Спиной на матрас падаю, сверху чужим телом прижимает, знакомый голос прямо в ухо шипит:

— Ну все, рыжик, добегалась. Сейчас я тебя наказывать буду. Так оттрахаю, ноги не сдвинешь.

— Ты какого хрена в клуб поперлась? Еще и в футболку эту вырядилась.

Руки мне над головой скрутил и нависает. Шелохнуться не дает. Глаза злые, бешеные.

Чем ему моя футболка не понравилась? Самая обычная. Может, материал тонковат. Так это хорошо, нежарко.

— Я тебя спрашиваю. Мало денег тебе предложил? Думаешь, здесь больше заработаешь? Или ты пожестче любишь? Так это я тебе сейчас устрою.

На живот переворачивает и джинсы с меня стягивает. Ткань трещит, едва держится.

— Не надо, — кричу, а у самой слезы на глаза наворачиваются. — По делу я сюда пришла, брату помочь хотела.

Он за бедра меня приподнимает и на колено кладет. Джинсы с попы стягивает. Почти голая на нем лежу. Только тонкие трусики от лапищ его наглых защищают.

Молчит, ничего не делает. Голову на него повернуть стараюсь. Боюсь, задумал что-то страшное.

На попу мою смотрит. Подозрительно так, плотоядно.

— Опять врешь. Нет брата у тебя. Я проверял, — выдает хриплым голосом и по попе меня хлопает.

И не сказать, что сильно больно, но так унизительно. Я всхлипываю в голос. Вырываюсь отчаянно. Держит крепко, сдвинуться не позволяет.

— Есть у меня брат. Двоюродный. Тимофеем зовут. Молодой еще совсем. Он с бандитами связался по глупости, — выдаю, пока еще раз не ударил.

Только он не торопится, место удара растирает. Огромной ладонью пол-ягодицы моей захватывает. И так это у него получается, что меня всю дрожь пронизывает. Уж лучше бы бил.

— А от охраны моей зачем убежала? — спрашивает. Голос теперь у него не злой, но мне еще страшнее становится. Уж больно настойчиво массирует.

— Так брату поехала помогать, — беззастенчиво вру. — Ты бы не отпустил.

— Ай, — кричу от еще одного удара. — Это за что? Объяснила же.

— Чтобы больше не бегала, сразу ко мне шла.

С колена меня отпускает. Ягодица горит, но я быстрее джинсы натягиваю.

— Чтобы я тебя близко к таким местам не видел, поняла? — рявкает.

Киваю. Зачем тебе вообще на меня смотреть?

— Пошли, — бросает резко и разворачивается.

— Куда? — спрашиваю оторопело.

В счастье свое поверить не могу. Неужели оставит в покое?

Смотрит на меня насмешливо.

— Хочешь здесь ночевать? Можно, но я, знаешь ли, немного брезгливый.

Головой кручу. С кровати вскакиваю и к двери. Из комнаты этой ужасной выбраться, а дальше что-нибудь придумаю.

Он меня за талию обхватывает, крепко к себе прижимает и в коридор ведет.

Уже знакомая блондинка в улыбке расплывается. Грудью призывно покачивает.

— Приходите к нам еще, — протягивает.

Только он на нее не смотрит. Словно неодушевленный предмет проскальзывает.

По черной лестнице спускаемся, на танцпол не заходим. На улице нас автомобиль ждет с водителем.

Амбал меня в него запихивает, сам рядом усаживается. Я ерзаю, о Дашиной машине беспокоюсь. Нельзя ее здесь надолго оставлять. Колеса снимут, как минимум.

— Мне домой надо, — говорю. — Тетя будет беспокоиться.

Амбал голову ко мне поворачивает, ухмыляется.

— Рыжик, ты еще не поняла? Я тебя у шакала выкупил. Моя ты теперь. Пока все, что задолжала, не отработаешь, будешь делать, что я скажу. Так что готовься. Попку свою упругую разминай. У меня на нее большие планы.

В груди холодеет. Нервно сглатываю. Руки трястись начинают, но я держусь. Не хочу ему свой страх показывать.

— Машину надо от клуба отогнать. Даша за нее еще кредит не выплатила, — пытаюсь говорить твердо, но не получается.

— Ключи давай, я распоряжусь, чтобы все сделали.

Осторожно брелок ему протягиваю, случайно прикоснуться боюсь.

Едим мы недолго, до центра города. Останавливаемся у гостиницы. Амбал выходит, дверь мне открывает, руку подает. Со стороны посмотришь, галантный весь. Никогда не подумаешь, что он такое может с женщиной делать.

Девушки на ресепшене ему призывно улыбаются, заигрывать пытаются. Я отойти хочу, только он не отпускает. Мертвой хваткой к себе прижал, передохнуть не дает. Так в лифт и заходим, а там еще хуже становится. Он меня в угол загоняет, ягодицы лапищами своими огромными сжимает. Будто не хватило ему в той комнате. Дышу через раз, этажа нужного жду.

В номер заходим. Красиво здесь. Окна панорамные прямо на ночной город выходят. В гостиной диванчик с креслами.

Присесть хочу, но он меня в спальню подталкивает. Там кровать огромная.

— Нравится? — спрашивает с ухмылкой. Рубашку снимает.

Мышцы бугрятся на крепком теле. Наколки страшные по всей груди.

Молчу, отворачиваюсь.

— Что затихла?

— Мне бы в душ, — лепечу смущенно.

— Только быстро. У меня скоро хер разорвет от напряжения.

Замок в ванной проверяю дважды. Хлипковат. Рустаму такой на один удар. Вместе с дверью вынесет и не заметит.

Осматриваюсь в поисках дополнительной защиты. Нет здесь ничего подходящего. Хоть вой. Что делать, ума не приложу. Руками себя обнимаю. Дрожу вся.

Воду включаю, сама на пол усаживаюсь. Добровольно не сдамся.

Начнет дверь выламывать, кричать буду. В гостиницах стены тонкие кто-нибудь охрану вызовет.

В клубок сжалась, так и сижу.

Слышу, в комнате телефон звонит. Мой еще в клубе отняли, значит, Рустама.

Мужчина говорит что-то резко, отрывисто. Слов не разобрать, но сразу ясно, он недоволен, ругается.

В дверь стучит. Я замираю, подальше отползаю.

— Ты жива там? — спрашивает раздраженно.

Молчу. Пусть злится, мне только на руку.

— Мне уйти надо. Дела неотложные нарисовались.

Я от радости даже вскакиваю и головой об раковину задеваю. Шиплю от боли, еле сдерживаюсь.

— С тобой точно все в порядке? — беспокоится амбал и дверь плечом пробует, но не сильно. Примеряется.

— Все хорошо. Я только из душа вылезла, — говорю и воду показательно закрываю.

— Открой, — просит хрипло.

Тоже мне дурочку нашел.

— Не могу. Еще не подготовилась, — выдаю первое, что в голову приходит, не самое удачное.

— Да что там готовить, — рычит Рустам нетерпеливо. — Сам все сделаю.

А я опять сжимаюсь. Лучше промолчать. Ведь уже идти собирался, вот и скатертью дорога.

— Не вздумай из номера выходить. Охрану я поставлю. Но если ты опять в догонялки играть надумаешь, имей в виду, я твоего братца из дерьма просто так вытаскивать не стану.

На этих словах я сама к нему бегу, дверь распахиваю.

Губы поджимает. Осматривает.

— Готовилась, значит? — выдает скептически, ухмыляется.

— Ты правда Тимоше поможешь? — спрашиваю, на взгляд его внимания не обращаю.

Ближе ко мне наклоняется. Руку в волосы запускает и к себе притягивает. В глаза ему смотрю. Замираю. Меня обдает горячей волной. Словно его огонь в меня проникает и растекается. Так мне от этого страшно делается, что колотит всю.

— Это ты у нас врешь напропалую, Рыжик. Я же привык свое слово держать. Допрыгаешься, займусь твоим воспитанием, — цедит мне прямо в губы.

В горле пересыхает. Едва дыхание перевожу. Хочется его оттолкнуть, отстраниться. От последних слов у меня ягодица гореть начинает, о пережитом унижении напоминает. Только мне сейчас все равно, лишь бы родственнику непутевому помог. Судя по тому, как он меня из борделя вытащил, сизый ему не преграда.

— Спать ложись. Хватит в ванной сидеть. С утра домой поедем. Начнешь долги отрабатывать, — и такой говорящий взгляд на меня кидает, что меня всю передергивает.

Хорошо, что хоть сейчас уходит. Небольшая, но передышка. В спину ему смотрю. Пусть он Тимоше поможет, а дальше я что-нибудь придумаю.

Снова в ванную иду. На этот раз по-настоящему в душ залезаю. Мылом кожу натираю, воспоминания о борделе с себя смыть хочу. Никогда ему этих шлепков не прощу, пусть хоть что со мной делает. Долго под водой стою, пока не успокаиваюсь.