До сегодняшнего утра я бы никогда не догадался, что у него есть нечто большее, чем поддержка семьи О'Ши. Но сегодня он намекнул, что многие семьи с самого начала были против нашего брака. Помогли ли его связи на Северо-Востоке каким-то образом ему захватить власть в Гвардии?

Черт возьми, я должен это исправить. Лейси в слишком большой опасности и слишком близко подошла к проблеме, чтобы самой найти ответы.

Я молча умоляю ее подойти ко мне, когда Роксана заводит разговор с группой. Я ухмыляюсь при виде разочарования мужчин и унижения женщин из-за того, что женщина говорит вне очереди, но я знаю, как отвлечь внимание, когда вижу таковое.

Лейси протискивается сквозь толпу и медленно пробирается ко мне. Даже когда мое сердце учащенно бьется от желания остаться с ней наедине, в моей голове звенят тревожные колокольчики от ее осторожной походки. Обычно она скользит, куда бы ни пошла, ее равновесие и тело танцовщицы работают с силой тяжести и воздухом вокруг нее, чтобы все, что она делает, выглядело легким. Но сегодня вечером она сгорблена, и ее шаги слишком размеренны, чтобы быть естественными.

Что-то точно не так, и мне нужно разобраться в этом. Сегодня вечером она трезва, поэтому я знаю, что ее обдуманные действия не из-за алкоголя. Я не знаю, что произошло за последние двадцать четыре часа, и этот слишком короткий вальс дал мне больше вопросов, чем ответов.

Мне не следовало приглашать ее танцевать, но, черт возьми, было чертовски приятно снова держать жену в своих объятиях... пока я не понял, что ей больно. От ее сдавленных всхлипов меня чуть не стошнило, и я не могу снова расстаться с ней, не узнав, что - или кто - причинил ей боль.

Наконец-то она достаточно близко, чтобы я знал, что она может меня видеть, поэтому я разворачиваюсь и иду по коридору, пока не достигаю шкафа для верхней одежды в конце. Я проскальзываю внутрь, прежде чем тихо закрыть дверь, и моим глазам требуется минута, чтобы привыкнуть к свету, проникающему сквозь щели в дверном проеме.

Как только они привыкают к темноте, я могу разглядеть экстравагантные меха и длинные пальто, висящие в несколько рядов. Между первыми двумя вешалками с одеждой стоит металлический стул, но я нетерпеливо расхаживаю перед ним, не в силах усидеть на месте, пока мои мысли лихорадочно крутятся.

К горлу подкатывает тошнота от страха, что мы снова попадем в эту богом забытую петлю. Я собираюсь потребовать, чтобы она уехала со мной. Она будет настаивать на том, чтобы остаться. Мне придется согласиться, чтобы она не винила меня как придурка, из-за которого убили ее отца. Тогда мое сердце разобьется, когда я буду смотреть, как она уходит, и я буду продолжать беспокоиться, смогу ли я когда-нибудь спасти ее, не заставив ее также возненавидеть меня.

Но на этот раз это приводит в еще большее бешенство, чем все остальное. Потенциально я в нескольких часах езды от того, как Мерек напишет мне, что мы наконец получили ответы на некоторые вопросы, но я знаю, что ничто не будет достаточно хорошим для нее, пока они не окажутся у меня в руках.

Я засовываю руку в карман и провожу пальцами по потертым краям карточки с бубновой королевой. С тех пор как мой отец сделал ее моей меткой, я храню ее в нагрудном кармане своего костюма. Но я усвоил свой урок, когда сегодня у меня не было фишки, поэтому я использую ее в качестве замены, чтобы сохранять спокойствие перед такими, как Монро Барон. Это измотает карточку еще больше, но я надеюсь, что она продержится немного дольше.

— Эй? — голос Лейси приглушен рядом пальто, когда она закрывает дверь. — Я... я ничего не вижу.

Я выныриваю из первого слоя пальто, чтобы подхватить ее, и обхватываю рукой ее запястье.

— Это я, — бормочу я, чтобы не напугать ее, и осторожно веду ее вместе с собой между двумя рядами.

Когда она, наконец, оказывается передо мной, света, просачивающегося сквозь щели закрытой двери, достаточно, чтобы увидеть, как ее голубые глаза блестят от непролитых слез.

— Господи, что он с тобой сделал?

— Ничего. Это просто месячные, и это делает меня эмоциональной. — Она качает головой, но ее голос дрожит, когда она шепчет: — Т-ты сказал, что у тебя что-то намечается. Пожалуйста, скажи мне, что мне нужно сделать это только еще одну ночь. Я не знаю, сколько еще я смогу терпеть это...

Прежде чем она успевает сказать что-нибудь еще, я прижимаю ее к себе. Ее сладкий цветочный аромат наполняет мои ноздри, когда она обнимает меня и сжимает мой пиджак, как спасательный круг.

Черт возьми, я знаю эту женщину всего несколько недель, а уже готов убить ради нее в мгновение ока. Честно говоря, это заняло даже не так много времени. Мир оказался в опасности в тот момент, когда она впервые взяла меня за руку.

— Tine, тебе совсем не обязательно это делать. Пойдем со мной. Мы отправимся прямо сейчас. Мой человек ищет ответы в эту минуту. Они должны быть у него к концу ночи.

Она высвобождается из моих объятий и поднимает взгляд, ее глаза блестят от влаги, как бриллианты.

— Значит, у тебя пока ничего нет?

Мои зубы сжимаются, и я удивляюсь, что они еще не раскололись на куски.

— Я сделаю это в любую секунду.

— Но не сейчас. — Она глубоко вздыхает. — Хорошо… хорошо, у тебя пока нет ответов. Но ты получишь. Еще одна ночь лжи. Я... я могу это сделать.

У меня сжимается грудь, когда мое предсказание начинает сбываться.

— Ты идешь со мной. Больше этого не будет. Ты не можешь туда вернуться.

— Ты уверен, что твой мужчина что-нибудь найдет?

— Я уверен, что он...

— Это значит «нет». Что означает, что я пока не могу пойти с тобой! Послушай, я знаю, ты беспокоишься за меня, но я видела своего отца на больничной койке. Монро показал мне его фотографию. Я должна вытащить его отсюда.

— Что, если ты будешь следующей на больничной койке? — мой голос дрожит, когда я вслух признаюсь в своем худшем кошмаре, но я пытаюсь оправдать свои подозрения. — Я знаю, власти думают, что поймали подозреваемого, но что, если Монро на самом деле стоит за убийством той женщины здесь, в «Руж»? Я читаю людей. Это то, чем я занимаюсь, и у меня это чертовски хорошо получается. Я не думаю, что это дело такое однозначное, как они говорят.

Она медленно качает головой и вздрагивает в моих объятиях. Когда она наконец заговаривает, в ее голосе становится меньше силы, как будто она сама не верит своим словам.

— Это просто паранойя. Барон не убьет меня, но он будет причинять боль моему отцу снова и снова, если мы не спасем его. Мой отец может умереть за решеткой, и я не смогу жить, зная, что могла бы остановить это, проявив терпение еще на одну ночь.

— И ты умираешь внутри. Я не могу жить, зная, что я стал причиной этого. Я чувствую, что теряю тебя прямо на глазах, и я не могу этого вынести. Я хочу, чтобы ты была в безопасности в нашем доме. Я больше не могу стоять в стороне и смотреть на это.

— Я... все в порядке. Нам просто нужно набраться терпения, и не успеешь оглянуться, как мы вернемся в постель и будем делать все, что ты захочешь. — Она пытается рассмеяться, но я не поддаюсь на ее попытки увильнуть.

— Дело не в этом. — Я хватаюсь за пряди своих волос и в отчаянии дергаю их, пытаясь достучаться до нее. — Я люблю тебя, разве ты этого не видишь? Разве ты не чувствуешь это? Возвращение к нему убивает тебя, и это убивает меня. Почему ты продолжаешь настаивать...

Закрадывается сомнение в том, что, как я надеюсь, является настоящей паранойей, и я задаю вопрос, прежде чем успеваю остановиться.

— Ты же не хочешь этого. Правда? Ты хочешь быть с Монро?

— Что? Нет, конечно, нет. Я тоже это ненавижу! Но, пожалуйста, посмотрим, что ты найдешь через двадцать четыре часа. Надеюсь, это будет всего лишь еще одна ночь.

Я прикусываю язык почти до вкуса крови. Останавливаюсь только потому, что ее руки обхватывают мое лицо и притягивают для поцелуя. Я хватаю ее за запястья и качаю головой.