— Что ты несешь!?

— Вы сосались пять минут назад, я в окно видел. А я предпочитаю держаться подальше от семейных разборок, — смеется он.

— Тимур!! — хлопаю ладонью по столу и вмиг взвываю от боли.

Ноготь на среднем пальце лопается отслаиваясь наполовину. Палец пульсирует, пытаюсь продышаться, не позволяя слезам брызнуть из глаз. Крепко зажимаю его в кулаке, боль слегка отступает.

Тимур цокает и покачивает головой.

— Алика, ты ходячая катастрофа. И зачем тебя только батя из Москвы выписал? — поднимается и распахивает настенный шкафчик кухонного гарнитура. Вытаскивает контейнер, роется в нем.

— Уль! У нас пластырь есть? — кричит на всю квартиру.

— Должен быть. Посмотри в аптечке! Порезался?

— Не… Алика тут себе маникюр подправила. Нужно залепить.

Смотрю на свой пострадавший ноготь и едва не роняю слезы. Не от боли, а от обиды. Мне сейчас даже исправить это не на что. Тимур скотина, предъявил отцу все мои долги. Он с ним рассчитался и теперь вычитает из моей зарплаты по пятьсот рублей. Оставляя мне деньги чисто на проезд. А обедать и вовсе отправляет в столовку для сотрудников. Для сотрудников фирмы, комплексные обеды идут с шестидесятипроцентной скидкой, для меня как, для дочки директора они и вовсе бесплатны. Но это еще унизительней, поэтому я в нее не хожу. По-прежнему питаюсь яблоками, йогуртами и ужинаю дома. Спасибо, что хоть цепью холодильник не замотал. Удивительно, как быстро меняются мои вкусовые предпочтения. Ненавижу себя за это и его тоже. Такими темпами я начну есть сосиски и пельмени. Нужно что-то срочно с этим делать. Если папа денег жилит, нужно найти того, кто не станет на меня их жалеть. Для этого мне и нужно было где-нибудь прогуляться. Но куда теперь я пойду в таком виде?

— Нет пластыря. Можно забинтовать, — Тим демонстрирует мне рулон бинта.

— Еще чего, — прячу руку за спину.

— Смотри сама, — кидает бинт обратно в контейнер. Садится за стол. — Как дела на работе? — громко отпивает чай из кружки.

— Отлично.

— Тебя уже повысили из принеси-подай.

— Спрашивает человек, который ни дня в жизни не работал, — пытаюсь съязвить.

— Я учусь, — улыбается почесывая затылок.

— Что-то, я не заметила.

— Я делаю это незаметно.

— Ты будешь звонить ему или нет?

— Кому?

Вот придурок! Так и треснула бы ему между глаз.

— Таксисту этому!

— Аааа, Кириллу. Не… не буду.

Покидаю соседскую квартиру громко стуча каблуками.

— Алика, бл…ть! — орет мне вслед Тимур. — Ты совсем охерела! У нас вообще-то принято разуваться.

Папы дома еще нет, а может уже нет. Мы с ним не разговариваем. Расхаживаю по комнате из угла в угол. Решаю переодеться. Стягиваю резинку с волос, покрываясь испариной. Как же это неприятно, трясу рукой пытаясь вытянуть волосы, застрявшие в отслоенном ногте. Отвратительное, просто отвратительное ощущение. Иду на поиски пластыря. К моему сожалению в нашей аптечке не водится ничего кроме местного обезбола и активированного угля. Папа здоров как бык. Слова Дорофеи о том, что я доведу его до сердечного приступа, вмиг становятся не актуальными. Я могу довести его только до несварения желудка, если все же решусь что-нибудь приготовить. Надо предупредить его на этот счет, пусть прикупит пару средств от диареи, если по-прежнему хочет, чтобы я готовила.

Кое-как переодевшись, глотаю несколько ложек обезжиренного творога и завалившись в кровать смотрю в потолок. Все же пришлось замотать палец бинтом, пластыря в аптечке не оказалось, а цепляться каждый раз за одежду и волосы очень неприятно. Делать это одной рукой было максимально неудобно. Поэтому я стараюсь не смотреть на результат. Теперь я ношу на руке белую сардельку, завязанную на кривой бант. Какое счастье, что завтра суббота, а сегодня был короткий рабочий день. За выходные я что-нибудь придумаю. В конце концов у меня есть еще и мама. Правда последние несколько месяцев она не спешит выходить со мной на связь, прикрываясь разницей часовых поясов. Меня жутко задевает, что она отгородилась от меня таким нестандартным способом. Хотя, почему это он не стандартный? Если вспомнить нашу совместную жизнь. Она всегда занималась только собой. Мое финансовое содержание было полностью возложено на отца и до января этого года моя жизнь была отлажена, как часы. Папа никогда не был жадным. Единственным его желанием было то, чтобы я обязательно училась. Могла ли я подумать, что он так закрутит гайки, узнав о моей небольшой самовольности. Мне казалось, что большее, что меня ждет, это поступление в следующем году. Я была уверена, что он не станет копаться в моих увлечениях, а об операции и вовсе не узнает.

Мысленно считаю до трехсот и поднимаюсь с кровати. Выглядываю в окно. Никого нет. Может он не приедет? Силой мне с ним не справиться. Попробовать хитростью? «Ты уже попробовала!», — говорю сама себе и касаюсь пальцами нижней губы. Во рту моментально возникает привкус мятной жвачки, перед глазами его смеющиеся глаза, в ушах тихий смех и голос: «За проезд зайцем будешь целовать меня еще девяносто девять раз, а за клевету…» А, что если это и правда не он? Силюсь вспомнить в деталях свою переписку с тем придурком после того, как я отослала ему свое фото. Он писал мне еще раза четыре, каждый раз с разных номеров. Если это не он, то у меня появился личный маньяк лет тринадцати. Потому что пошлятиной, которой он меня заваливал, взрослый адекватный человек страдать не будет. Хорошо, что я все удалила. А если он напишет что-нибудь сейчас? Снова выглядываю в окно. Нет его… Его корыто видно сразу, не заметить такое фактически невозможно. Странно, что Тимур водит с ним дружбу. Что у них может быть общего? Ни-че-го… Как и у меня с общественным транспортом, но я же активно его осваиваю. Даже успела сделать некоторые умозаключения на этот счет. Если садиться в автобус с толпой минимум шесть-восемь человек, то можно не прикладывать карту к валидатору. До чего я докатилась… Снова выглядываю в окно, наблюдая как старая белая Приора подкатывает к моему подъезду. Попробовать с ним договориться? Но извиняться я не буду, а ведь денег у меня нет, как и желания общаться с ним дальше тоже… На негнущихся ногах иду в прихожую. Стою несколько минут около двери, разворачиваюсь и топаю обратно. Никуда я не пойду. Присаживаюсь в кресло, грызу ноготь поглядывая на часы. Вздрагиваю, от трели домофона.

— У тебя есть пять минут, — произносит уже знакомый голос. — Ты помнишь, да? Удобная одежда и обувь.

Угу, спортивный костюм и кроссовки. Будем сидеть на кортонах и пить пиво за гаражами. Собираю волосы в высокий хвост, хорошенько прохожусь тонким гребнем, гладко зачесывая виски. Закручиваю локон вокруг резинки, фиксирую его шпилькой под хвостом, слегка закрепляю лаком. Быстро надеваю колготки и черное короткое платье. Плащ, сумочка, ботильоны, брызгаюсь духами и спрятав забинтованный палец в карман плаща, выхожу из квартиры. Никуда я с ним не поеду, но одеваться так как он попросил, было бы как минимум глупо, как максимум мне не свойственно.

А вот он судя по всему принарядился. Смотрю квадратными глазами на то, как он расхаживает около моего подъезда в камуфляжных штанах, рыжих потрёпанных берцах и в каком-то бомжатском свитере, и не решаюсь подойти к машине. Таксист улыбается склонив голову на бок, открывает переднюю пассажирскую дверь.

— А ты послушная, — судя по всему комментирует мой внешний вид. — Живей, живей, мое время дорого стоит, — произносит он, а мне хочется рассмеяться в голос. Что за клоун? Делаю пару решительных шагов и присаживаюсь в машину, сразу же дергаю бардочек вниз. Он оббегает капот и усаживается за руль.

— Ты за дурака меня держишь? — смеется он, когда я пытаюсь рассовать содержимое бардачка фонтаном выстрелившее мне на колени. — Интересная травма, — кивает на мой забинтованный палец. Захлопываю бардачок и убираю руку в карман.

— Я могу дать тебе серьги или браслет, они стоят раз в тридцать дороже той поездки, — поворачиваюсь к нему.