Часть вещей валяется на полу, несколько туфелек разбросаны по ковру без пары. Поднимаю одну их них, они мои самые любимые, ищу глазами пару и рыдаю, рыдаю в голос. Я выпросила их у мамы в прошлом году, обувала всего один раз. Я смотрела на них как на произведение искусства, а он взял и так просто превратил дорогие мне вещи в мусор. В никому не нужный хлам, который поедет на свалку.

С колотящемся сердцем несусь в коридор. В груди жжет. Слезы топят глаза, я в слепую нащупываю ключ в замке, трясущимися пальцами поворачиваю его в замочной скважине, распахивая дверь.

— Стой! — кричит вслед мне папа. — Вернись немедленно, Алика! Я тебя не отпускал! — но я уже несусь сломя голову вниз по лестнице, подворачивая на каблуках ноги.

Плюхаюсь задницей на последние ступеньки первого этажа и рыдаю… Рыдаю так, как еще никогда не рыдала. Он меня уничтожил. Забрал все, что я люблю, все что представляет для меня ценность. Слышу его разгневанный голос в пролетах между этажами и подорвавшись выбегаю за дверь. Не глядя на веселую компанию, проношусь мимо них. Выбегаю за шлагбаум закрывающий проезд во двор. Иду. Иду, быстро, словно спешу куда-то. Мерию широкими шагами полотно шершавого асфальта, застилающего тротуар. Иду в никуда, просто прямо. Потирая озябшие от холода предплечья, задеваю плечом прохожего. Он бормочет какие-то извинения, будто он меня толкнул, а не я его, а я просто иду. Я больше не вернусь к нему. Ни за что, никогда не вернусь. Он никогда не любил меня. Его любовь была лишь фикцией, лишь иллюзией. Он не воспитывал меня и не пытался вложить в меня своей идеологии, тогда, когда я просила его забрать меня. А теперь в нем проснулась отцовская ответственность, теперь он решил выдрессировать меня как обезьянку. Только поздно, папа. Ты опоздал минимум на десять лет.

Белая Приора притормаживает со свистом немного обогнав меня. Водитель будто догадывается, что я не стану обращать на него внимания, начинает медленно двигаться рядом, когда я поравнявшись с ним не сбавляя темпа продолжаю шагать и смотреть вперед.

— Я смотрю, ты налегке! Не жарко? — произносит Дровосек выждав пару минут. Продолжает плестись рядом, раздражая водителей, сигналящих ему и вынужденных обгонять его машину.

— Отвали от меня, — произношу осипшим голосом, сморгнув последние слезы. Кожу на лице стянуло от соли, она обветрится на ветру, но мне все равно.

— Прыгай в машину, замёрзла ведь.

Продолжаю сжимать пальцами голые плечи. Почему я не захватила куртку? Хоть обуться ума хватило, а то топала бы сейчас босиком.

— Отстань! — по-прежнему не смотрю на него.

— Далеко собралась?

Окидываю взглядом проезжую часть собираясь перебежать дорогу. Он тут же возникает передо мной и обхватывает ладонью мое предплечье.

Распахнутая прямо на дороге водительская дверь, прилично раздражает проезжающих мимо. Они сигналят, выкрикивая в окна ругательства.

— Сядь в машину, я отвезу тебя куда тебе нужно, — говорит спокойно сосредоточено смотрит в мои глаза.

Не знаю, почему слушаюсь его. Выдернув руку из его захвата, иду к двери, сажусь в машину, хлопая дверцей. Дровосек на ходу стягивать с себя толстовку, усаживаясь за руль протягивает ее мне. Молча кутаюсь в теплую кофту, не благодарю и не смотрю на него, укладываю голову на стекло и закрываю глаза.

— Куда?

— Прямо, — бормочу себе под нос, проглатывая вязкий ком стоящий в горле.

Больше двух часов мы катаемся по городу. Он берет заказы, подбирает людей. Работает. А я просто сижу опираясь плечом на жесткую пластиковую обшивку двери и смотрю в пустоту.

Отвратительный, сладкий, приторный запах дешёвой туалетной воды заполняет салон, и я тут же опускаю стекло больше чем на половину. Две девки, приземлившиеся на заднее сидение, аккуратно хлопают дверцей машины. Не обращая внимания на мое присутствие, они начинают кокетничать с ним, смеяться. Он поддерживает разговор с ними и мне доходит, что они знакомы. Пропуская половину слов мимо ушей, смотрю на него, потом оборачиваюсь назад и снова на него. Но дровосеку похоже нет до меня дела, он болтает с этими безвкусно одетыми и вульгарно размалёванными шлендрами, слегка приподнимая стекло с моей стороны не до конца, но существенно.

— Останови, мне плохо, — произношу делая вид, что меня тошнит.

— Сейчас нельзя, потерпи немного.

— Останови!

— Остановки на мостах запрещены. Если плохо, возьми в бардачке пакет.

Нажимаю на стеклоподъемник и полностью опускаю стекло. Обмахиваюсь ладонями. Мне на колени ложится маленькая бутылка минералки, извлеченная им из кармана двери.

— Кир, почему ты не познакомишь нас со своей девушкой? — отвратным как дихлофос, в котором она искупалась голосом, гундосит блондинка.

Она высовывается между сидений и приблизившись ко мне, произносит:

— Я Аня, а это Вика, — улыбается.

— Алика, — бормочу себе под нос, отмечая как по его губам пробегает легкая ухмылка, отворачиваюсь.

Он высаживает их во дворе облупленной панельки. Тронувшись с места, открывает и свое окно тоже. Сквозняк вытягивает запах этих девиц из салона. Но я все равно прячу нос в вороте его кофты. Отмечая, что он пахнет очень даже приятно, чем-то древесным, дымным и достаточно терпким. Взгляд притягивают его руки, одна обхватывает руль, вторая спокойно лежит на рычаге коробки передач, время от времени меняя его положение.

— Тебе полегчало? — произносит с улыбкой скашивая на меня взгляд.

Сегодня он выглядит иначе. Несколько дней назад, когда мне пришлось почти до полуночи торчать с ним в поле, он был немного другим. Лохматым и слегка заросшим. Губы начинает покалывать от воспоминаний. Он тогда отдал мне телефон в качестве успокоительного и мне пришлось еще часа полтора сидеть в машине, пока он в потемках выпиливал кустарники и стаскивал ветки на край поляны. Сети не было, телефон оказался совершенно бесполезен. Я сидела и пялилась на него. Не знаю, почему смотрела… Просто смотрела, не отводя глаз и мне совсем не понравилось то странное ощущение, начинающее зарождаться внутри меня в тот момент. Это ощущение словно вязкий сладкий сироп затапливало мое сознание, и я с трудом удержала себя тогда, чтобы не коснуться пальцами его смуглой руки, так же спокойно лежащей на рычаге коробки передач, когда он вез меня домой.

— Почему ты плакала? Поссорилась с отцом?

Киваю и на всякий случай отворачиваюсь к окну.

— Куда тебя отвезти? На сегодня мой рабочий день закончен.

От его слов на душе становится еще более тоскливо. Я не хочу возвращаться домой. Мне нужно как-то продлить время.

— У тебя есть сигареты? — спрашиваю слегка прочистив горло.

Он молча вытаскивает из кармана пачку, протягивает мне.

Верчу ее в пальцах.

— Слушай, а ты не мог бы кое-что достать для меня?

— Что? — вскинув одну бровь, слегка удивленно смотрит на меня.

— Я хочу покурить, но только не это… — возвращаю ему сигареты.

— Да, ладно? — криво усмехнувшись, произносит он.

— Мне нужно расслабиться! Плохо мне… Понимаешь!? — не выдержав его брезгливого взгляда отвожу свой в сторону.

— А, что мне за это будет? — не долго поразмыслив выдает он.

— По-моему, между нами уже установилась своеобразная тарифная сетка, — ощущаю, как пальцы покалывает, а спину, выпрямившуюся в струну сводит от напряжения.

— Оплата вперед! — тут же съезжает на край проезжей части.

— Ты мне не доверяешь? — пытаюсь спрятать улыбку, но она все равно дергает губы, заставляя меня закусить нижнюю.

— Нет.

— Ладно, — подаюсь к нему и обхватив ладонью затылок, притягиваю его лицо к своему.

Закрываю глаза и захватываю его нижнюю губу слега прикусывая ее. Он тут же включается. Наш поцелуй выходит долгим, тягучим, выбивающим мое сознание из реальности. Я тону в его запахе, жадно впиваясь в слегка обветренные губы, скольжу по ним то медленнее, то быстрее. Дровосек тяжело дышит запуская руку под толстовку обхватывает мою талию и подвигает к себе. Второй рукой ныряет под мой топ, и я отстраняюсь.