядом со мной — и наблюдаю за ним, пока он движется по комнате. Кажется, он что-то ищет. Я догадываюсь, что именно. Он останавливается, когда его взгляд падает на мою прикроватную тумбочку.

Его маска.

Я затаиваю дыхание, видя, как он подходит к ней, немного стесняясь того, что собираюсь сказать.

— Я бы хотела её оставить…

Делко замирает и поворачивается ко мне. Я почти ожидаю категорического отказа, но он, похоже, размышляет. Он не отвергает мою просьбу, но и не соглашается сразу. Вместо этого он жестом подсказывает мне надеть маску для сна, чтобы устроиться поудобнее. Я ложусь под одеяло и без колебаний надеваю чёрную атласную маску на глаза — если это поможет ему согласиться.

Я догадываюсь, что он снимает шлем и ставит его на стол. Он избавляется от футболки и тяжёлых мотоциклетных ботинок, а затем я слышу, как он подходит к кровати, и одна его рука ложится мне на бедро, когда он устраивается за мной. Матрас прогибается под его весом, и я инстинктивно прижимаюсь к нему, к его теплу. Как и вчера вечером, я ощущаю его руку на животе и его руку под шеей. Его большой палец снова ласкает мой пирсинг в пупке.

Кажется, ему это нравится…

Я краснею, и сердце начинает биться быстрее, мышцы напрягаются. Его пальцы прекращают играть с пирсингом и мягко начинают писать на моей коже. Я улыбаюсь, чувствуя кончик его указательного пальца, рисующего букву за буквой. Мне внезапно вспоминается игра из начальной школы: угадывать фигуры или слова, рисуя их на спине товарища.

Это была моя любимая игра. Наверное, потому что она не была такой сложной, как казалось.

— Ты напряжен.

Я вдруг это осознаю и делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Немного помогает. Не сильно.

— Из-за меня?

Я тихо смеюсь. Как сказать «да», не произнося этого вслух?

— Ты немного меня нервируешь…

Говорить намного проще, когда ничего не видишь.

Я слышу, как он смеётся в моих волосах, а его дыхание вызывает новую волну дрожи. Затем его ладонь начинает ласкать кожу живота, рисуя круги вокруг моего пупка. Каждый раз, когда его рука оказывается прямо над моими трусиками, я не могу не представить, как его пальцы скользят внутрь. Но, кроме того, чтобы слегка напрячь меня, он ничего не делает, не предпринимает попыток.

В отличие от вчерашнего вечера, я поворачиваюсь к нему лицом. Я ощущаю его дыхание на лбу.

Я хочу его коснуться, хотя мне лучше было бы спать.

Не имея возможности гладить живот, его рука медленно скользит вдоль моей позвоночника. Дрожь пробегает по спине, волоски на шее встают дыбом, а кончики моих сосков твердеют.

На ощупь я касаюсь его груди и натыкаюсь на военную пластину. Я чувствую, как его грудные мышцы напрягаются под моим прикосновением. Его кожа горячая и мягкая. На груди нет ни единого волоска.

Сколько ему лет?

Бреется ли он?

Я не знаю, могу ли, и разрешит ли он мне, но я поднимаю руку к его массивной шее, там, где чувствую, как яблоко Адама поднимается и опускается под моим большим пальцем. На ощупь я достигаю его челюсти, один мышца подергивается. Она квадратная. Угловатая. Мощная. Гладкая и безволосая.

— Сколько тебе лет? — шепчу я.

Он ещё несколько секунд проводит рукой вдоль моей спины. Затем на моей талии он рисует изгибы:

«28».

Двадцать восемь лет. Мужчина, а не мальчик; почти тридцать. Между нами всего четыре года разницы, но вдруг я чувствую себя подростком рядом с ним.

Я тихо кусаю губу, чтобы скрыть смущённую улыбку. Поскольку он позволяет мне это, я продолжаю исследовать.

Я позволяю себе угадать его лицо. Большой палец следует по линии его высоких скул, поднимается к виску, затем к густой брови. Спускается вдоль контура его длинного прямого носа и очерчивает губы. Я чувствую, как он улыбается; улыбка плохого мальчика заставляет меня тоже улыбнуться.

Игриво я вставляю указательный палец между его полными губами. Наталкиваюсь на зубы и провожу по их поверхности, считая их.

Я слышу его смех; низкий, глубокий, прямо из груди.

Мой живот сжимается, сердце бьётся быстрее. Я никогда не слышала его голос — впервые получаю его представление.

Я ощущаю, как он двигается и достаёт что-то из-под подушки. Я слышу, как он стучит по сенсорному экрану, затем раздаётся роботизированный голос:

— Проверяешь, все ли у меня зубы?

Я вздрагиваю, удивлённая.

Я смеюсь, понимая, что он использовал приложение, чтобы говорить со мной. Я слышу его тихий смех вместе со мной.

— Да, признаю, стыдно.

Я всё ещё улыбаюсь, лаская его нижнюю губу. Полная. Мягкая. Нежная. Я представляю, что почувствую, если положу свои губы прямо здесь, на его.

Рассеянно я очерчиваю контур, и когда почти достигаю левого края, его рука покидает мою спину, хватает запястье и отводит его от себя. Он не даёт мне дотронуться до него, хотя я так хочу:

— Поцелуй меня.

Я ощущаю, как он напрягается рядом со мной и перестаю слышать его дыхание.

Мои мышцы тоже напрягаются. Я не могу поверить, что только что попросила его об этом. Но… я этого хочу.

Несколько секунд проходят, ничего не происходит, а я с дрожащими губами жду, когда он наконец решит прикоснуться ко мне. Моё запястье всё ещё в его руке, он держит меня подальше от любого контакта.

— Зачем?

— Поцелуй меня, Делко, — шепчу я.

Он наконец отпускает меня. Моя рука тяжело падает на его грудь, а его пальцы вновь начинают ласкать мою спину. Я читаю на своей коже:

«Спи».

— Не сейчас, — отвечаю я.

Я кусаю губу, услышав его приглушённый смех в моих волосах. Чувствую, как он достаёт телефон и что-то печатает. На этот раз меня не удивляет роботизированный голос:

— Если я поцелую тебя сейчас, не гарантирую, что ты сможешь спокойно поспать этой ночью.

Я не сдерживаю нервный смешок, почувствовав, как лицо и грудь начинают раскраснеться. Дрожащая, молча молюсь, чтобы он ничего не заметил в темноте моей комнаты.

— На перемену… — шепчу я.

Ещё одна ночь на ногах — что в этом такого?

Его губы касаются моего лба, тёплые и влажные. Я нетерпеливо поднимаю голову; его рот едва касается кончика моего носа. И когда я чувствую его дыхание на губах, лицо прижато к моему, ожидая, что он наконец поцелует меня, его губы смещаются к уголку моих губ.

Из моих уст вырывается вздох разочарования, и я чувствую, как он улыбается у моей раскалённой щеки, игриво. Он целует её с чувственностью, оставляя несколько маленьких поцелуев вдоль линии челюсти. Его губы касаются меня, словно лаская кожу, пылающую от желания, затем движутся к моей шее. Я слышу его медленное дыхание, его голова устроилась у меня на плече, а пальцы проникают под мою футболку, чтобы написать на моей коже:

«Спи».

Возможно, он прав: если бы он зашёл дальше, я бы точно не уснула. Я вздыхаю с разочарованием и ещё плотнее прижимаюсь к теплу его голой груди. Его пальцы вновь начинают гладить мою спину.

Проходит несколько минут, в течение которых я дремлю, и бормочу:

— Я когда-нибудь увижу твоё лицо?

Моя просьба невинна, законна, однако его пальцы замедляют свои ласки по моей спине, и я погружаюсь в сон.

***

Когда я просыпаюсь, за окном уже светает. И я снова одна; он снова ушёл ещё до того, как я проснулась.