Натягиваю джинсы и футболку, но далеко уйти не могу. Голова наливается тяжестью. Глаза слипаются. Убеждаю себя, что прилягу лишь на секунду, но подняться уже не получается. Сон наваливается неподъемной плитой.

Просыпаюсь я от крика. Кто-то визжит рядом со мной, угрожая разорвать перепонки. Дергаюсь, пытаюсь преодолеть вязкую слабость и разлепить веки. Тяну руки к лицу, ощущая на ладонях липкую влагу.

Приоткрываю один глаз. Первое, что вижу: кровь. На руках, одежде. Я лежу в луже крови. Приподнимаюсь на локте и замечаю рядом дядю. Он завалился набок в неестественной позе, пригнув голову и сложив руки на животе.

Мертв. Понимание приходит слишком медленно. А когда сознание очищается, меня охватывает ужас. Отползаю подальше от трупа. Испуганно смотрю по сторонам. Я сижу на полу в спальне дяди. Вокруг его кровь. Ей перепачканы мои руки, волосы, одежда, а рядом окровавленный нож.

– Что же вы наделали?! – всхлипывает горничная, что разбудила меня своим криком.

– Я?! – протягиваю удивленно, пытаясь понять, что произошло.

Что происходит дальше, воспринимаю как в тумане. В комнату влетает Виктор. Его глаза в ужасе расширяются. Он переводит взгляд с трупа Степана на меня. Я всхлипываю и мотаю головой.

– Это не я, – кричу что есть силы. – Не я!

Пробую закрыть лицо руками, но замираю, увидев на них кровь. Сколько же здесь крови?!

Сознание уплывает, и я впадаю в спасительное беспамятство, на время покинув творящийся вокруг кошмар.

В нос ударяет резкий запах. Я закашливаюсь и прихожу в себя. В ужасе озираюсь.

Меня перенесли в мою комнату. В окне виднеется серое небо. По стеклу барабанит мелкий дождь. Стараюсь не смотреть на окружающих меня людей. Боюсь увидеть приговор на их суровых лицах.

– Как вы себя чувствуете, Екатерина Егоровна? Говорить можете? – обращается ко мне мужчина в форме.

– Она имеет право хранить молчание, пока не появится адвокат, – вмешивается Виктор резким тоном.

– В таком случае я имею право ее арестовать, – разворачивается полицейский к брату.

– На каком основании?

– Девушку застали на месте преступления с орудием убийства в руках. Какие вам еще нужны основания? – со злостью сообщает он.

– Я не могла, – произношу тихо.

Этого оказывается достаточно, чтобы мужчина снова повернулся ко мне.

– Тогда, что вы там делали с ножом в руках, Екатерина Егоровна? – напирает он.

Пробую выудить из памяти хоть что-то, но там сплошная пустота. Помню, как пила на кухне отвар, потом поднялась к себе, оделась, чтобы бежать и все. Дальше ничего нет.

– Я не знаю, – выдаю жалобно. – Но я не убивала. Это точно не я.

Полицейский поджимает губы и смотрит на Виктора.

– Ее опоили, подставили, – упорствует тот, стараясь меня защитить.

– Кто? Хотите взять вину на себя?

Брат качает головой.

– Тогда я вынужден вас арестовать, Екатерина Егоровна. Пройдемте со мной.

Мне надевают наручники. Холодное железо неприятно давит на кожу. Внизу собралась настоящая толпа из слуг и охраны. Все хотят посмотреть на убийцу хозяина. Я плетусь по лестнице, леденея от ненависти, царящей вокруг. Опускаю голову как можно ниже, словно это может меня защитить. Рядом протискивается Виктор.

– Ничего не говори, пока не приедет адвокат. Ты меня поняла, Катя? Я тебя не оставлю, сделаю все, чтобы вытащить из тюрьмы. Верь мне, – говорит он скороговоркой.

И мне хочется ему верить. Потому что если нет, то мне конец. Мозг работает плохо, но даже так я понимаю: все улики против меня. Для этих людей я чужая. Никто не пожалеет, не поможет.

Меня запихивают в полицейскую машину. В окне я вижу охранников Рустама, что наблюдают за домом, припарковавшись на обочине недалеко от ворот.

Нашли. Значит, выяснят, что случилось. Сообщат Рустаму. Не надеюсь, что он поможет, но хотя бы будет знать, что со мной.

В камере я сижу одна. С тоской любуюсь на голые стены. Обнимаю себя руками и думаю о Рустаме. О том недолгом времени, что нам отмерила судьба. Это помогает не сойти с ума.

Адвокат все не появляется, я уже начинаю подозревать, что Виктор решил не тратить на меня его дорогостоящее время, когда меня вызывает к себе следователь.

– Евгений Ефремович, – представляется мужчина. – Я буду вас защищать. Простите, что задержался. Пришлось убедиться, что все улики собраны правильно.

Следователь бросает на него недовольный взгляд. Ощущение, что они уже не первый день знакомы и откровенно недолюбливают друг друга.

– У меня ходатайство. Немедленно отпустить мою клиентку, – с порога заявляет адвокат, удивляя даже меня своей наглостью.

Следователь недовольно хмыкает и игнорирует смелый выпад. Мужчины еще долго препираются, заставляя меня жалеть напрасно потерянного времени. Перебранка ни к чему не приведет.

– Расскажите подробно, что происходило в тот день и, соответственно, ночь, – просит следователь, сосредоточившись в итоге на деле.

Я рассказываю все, что помню, вплоть до того момента, когда очнулась на полу в спальне дяди.

– То есть вы утверждаете, что жена убитого налила вам заваренный ей напиток? – наседает следователь.

– Было темно, – поясняю я. – Когда я вошла, она уже держала кувшин в руке. И налила мне отвар в чашку. Я выпила, помыла бокал и поставила на стол. Это все, что я видела.

– Почему не оставили посуду прислуге?

– Приучена убирать за собой, – пожимая плечами, поясняю я.

Это привычка, привитая с детства. Поел – убери. Так меня воспитала мама.

– Вас ведь совсем недавно приняли в семью Бегуновых, Екатерина Егоровна? До этого вы официально нигде не работали и жили довольно бедно? А здесь такие деньги. Огромный дом. Прислуга. Роскошная жизнь. У любого закружится голова.

– На что вы намекаете? – не могу сдержать возмущенное восклицание, проигнорировав предупреждающее шиканье адвоката.

– Я ни на что не намекаю. Охрана в доме такая, что мышь незаметно не пробежит. Чужие в дом попасть не могли. Это значит, убил кто-то свой. Из близкого окружения.

– Но в доме полно прислуги. Большинство остается на ночь, – хватаюсь я за соломинку.

– Все верно. Но только три человека выиграли от смерти хозяина. Вы, Виктор Бегунов и его жена Людмила Александровна. По завещанию все деньги в равных долях поделят Виктор, Анастасия Бегунова и вы. Жене достанется лишь относительно небольшая сумма. В моей практике убивали и за меньшее, но из всей компании только вы угрожали жертве, и вас же нашли около трупа с ножом. А вот Людмилу Бегунову никто из слуг ночью не видел. Ее горничная утверждает, что женщина рано легла спать и из комнаты не выходила, что полностью подтверждает ее собственные слова.

В горле образуется неприятный ком. Понимаю, как все выглядит. И все же мозг не хочет отказываться от надежды.

– Там везде камеры, – вспоминая, что говорил Виктор о доме дяди, произношу я с мольбой в голосе.

– Действительно. Но почему-то именно в эту ночь в системе охраны произошел сбой и именно во внутренних комнатах дома.

Все одно к одному. Ловушка захлопнулась, я попалась.

– Не сдавайтесь, – успокаивает меня адвокат, когда мы остаемся одни. – Мы еще повоюем.

Благодаря деньгам и связям Виктора мое пребывание в заключении нельзя назвать ужасным.

“Бывает и хуже”, – повторяю я себе, когда стены давят особенно невыносимо.

Я никогда не страдала слабым желудком, но от местной пищи меня регулярно мутит. Особенно плохо по утрам. Вид у меня зеленый. Похудела так, что почти ничего не вешу. Еще немного и буду похожа на тень.

– Девушке необходима медицинская помощь. Обеспечьте хотя бы осмотр, – требует Евгений Ефремович, получив в очередной раз отказ в выходе под залог.

Как ни странно, но его претензии приносят результат. Меня отправляют к врачу.